Марина Дяченко - Пандем
– Мне страшно за тебя…
– Хорошо, – сказал он, помедлив. – Я уже ухожу.
– Кимка…
– Что?
– Ничего…
– Не волнуйся, – он перевёл дыхание. – Не в первый раз…
И дал отбой.
«Справка. В помещении «Комистра» сейчас находятся трое взрослых и один ребёнок».
– Ким, это Алекс. Всё, шутки кончены, они не могут удержать перекрытие. Там ни единого блока – виртуалка и доски, и эта чёртова хренотень, которая плавится…
– Где люди?!
– Их нет на первом, на втором, на третьем. Где ты сейчас?
– На пятом…
– Иди на крышу.
«Пан! Пандем! Скажи мне, что я ошибаюсь… Что ты спасёшь их, даже если я их не спасу…»
Снова закачался пол, и зеркальные волны исчезли. Теперь коридор был скучным, гладким, полным дыма, будто коммунальная кухня…
– Кто здесь? Эй, кто здесь?
…Наверное, он всё-таки надышался.
Время растянулось, как резиновый жгут, и в чаду коридора, где он метался, заглядывая в ниши и ложи, за портьеры, за мониторы, за поросли искусственных лиан, ему представлялся деревянный домик, объятый огнём от фундамента и до самой крыши… И отовсюду бежали люди, несли воду в горстях, несли песок в подолах, по цепочке передавали вёдра… Из рук в руки передавали из окон завёрнутых в мокрые тряпки детей…
«Справка. В помещении «Комистра» сейчас находятся трое взрослых и один ребёнок».
Стена накренилась и ударила Кима по голове. Он упал; конец. Конец «шлюзованию», конец Пандему на земле… Потому что если Пан сейчас допустит Кимову гибель – его больше нет с нами. Он там, с Виталькой, в космосе… Они откроют новый мир… И всё будет по-другому… Иное человечество… И гены Кима Анатольевича Каманина, бывшего хирурга, бывшего биолога, бывшего общественного координатора – они там тоже будут…
С того места, где он лежал, была отлично видна детская рука, вцепившаяся в лист огромного лопуха… декоративного… разросшегося в дальнем углу коридора.
Ким рывком поднялся.
– Алекс… Шестой этаж… спасателей…
«…трое взрослых и один ребёнок…».
– Вставайте! Вылезайте, сейчас всё рухнет…
Молодой человек смотрел на него снизу вверх, глаза у него были непонимающие. Ким ударил его коленом; женщина овладела собой раньше, вцепилась в Кимов рукав и чуть не повалила на пол.
Мальчик молчал. Ему было года четыре.
…Может быть, здание до сих пор не падает, потому что мальчик?..
В этот момент – стоило Киму ухватиться за спасительную мысль – прогоревшая переборка просела окончательно.
Трое взрослых и ребёнок покатились вниз по вставшему на дыбы полу; дверной проём, молил Ким. Пошли мне дверной проём, нам надо встать в дверном проёме, мы спасёмся…
К кому я обращаюсь? К Пандему? К Богу?
Охваченное огнём деревянное зданьице, люди тушат огонь из вёдер и леек, люди тушат своё пожарище…
Падение приостанавливается.
В бывшем коридоре темно. Тускло мерцает покрытие стен, да ещё сверху, из-под перекосившегося потолка, пробивается свет снаружи.
Женщина ищет дорогу вниз – не понимая, что выход только сверху. Мужчина вытаскивает ребёнка из-под упавшего пластнатурового зеркала; ребёнок вовсе не кажется напуганным. Заинтригованным – это да…
– Мы не умрём? – дрожащим голосом спрашивает женщина. – Мы ведь не можем умереть, правда?
Проём в стене вдруг становится шире. Там, снаружи, люди и голоса; там те, что пришли спасти нас. В проломе появляется уродливая насекомовидная морда, и ребёнок впервые пугается.
Это не чудовище. Это человек в спецкостюме, он протягивает руки в перчатках; из-за помех в сети невозможно разобрать ни слова, но слова не нужны. Он берёт на плечи женщину, мужчина подаёт ей визжащего ребёнка, секунда – и визг продолжается уже снаружи… Руки в перчатках возвращаются и вытаскивают теперь женщину; Ким наклоняется, мужчина влезает к нему на плечи и на голову, рывок – и тяжесть уходит, тело мужчины медленно втягивается в пролом, ноги скребут носками по стене…
В это время пол проваливается. Пролом оказывается далеко-далеко вверху; остаётся дым, которого не видно, потому что вокруг темно, черно, теперь уже окончательно…
Я лежу на проседающей груде развалин, задыхаюсь и думаю: а кто их спас, этих троих? Пандем или я?
И кто теперь спасёт меня?
И чего мне больше хочется, выжить сейчас – или понять наконец, что его рядом нет? Что всё, что я сегодня сделал – сделано мной и только мной?
«Справка. В помещении «Комистра» сейчас находится один взро…»
Спасибо.
Вокруг темно. В темноте начинают проступать звёзды; я вижу себя серебряной сигаркой, летящей сквозь космос. Я вижу себя космическим кораблём, Виталькиным домом, и не понимаю, бред ли это – или его последний подарок…
Я думаю об Арине и о Витальке. Я думаю о Ромке, о Шурке, о сёстрах…
И о Пандеме. О том, что тридцать лет назад он протянул мне руку и вытащил из огня…
И тогда мне кажется, что он стоит надо мной.
Смеётся – и протягивает руку.
2001–2002 г.
