Свен Карстен - Страна Лимония
Рука в руке, девчонка и Серёга бегут через улицу к деревьям на другой ее стороне, там какой-то сад за железным забором, приходится перелезать, и для этого надо выпустить ладошку-рыбку, а очень не хочется, но надо. В траву они валятся рядышком, Серёга – как мешок с картошкой, а Евгения – как лягушка, растопырившись и на все четыре. Тут они принимаются смеяться, но стараясь не шуметь, хохотать, но не разжимая губ, отчего глаза чуть не вылезают на лоб и болят уши. Серёга фыркает, как опившаяся воды лошадь, и девчонка, подкатившись ему под бок, зажимает горсточкой Серёгин рот, но бояться нечего – погони и не было.
– Чума! У меня даже ботинок развязался от смеха, – говорит Евгения нарочито серьезным тоном, и они снова прыскают. Евгения, лежа на спине и задрав ногу к черному небу, пытается в такой позе завязать шнурки, и это ей не сразу, но удается. Серёге ничего завязывать не нужно, сапоги у него резиновые. Штанины от бега выбились из сапог наружу, и их нужно снова заправить на место. Что Серёга тут же и сделал.
– Тебя как по имени? – спросила девчонка, управившись со шнурками.
– Сергей, – представился Серёга, и протянул для знакомства ладонь. Слышал, что так положено. Девчонка же, приподнявшись на локтях, повела в его сторону ногой в желтом сапоге, спокойненько, будто так и надо, и Серёга ошеломленно пожал этот сапог, потряс в ладони его носок и толстую подошву.
– Свободу народу! – сказала девчонка. И добавила: – Крыса.
– Ч-что?! – растерялся Серёга. Похоже, его обозвали.
– Я говорю, Крыса, – повторила девчонка с вызовом. – Это мое подпольное имя. И, когда знакомишься, положено говорить: Свободу народу!
– Свободу народу… Нет, тебя же Евгения зовут.
Девчонка поморщилась.
– Я это имя не люблю. Это меня эльтеры так называли, пока маленькая была. А как убежала – стала Крысой. Меня так все зовут, ты тоже будешь. Пошли, тут недалеко, надо пересидеть.
Поднялась и пошла вглубь сада, даже штаны не отряхнула.
– Эльтеры – это кто такие? – спросил Серёга, стараясь не отставать.
– Родители, – пояснила Крыса. – Старики. Вымирающее поколение вообще.
– А этот… Серёгин, с фуражкой который, он тебе вправду отец?
– Отец, – процедила Крыса, словно плюнула сквозь зубы. – Отец, жизни капец…
– А у меня вот отца нет. То есть, я не знаю. А мама твоя?
– Тебе на миллион повезло, что без отца.
– Зато у меня две матери.
– У меня ни одной…
– Можешь одну мою взять, для тебя не жалко!
Крыса остановилась, словно попав лицом в паутину, потом повернулась резко.
– Знаешь, что?! – сказала она злым голосом. – Заткнись ты, понял?
Серёга заткнулся, понимая, что сказал что-то не так. И то, если подумать – матерями же не разбрасываются.
Пару минут они шли молча. Было слышно только, как Крыса сопит и шмыгает носом.
– Он ее убил, понимаешь? – вдруг сказала она глухим, изменившимся голосом. – Убил по пьяни. И еще орал как психованый. Я потому и сбежала. Думала, и меня тоже… убьет.
Серёга открыл, было, рот, но не придумал, что бы такого сказать – больно уж беда остаться без матери была очевидно велика. Поэтому рот он закрыл, и лишь погладил Крысу по рукаву, словно пыль смахнул. То, что у него сразу две матери, пусть даже и далеко, а у кого-то – вообще ни одной, показалось ему вдруг жесточайшим стыдом и несправедливостью.
Из-под деревьев вышли опять на дорогу, пошли направо. Темное небо загораживало что-то огромное, Серёга посмотрел вверх, и у него чуть не отвалилась шея, так ему пришлось задирать голову. Над ними высился-нависал городской дом, плоский и серый, множество окон слабо светились в вышине. Серёга начал считать этажи, с третьего раза получилось одиннадцать. Это городские – просто сумасшедшие! Как же можно жить на такой высоте, и не бояться свалиться из окна? Или живут они, небось, внизу, не выше третьего ряда окон, а наверху хранят припасы на зиму. Иногда только поднимаются и, обвязавшись веревкой, выглядывают из окон на все четыре стороны – не показались ли где нерусские или цыгане…
– Это что же такое? – окликнул Серёга девчонку. – Это ты здесь живешь, что ли?!
Евгения, по прозвищу Крыса, как раз что-то искала в кустах у дороги, раздвигала ветки. Серёга тоже подошел и стал помогать.
– Не, тут наши живут. Я тут ночую только иногда. Это общага, ну – общежитие, понял?
Что ж тут не понять? Обще-житие. Живут, значит, сообща. С мамками, дедками-бабками, собаками и детьми. Опасно живут, нижний ряд окон в железных решетках, не иначе – от лихих людей…
– Вот она, – обрадовалась Евгения, выволакивая из кустов толстую, длинную, грязную доску. – Подсоби-ка! За конец берись. Да не за свой берись, за доску. Шучу. Понесли, давай.
Нести пришлось недалеко, за угол. Там стоял кирпичный сарайчик, и доску надо было зачем-то закинуть на его плоскую крышу, да еще и самим залезть следом. Получилось чуть повыше первого этажа дома-общаги. Доску, оказывается, еще требовалось перевесить мостиком к окнам дома, положить дальним концом на верхний край решетки. Серёга попыхтел, но справился. Крыса, раскинув руки, перебежала по доске к стене дома, постучала в окно наверху.
– Виталька! Открывай, давай! Виталька! Да ты заснул, что ли?!
Стучать пришлось долго, минуты две. Затем за стеклом посветлело и показалась чья-то тень, не иначе – неизвестного Витальки. Виталька рывком распахнул окно и высунулся по пояс. Насколько Серёга мог видеть с крыши, был Виталька лет двадцати, худой и в трусах.
– Заколебали вконец! – сказал Виталька вместо "здравствуйте". Вид у него был встрёпанный и заспанный. – Я вам что, нанялся?!
– Нам надо к Санди, Виталечка, я нам нового товарища привела, – затараторила Крыса. – Мы из отделения сбежали, за нами гнались, чуть не поймали, нас ищут теперь! Нам отсидеться надо. А у вас же закрыто все! Давай же руку, Санди уже ждет! Он тебе потом Амареты даст, целый стакан, или даже бутылку.
Виталька тут посмотрел на Серёгу, покачал головой и сказал:
– Ёпт!..
Серёга кивнул, и ответил, как учили:
– Свободу народу!
Виталька похмыкал, но потом свесился еще дальше, протянул Крысе руку, поднатужился и потянул, выдернув Крысу с доски, как рыбку из проруби. Секунда – и Евгения перекатилась через подоконник в комнату, только желтые ботинки и мелькнули. Теперь была Серёгина очередь, его затаскивали уже вдвоем, хотя от девчонки толку было – как от Лысенки шерсти. Только что – приятно ее снова за руку взять.
Пока Серёга слезал с подоконника, стараясь не напачкать сапогами, Крыса, уперев руки в бока, критически оглядывала Виталькину комнату. Смотреть, однако, было особо не на что. Стул, стол, на столе стакан. В одном углу комнаты – складная кровать из железных трубок, Серёга такую никогда не видел, но знал, как она называется – раскладушка. В другом углу – два ведра с помидорами. Под потолком на проводе – электрическая лампочка особого типа, такие еще почему-то называют "президентскими". Вот и вся обстановочка. Ах, да – еще Виталька посреди комнаты, в трусах, почесывающий то грудь, то ногу.
– Вы мне кругом уже должны с вашим Санди-Манди, – сказал Виталька, подтягивая трусы. – Не расплатитесь. Устроили тут ночной транзит… А если я с женщиной вдруг?!
– Если ты вдруг, Виталечка, то мы тебе тогда мешать не будем, – серьезно уверила его Крыса. – Мы тебе только поможем. Встанем сзади, будешь в нас ногами упираться. Семечек хочешь?
Виталька захотел. Крыса подошла к нему боком и оттянула пальцем карман на своих штанах.
– Возьми сам, скольки возьмешь, – сказала она. Виталька выпятил нижнюю губу, переступил с ноги на ногу, потом, решившись, запустил свои короткие пальцы в призывно раскрытый карман. Пошарил там, и вдруг глаза его округлились.
– А нету! – засмеялась Крыса. Схватив Витальку за запястье обеими руками, и не позволяя ему вытащить ладонь из тесного кармана, она хихикала, приседала и поджимала ноги. – Ой, Виталечка, все Санди скажу! Что ты меня зажал и мацал! Он ревнивый, он тебе по башке настучит! Ай, ты чего щипаться! Дурак! Больно же! Хренушки тебе теперь, а не Амарета!
Крыса отскочила от Витальки, сердито потирая пострадавшую ногу. Виталька, покрасневший не щеками, а шеей, попятился, зацепился за половик и плюхнулся задом на раскладушку, отчего та взвизгнула пружинами и просела чуть не до пола. Крыса показала Витальке язык. Виталька нашарил рукой подушку и прижал ее к животу, прикрывая свои предательски оттопырившиеся спереди трусы.
– Да пошла ты в… вдоль забора колесом, – сказал он. – Малолетка чёртова.
Чёртова малолетка пожелала ему увидеть во сне какого-то Эдьку Лимонова, и направилась к двери. Серёга, слегка ошалевший от скорости событий, осторожно прикрыл створку окна и поплелся следом.
– Свет погасите, гады! – крикнул им в спину Виталька.
– Доску спихни с окна, не забудь! – крикнула в ответ Крыса и крепко хлопнула дверью. – Свободу народу!