Александр Бушков - Королевство теней (сборник)
— Не летай, не летай… Я уйду! Уйду! Уйду!
В моей памяти снова взлетела ракета, тосковало и плакало ее железо. Тоска схватила меня. Не о жене — она далеко. Не о родителях — пусть спят.
Сидя здесь, около болота с ядовитыми цветами, я видел себя букашкой, проползавшей по внешней скорлупе явлений.
Возмущение охватило меня. Это жестоко — дать на время силу и знание Аргусов. Вдвойне жестоко, дав, их отнять.
Эх, закричать бы так, чтобы вздрогнуло плато:
— Хочу силу! Хочу знание! Хочу взгляд Аргуса, проникающий в суть каждой вещи! (А цветы перемещались в мою сторону, выползали на берег в виде черного вздувавшегося кружева).
Сильнее их запах, наглее взгляд белых глаз.
…Моя горечь дошла до верхней точки и там сломалась. Переломившись, она упала вниз, к нулю. Я снова ощущал все хорошее и простое. Я снова почувствовал доброту здешнего солнца, вспоминал Тима, его собак. Росла и росла эта сладость. Наконец она стала нестерпимой, а солнце — беспощадно ярким.
Я жмурился на это солнце. По розовым векам бегал серебряный узор. Веки темнеют. В этой темноте горят хищные глаза орх. Что?.. Я отравлен вами?..
Э-э, нет, не выйдет, вам не получить меня.
— Ники, — позвал я, — Ники.
Я рванулся, вставая, и упал, и снова рванулся.
Вот что-то шлепает по воде. Меня схватили, меня тянут за голову. Оторвут ее. Смешно — если без головы. Кто меня держит?
Ники, схватив, волок меня по камням.
…Очнулся. Около сидели собаки. Они смотрели на меня и молотили хвостами. Ники, растопырив щупальца и прикрыв меня, стрелял по налетающим каким-то черным полоскам.
Одна за другой в небе рвутся гранаты: блоп, блоп, блоп… Несколько цветков, смятых и умерших, лежат рядом. Сердце мое едва бьется. И низко над землей, будто титаническая медуза, наплывает скарп. Он загородил закатное небо.
Тимофей высунулся из него по пояс и кричал.
— Дурень! — кричал мне Тим. — Зачем тебя сюда понесло? Как я без тебя буду жить! Дурень! Сюда доктор приходит в маске!
4
Я лежал в постели. Под головой куча подушек.
Вокруг меня с вытянутыми рожами сидели колонисты. Они принесли мне вкусные вещи. Начальница — засахаренных мокриц. Механик — цветы из теста. Сладкие, пахнущие машинным маслом.
Врач — светящуюся наливку (ее выпил Тим).
Наконец разошлись.
Остался я, Тим и собаки.
Мы по-братски поделили и съели всех мокриц, все печенье и все цветы. Снова наша компания в сборе. Тим посмотрел на меня.
— Выкладывай-ка все, — приказал он. Я сказал о медузе, о работе моей памяти, о моей тоске. Выслушав, он зажмурился на минуту.
— Ты грешишь, — заговорил он, открывая глаза. — В чем твой грех? Ты не думаешь о других (обо мне, например), и тебе нужно величественное.
Но я не виновен… Многогрешен человек. Нападал на себя и на других. На животных, к примеру. Поработил их, то спасал, то губил. А знаешь, что стоит за спиной его поступков? Части его поступков? Твое желание быть мощным, желание Штарка творить, подобно природе. Проследи-ка историю… Человек вылез из воды. Затем мутация, эволюция мозга. С этого момента начинается его путь к Науке и Закону. Взять Штарка… Человек хочет быть персональным творцом мира и снисхождения не просит. Он, видите ли, не одобрил найденное здесь, он решил все делать по-своему, абсолютно все. Уничтожить бывшее, сделать новое. Это и преступно, но это же и стремление к мощи. А твое преследование Штарка, ты бы пошел сам, но погиб, тебе сообща помогли Аргусы, ваше удивительное содружество слуг Справедливости. Сколько тысячелетий человек учился объединять все силы, это нашло выражение, в частности, и в Аргусе.
…Аргусы… Это, по-моему, свойство людей стремиться к справедливости, чтобы жить коллективно… Ты прости, я взволнован и говорю путано, но в тебе есть стремление к каре Зла.
Ну, я заболтался, я пошел. Спокойной ночи!
Тим ушел. Подземелье стихло. Вот гавкнула собака, вот пророкотал обвал, и все.
Тишина. Я лежал в холодной, свежей постели. У двери замер в виде спящего паука мой Ники. Светился его глаз.
Ум мой предельно ясен, черные орхи словно прополоскали мозг.
Мир снова раскрылся передо мной.
Я увидел глубины Космоса, ощутил движение земных пластов.
Я увидел дорожку света на звездчатом снегу Арктуса — ледяной планеты.
Но чу!.. Что это? Словно звон или шепот, неясные слова. О-о, я узнаю их.
Это вы, братья Аргусы, говорите со мной из глубин Космоса, вы не оставили меня одного. Спасибо!
И Аргусы говорили: “Мы преследуем Зло, и до тех пор, пока не исчезнут последние крупицы его, пребудешь с нами. Ибо тот, кто победил Зло хоть раз, всегда с нами. Мы вместе, мы всегда с тобой, дар Аргуса в тебе”.
…Я был счастлив. Из глубины подземелья я снова видел звезды, слышал топтание моута в болоте, звон роботов, бродивших в джунглях, шепот Дж. Гласса в лаборатории.
5
Дорогой коллега! Мы рассмотрели полученные от Вас материалы и приняли постановление. Оно будет изложено ниже. Сейчас же позвольте мне сказать несколько слов о тоне Ваших сообщений. Не думаю, чтобы в наше время на долю одного человека мог выпасть такой урожай открытий, поэтому призываю Вас с максимальным скептицизмом относиться к своим выводам. Помните, наука не имеет ничего общего с личным честолюбием. Признаю, что Вам повезло в, так сказать, пожинании ярких фактов. Для осмысления их нужны теоретики. Сообщаю Вам решение Всесовета:
1. Считаем необходимым направить на Люцифер комплексную экспедицию ученых всех профилей.
2. Объявить планету генетическим заказником.
3. Назначить Т.М.Мохова заместителем начальника экспедиции Т.М.Бэра-Михайлевича.
4. Учитывая особенное значение работы экспедиции, представить в распоряжение Т.М.Бэра-Михайлевича звездолет “Одиссей”.
Постскриптум: Вам будет приятно узнать, что Г.Краснов (Аргус-12) прошел курс лечения, спасен от отравления растительным токсином и включен в состав экспедиции. Он пользуется уважением коллег, их общей любовью и доверием.
По поручению XVII Отдела Всесовета
Т.М.Бэр-Михайлевич.
ЮНОМУ ЧИТАТЕЛЮ
Виталий Забирко
ЗА СТЕНАМИ СТАРОГО ЗАМКА
Камил сидел на диване, болтал ногами и наблюдал, как мать мечется по квартире и собирает вещи.
— Мам! — позвал он. По своему несовершеннолетию он еще не понимал, что оторвать женщину от укладки чемоданов — это все равно, что попытаться отнять у тигра начатый кусок мяса. Конечно, не так опасно, но настолько же бесполезно.
— Мам! — снова позвал он. Реакция нулевая.
— Мам, ты слышишь? Меня в замок пустят?
— Отстань, ради бога… — сдавленно выдохнула мать.
Нажав коленом на крышку чемодана, она проявляла недюжую силу, пытаясь его закрыть. Или раздавить. Если посмотреть со стороны, то, пожалуй, вернее было второе.
— Пустят… — процедила она. — И меня пустят, всех пустят…
Замки, наконец, щелкнули, зафиксировав чемодан в бегемотообразном состоянии. Она сдула с мокрого лба челку.
— Билеты у нас уже куплены, — сказала она, — так что не беспокойся, в вагон мы сядем и никуда я без тебя не уеду.
— Вагон? — Камил опешил. — Какой вагон? Да нет, мам, я тебя не про поезд спрашиваю! Даже смешно, будто я маленький, чтобы такое спрашивать! — Он соскочил с дивана и сунул ей буквально под нос открытку. — Я про замок! Вот посмотри… Видишь? Меня туда пустят?
— Замок? — она отрешенно скользнула взглядом по открытке. — Ах, Козинский замок… — Больше она ничего не сказала, потому что ее глаза уже вцепились в следующую жертву — желтую кожаную сумку.
— Ну так мам… — вновь заканючил Камил.
— Пустят, пустят… — отмахнулась от него мать. Сумка начала полнеть своим ненасытным кожаным брюхом. — Костюмчик теплый, тебе на вечер, там ночи холодные, село… Куда это тебя пустят?!
— Да в Козинский же замок! И не пихай ты его — не замерзну! Лучше меч мой возьми.
— Ну нет уж! Я твоими войнами по горло сыта! Деревяшку ты себе и там выстругаешь! — и сумка жалобно захрипела, поглощая злополучный костюм. Затем последовали: свитер, джемпер, пара рубашек, ее блузка, юбка, две кофточки, брючный костюм…
— Мама, — завороженно спросил Камил, как обычно делал в таких случаях папа, — мы что, на Северный полюс едем, да?
— Не мешай! — рассердилась мать. — Лучше займись-ка своим делом! — Она начинала нервничать, потому что желтая сумка уже превратилась в округлого упитанного монстра, а рядом высилась — груда еще не упакованных вещей.
