Эндрю Макдональд - Дневник Тернера
Но не тут-то было: не давая зверю пробежать и пяти шагов в избранном направлении, охотники, расположившиеся с разных концов поляны, поочередно дырявили его шкуру не причиняющими особенного вреда, но болезненными уколами.
Неизвестно, сколько подобная экзекуция могла продолжаться, но после очередного жгучего привета, вырвавшего изрядный клок из оттопыренного уха, носорог, покрытый потеками крови, сочащейся из многочисленных ран, жалобно взревел и бросился напролом через заросли подлеска. Слава Богу, что выбрал для своей ретирады он ту оконечность поляны, где не оказалось ни одного стрелка…
Подождав, пока треск веток и возмущенные взревывания затихнут вдали, следопыты по одному вышли из своих укрытий, держа оружие наизготовку, в полной готовности дать стрекача при первых признаках возвращения лохматого мстителя. Подойдя к дереву, они задрали головы, любуясь предводителем, сросшимся с веткой в одно целое.
– Слезай, Зверобой!
Самохвалов обратил вниз бледное в синеву лицо и попытался улыбнуться трясущимися губами:
– Не могу руки разжать… Затек весь…
– А ты через «не могу»!
– Хватит зубатить, ребята, – вполголоса оборвал ерничанье товарищей Павел. – Надо его как-то снимать оттуда. Не видите: он в шоке. На ногу его посмотрите…
Смех тут же прекратился, и желание шутить пропало само собой, когда следопыты разглядели, что бедро командира разворочено до самой кости, а штанина промокла от крови, почти неразличимой на темной ткани…
40
– Ну что, следопыты! – весело встретил Константина и Павла шеф. – Не ваша охотничья сметка – покоцал бы меня этот носорог… Это ведь носорог был? Я, ребята, честно говоря, даже не помню в подробностях…
Самохвалов принимал друзей в своем «штабном» вездеходе, полулежа в походной койке, превращенной в госпитальную. Если бы не женщина в белом халате, придирчиво осматривающая и ощупывающая толсто обмотанную бинтом ногу на растяжке, никто бы не опознал в цветущем здоровяке с книжкой в руках недавнего «доходягу», несколько дней балансировавшего на зыбкой грани между жизнью и смертью.
Да, целых четыре дня экспедиция оставалась без руководителя и могла бы остаться навсегда, если бы не опыт и самоотверженность медиков, в первую очередь Пашкиной Валентины. Рана оказалась куда серьезнее, чем выглядела на первый взгляд: острый рог мохнатого чудища, глубоко пропоров мышцы на бедре, повредил кость и, самое главное, порвал несколько крупных сосудов, лишь каким-то чудом миновав бедренную артерию. Если бы она была повреждена, то спасатели – и это в лучшем случае – нашли бы лишь бездыханное тело предводителя. В худшем случае они нашли бы нечто с трудом поддающееся опознанию. Носороги очень злопамятны, и благородство им чуждо… При любом раскладе дотащить до вездеходов живым Владислава не удалось бы ни в коем случае.
Увы, при всей его остроте отнести носорожье оружие к разряду стерильных нельзя при всем желании. Любит он, знаете ли, поковырять своим «плугом» землю, муравьиные кучи… Да и одежда, часть которой оказалась вбитой глубоко в рану, в походных условиях чистотой не блещет… Так что воспаление началось такое, что кое-кто серьезно подумывал об ампутации вздувшейся конечности, что при столь высоком расположении очага инфекции панацеей отнюдь не явилось бы. Да и сама Валентина Егоровна кровожадностью не отличалась и традиций военно-полевой хирургии не придерживалась…
– Недели не обещаю, – сухо сообщила она пациенту, тайно недолюбливаемому по целому ряду причин, прежде чем оставить его наедине с мужчинами. – Но через две-три будете ходить. Если станете безукоснительно придерживаться рекомендаций лечащего врача, конечно, – сурово погрозила она мужу, карман штормовки которого подозрительно оттопыривался. – Режим, режим и только режим!..
– Прямо генерал в юбке! – прошептал Влад, заговорщически подмигивая обоим приятелям, когда звук шагов за дверью каморки стих. – Как она меня крутила-вертела-а!.. И чуть что, сразу – «цыц, больной!»
– Она такая, – поддакнул Константин, косясь на Павла. – И мужа держит в ежовых рукавицах!..
– Да ладно тебе…
Хозяин тем временем ловко выудил из тумбочки стаканчики и фляжку.
– Ладно, мужики, вздрогнем… Считай, с того света меня супруга твоя вытащила, Пал Петрович…
Вскоре пришла очередь «шнапса», принесенного с собой. Разбавленный «фифти-фифти» спирт шел ничуть не хуже настоящей водки, и атмосфера за импровизированным столом (табуреткой, придвинутой вплотную к койке) от рюмки к рюмке становилась все непринужденнее.
– Слышь, шеф, – Костя прикончил последнюю рижскую шпротину, грозящую на несколько десятилетий стать здесь закуской поэкзотичнее белужьей икры, и потянулся за соленым рыжиком. – Раз уж мы тут все свои…
– Да ладно, «шеф, шеф», – сверкнул своей голливудской улыбкой Самохвалов. – Зовите Владом. Какой я вам шеф, тем более – с глазу на глаз.
– Заметано, – улыбнулся изрядно захмелевший Павел. – Только на людях – никаких Владов. Субор-дина-ция! – наставительно поднял он вверх палец.
Выпили за «Влада» и за субординацию.
– И все-таки, – не унимался Лазарев. – Ну про нефть я понимаю. Горючее, все такое… Только мы ведь люди взрослые… Маловато нашей шайки будет для нового человечества.
– На «Мэйфлауэре»[92] еще меньше было, – вставил Павел. – А смотрика: четырехсот лет не прошло – почти триста миллионов.
– Так то четыреста… – вздохнул Константин. – Нам-то, дай Бог, лет тридцать еще протянуть… К тому же «Мэйфлауэр» этот не один был – за ним еще тысячи кораблей шли. И индейцы опять же… А тут мы одни.
Влад слушал их пикировку, улыбаясь чему-то своему.
– Индейцы, говорите? Слушай, Костя, не в службу, а в дружбу – пошарь там в кармане куртки!..
Лазарев, недоумевая, выудил из кармана маленький, но тяжелый бумажный сверточек и протянул хозяину.
– Индейцы, говорите… – Шеф, нарочно не торопясь, развернул потертую на сгибах бумажку. – Индейцев вам подавай…
* * *Лидер не был бы лидером, если бы не мог совершать невозможное.
Не прошло и пяти дней из отведенных Валентиной Егоровной «двух-трех недель», а Влад уже бойко ковылял по лагерю на наскоро сварганенных из попавшихся под руку трубок костылях (вот уж чего не предусмотрели при подготовке экспедиции!). А на седьмой уселся в кабину распакованного и подготовленного к воздушной разведке вертолета.
– Владислав Игоревич! – главврач походного госпиталя была вне себя от возмущения. – Я категорически запрещаю вам это делать! Ваша нога…
– Валентина Егоровна, – сразил жрицу Асклепия самой обаятельной из своего обширного арсенала улыбкой Самохвалов. – В полете она мне не помешает. А если, не дай Бог, чего… Не спасет. Отойдите, пожалуйста.
– Я снимаю с себя всю ответственность! – кипела женщина, но Павел мягко взял супругу за локоть.
– Валюша, поверь, что этот человек знает, что делает…
Конечно, Влад бравировал. Нога болела немилосердно, и если бы не укол, тайком сделанный перед самым вылетом самостоятельно, вряд ли раненый смог бы вынести немилосердную вибрацию «стрекозы». Зато ледяная волна наркотика промыла мозги, сметя без остатка все сомнения и страх за свою шкуру.
– Ничего, ничего, – убеждал он сам себя, ведя винтокрылую машину над самыми вершинами деревьев, чтобы в случае чего плюхнуться на первую попавшуюся полянку, подходящую по размерам. Все-таки летных испытаний после ремонта из-за нехватки горючего не проводили, а камикадзе Владик Шило никогда не был. – Немножко пролечу вперед, взгляну и – назад…
Сперва это «немножко» растянулось на двадцать километров, потом еще на тридцать… Лес, как назло, вместо того, чтобы превращаться в степь или даже лесостепь, наоборот, густел, навевая мрачные мысли.
– Когда же он, наконец, кончится… – шептал, кусая губы от возвращающейся понемногу боли, Владислав. – Неужели я ошибся…
Он уже решил, было, поворачивать назад, когда впереди замаячила…
– Степь! – орал Самохвалов, едва сдерживаясь, чтобы не бросить управление. – Ей-богу, степь!!!..
* * *Толпа переселенцев обступила танк, на который при помощи Павла и Константина взобрался предводитель, и вполголоса обсуждала причину экстренного митинга. Боевики, ревниво поглядывая на новых фаворитов, стояли кучкой поодаль.
– Хочу обрадовать вас, товарищи! – зычно начал Владислав, когда шепотки понемногу улеглись. – Я только что своими глазами видел границу леса. Нам осталось пройти чуть больше пятидесяти километров, и дальше будет лишь ровная степь. Думаю, что завтра к обеду мы позабудем про постоянные остановки, а к холодам будем в Южном Приуралье. Здешнем Южном Приуралье, конечно…
– А зачем оно нам? – ворчливо подал голос кто-то из задних рядов. – Медом там намазано, что ли? Чем оно лучше здешних мест, допустим? Апельсины там растут или куры жареные?
