Максим Солохин - Король и Каролинка
Что касается ГЛУБОКОГО транса -- тут все гораздо проще!
Я не раз видел свою Маму в глубоком трансе. Она была... скажем игривая, веселая и бесшабашная. Мне было бы с ней, пожалуй, весело, если бы не было страшно. Она казалась слишком уж искренней, слишком уж непосредственной -- он этого возникала непредсказуемость, привкус опасности. Азарт. Но Мама и азарт -- это вещи несовместные. Мама в глубоком трансе была похожа на добрую колдунью, на сказочную волшебницу... боюсь сказать, что на ведьму. Пугал меня ее взгляд. Глаза выдают транс. Папа говорил, что в глубоком трансе видят не глазами, а "шестым чувством". Глаза у Мамы были пустые. Впрочем, Папа научил меня не пугаться таких вещей. Он вел меня аккуратно, за ручку, как учат ходить малыша, чтоб не падал лишний раз.
Моя Мама была первым человеком, у которого я начал ВИДЕТЬ бессознательное и помимо всякого транса. Когда Мама была в глубоком трансе, тогда я естественно видел ее бессознательное -- там ничего и не было, кроме бессознательного. Сознания-то нету. А заметить его присутствие в нормальном человеческом состоянии, когда все заслонено человеческим "я", не так-то просто. Надо к этому привыкнуть. Для того-то Папа, наверное, иногда и вводил Маму в глубокий транс в моем присутствии, чтобы я с ним познакомился.
Привыкнув к ее гению, пока она бывала в трансе, я начал замечать, опознавать слабые его проблески в ее нормальном обыденном состоянии. Нет-нет, да и промелькнет что-то знакомое... "гениальное". И наконец, однажды я научился по-настоящему ВИДЕТЬ.
Мой Папа меня и научил. Как? Он дождался подходящего случая, и просто назвал словами то, что я и так видел. Мы многое видим, но не умеем определить и оттого забываем. В сущности, я и сам видел, что мамина обида на Папу никогда не бывает настоящей, хотя ей-то самой она кажется настоящей. Она не обижается, а воображает, будто обижается. На самом-то деле она его любит, и ей нравится, когда он ее вводит в транс.
Но Мама не хотела себе в этом признаться. И потому была вынуждена время от времени обижаться. Я это знал всегда, я это просто ВИДЕЛ, только не умел назвать. Папа меня научил называть такие вещи.
Дело было так.
Однажды Мама долго жаловалась мне на свою судьбу, и говорила, как она устала, и просила у меня прощения за то, что не может нормально жить с моим отцом. Я утешал ее как умел, и прощал, и вообще говорил все, что полагалось говорить в такой ситуации хорошему ребенку. Я переживал, и даже поплакал. Как-то меня на этот раз глубоко все огорчило. И вот даже потом, когда я передал весь этот разговор Папе, я снова прослезился.
И Папа меня утешил. Глянув на меня, он сказал просто:
-- Ты прекрасно знаешь, что все это не так. Она довольна, что все так получилось. МЫ РАЗРЕШАЕМ тебе это УВИДЕТЬ.
И я вдруг с удивлением понял, что действительно: прекрасно знаю. Она довольна! И я знаю это, и знал всегда. Я удивился. Папа внимательно наблюдал за мной и, конечно, понимал, что со мной происходит.
-- А как это может быть? -- спросил я. -- Ты меня загипнотизировал? Я в трансе?
-- Наоборот, -- сказал Папа. -- На сей раз Мама тебя ввела в транс, а я вывел. Транс -- это просто неосознанная игра. Игра духа. Гений человека скрывает что-то от его собственного ума. Мамин гений разыграл ссору, но так, чтобы она об этом не догадывалась. И твой ум чтобы об этом не догадывался. Ты принял эту игру. А я просто назвал вещи своими именами.
Мне было дано настолько точное определение моих переживаний, что я ощутил некое потрясение. Тут Папа и объяснил мне, что ВИДЕТЬ человека совсем легко. Все дети в младенчестве именно ВИДЯТ людей духом, потому что у них ум слабый. По этой же причине и родители именно ВИДЯТ своих младенцев. Сознательное "я" у младенца очень слабенькое.
Но и у всякого человека ум очень слабый по сравнению с живущим в нем гением. Только постепенно, с годами люди приучаются НЕ ВИДЕТЬ. Чтобы НЕ ВИДЕТЬ, НАДО ПРИТВОРИТЬСЯ, будто не видишь. Притом притвориться так самозабвенно, чтобы ты совсем позабыл, что ты притворяешься, и окончательно поверил, будто и правда не видишь. Так и научишься НЕ ВИДЕТЬ.
Мне, ребенку, было бы все это трудно понять, если бы пример не был у меня перед глазами. Вот Мама только что, сию минуту, играла. Точнее, ее дух играл. Она сама своим умом не понимала, что это только игра. Одним из правил этой игры маминого гения было то, что я не должен замечать, что это -- только игра. Я должен был принимать все всерьез. Поскольку игра была гениальная, я и принимал всерьез, и даже заплакал.
Потом я подошел к Папе. И Папа, чтобы меня утешить, нарушил правило маминого гения. Не только нарушил, но и мне разрешил нарушить. Я бросил притворяться, будто НЕ ВИЖУ, и слезы мгновенно высохли.
С этого времени я всегда -- ну, почти всегда! -- осторожно относился к видимости жизни. Я раз навсегда запомнил, что мое впечатление от человека может быть ненастоящим, условным -- ну как в игре. Играя с ребятами в сказку, мы тоже изображали -- сказочных героев. И вот, в какой-то момент, бывало, начинаешь и правда верить этой игре.
Да это бывает при любых играх. Например, при игре в войну -- бывает, вспыхивает настоящий гнев, настоящий страх. Зато и торжество победы настоящее. Это значит, в игру включился дух. Игра стала уже не совсем игрой. Игра стала гениальной. Хотя умом при этом прекрасно понимаешь, что игра -- это только игра. Понимаешь теоретически. Но уже НЕ ВИДИШЬ.
Видеть -- это значит глядеть на жизнь просто, ОЧЕВИДНО, без правил. Это совсем просто и очень естественно! Но это совсем непривычно, и потому большинство людей удивительным образом не умеют ВИДЕТЬ. И только для немногих, вроде моего Папы, это совсем привычно. Им даже трудно НЕ ВИДЕТЬ. Приходится заставлять себя.
Все это -- очень важные детали моей биографии, не зная которых невозможно справедливо судить обо мне и о моей роли во всей этой истории. Моя Мама была первым человеком, которого я УВИДЕЛ. Может быть, это и грешно -- как грешно видеть наготу своих родителей.
Однако дело тут не только в Папе. ВИДЕТЬ Маму меня научила и сама Мама.
Дело в том, что Мама была прекрасной актрисой. То есть, сам-то я в детстве в артистах не разбирался, какой из них прекрасный -- это я чужие слова повторяю "прекрасная актриса". Однажды Маме предложили в одном фильме сыграть роль психоаналитика. То есть, вначале ее позвали в качестве консультанта, а потом вдруг предложили роль. И она так здорово сыграла, что потом ее что ни год приглашали сыграть какую-нибудь роль в каком-нибудь фильме. Уже совсем не про психоанализ.
Маме это немного льстило, но вместе с тем и тревожило: она была "глубоко верующим человеком" и немного подозрительно относилась к ремеслу артиста. Впрочем, к своей профессии психоаналитика она относилась тоже немного подозрительно! И к Папе тоже относилась немного подозрительно. Да и много еще к чему! Это ничуть не мешало ей быть прекрасной актрисой, прекрасным психоаналитиком и вообще прекрасным человеком...
Да, так вот! В раннем детстве, когда я видел Маму на экране, помню, меня всегда охватывало какое-то жуткое чувство, будто я и правда вижу не Маму, а кого-то другого в ее теле. Наверное, это и называется "прекрасная" актриса. Я слишком хорошо знал Маму по жизни, чтобы не видеть разницы между ней в жизни и на экране. Меня поражало вот что: на экране, она БОЛЕЕ НАСТОЯЩАЯ, чем в жизни! Я это осознавал, но не до конца: я не мог объяснить себе, как это может быть. У меня вертелись в голове только пустые слова "прекрасная актриса". Теперь-то я понимаю, в чем тут фокус. Она входила в роль так самозабвенно, как не позволяла себе в жизни. Снимались какие-то тормоза -- ведь роль лишь условность! -- и она полностью отдавалась игре духа. Быть может даже входила порой в настоящий глубокий транс. А режиссерам того и надо!..
И в ту минуту, когда Папа, пожалев меня, прилежно слезящего, вдруг открыл мне глаза на удивительную (и, главное, утешительную) подноготную их с мамой отношений, я вдруг осознал, что на экране я именно ВИДЕЛ Маму. Видел ее гений. Раньше, чем у меня высохли слезы, я открыл для себя различие между ОБЫЧНЫМ и ПРЕКРАСНЫМ артистом. Обычный артист изображает свой персонаж. ВИДЯ его, я ВИЖУ, что он лишь играет, притворяется. А прекрасный артист скорее наоборот, в жизни изображает сам себя, притворяется. Точнее, его гений притворяется, играет. А на сцене-то он, гений настоящего артиста, как раз и живет по-настоящему. По крайней мере, с нашей Мамой было именно так.
Я боюсь, читатель подумает, будто моя Мама была какой-то неискренней, лицемерной. Вот уж неправда, скорее наоборот! Она была куда более непосредственной и искренней, чем большинство людей, с которыми мне приходилось иметь дело в жизни. У обычного человека разница между ВИДЕНИЕМ и ВИДИМОСТЬЮ гораздо больше, чем у моей мамы. Если бы она была ПРОСТО лживой, ей бы не верил зритель, и она не была бы ПРЕКРАСНОЙ АКТРИСОЙ.
