Гэлакси Крейз - Последняя принцесса
— Нашел! — взволнованно воскликнул Джейми.
Даже страх не помешал мне испытать прилив гордости.
Дверь открылась. За ней оказался небольшой лифт, который должен был опустить нас в безопасный тоннель. Втроем мы едва уместились на площадке, присев на корточки и подтянув колени к груди. Я взялась за рычаг.
— Мое лекарство, — вдруг вспомнил Джейми.
Я замерла. Без своей микстуры малыш долго не протянет. Мэри открыла дверцу и скользнула в комнату. Я наблюдала за ней в щелку.
— Их там еще нет, — сказала я.
Сердце тревожно билось.
Джейми рванулся за сестрой, прежде чем я успела его остановить.
— Я заберу. Я знаю, где оно.
— Скорее… пожалуйста, скорее, — шептала я.
Как только Джейми шагнул в темную спальню, раздался страшный грохот: солдаты сломали дверь. Поспешно выбравшись из лифта, я приникла к едва приоткрытым дверям шкафа.
Мэри держала Джейми за руку, стараясь заслонить его собой. Массивная дубовая дверь рухнула, сбив лампы на пол. Четверо лжегвардейцев ворвались и схватили их обоих.
Сестра отбивалась изо всех сил, пока один из мятежников не толкнул Джейми на пол и не приставил к его горлу саблю. Мэри перестала сопротивляться. Она рискнула бросить через плечо последний многозначительный взгляд, словно желая, чтобы я что-то поняла, и снова повернулась к захватчикам.
Знаю, Мэри призывала меня бежать. Я посмотрела на площадку лифта. Если останусь, меня тоже схватят. Но как я могла уйти?
— Где еще одна? — заорал, кажется, предводитель.
Мэри стояла молча, закусив губу.
— Отвечай!
Сестра не произнесла ни слова. Мятежник ударил ее по лицу кулаком. Кровь брызнула у нее изо рта.
— Обыскать комнату, — приказал капитан стоявшему в дверях.
Тот начал ворошить вещи Джейми, перевернул одеяла и заглянул под кровать.
— Начни со шкафа, — велел старший.
Я отступила сквозь ряды висящей одежды и скорчилась в углу. Вернуться в лифт не было времени. Очень осторожно я пыталась нашарить что-нибудь, что могло бы послужить оружием. Нашла только туфлю.
Парень распахнул дверь, со звоном раздвинул металлические вешалки с одеждой. И тут он увидел меня!
И замер с пистолетом в руке. Мы смотрели друг на друга. Грязные светлые волосы упали ему на лоб спутанными локонами, зеленые глаза блестели. Я затаила дыхание.
Он опустил пистолет и шагнул назад, исчезнув за одеждой.
— Пусто, — донесся из комнаты его голос.
Парень закрыл шкаф, оставив меня в темноте.
— Проверьте черную лестницу.
Солдаты разбежались из комнаты, тяжело затопав по коридору.
Я сидела неподвижно. Он вообще видел меня или нет?
Выбравшись из шкафа, я растерялась. Спальня Джейми быстро наполнялась черным дымом. Занавески вспыхнули. Языки пламени рванулись внутрь, поджигая комнату сразу в нескольких местах.
— Мэри! Джейми! — кричала я, пробираясь сквозь клубы дыма.
Все еще держа в руках свитер брата, я прикрыла им рот, чтобы защитить легкие. Буквально за несколько секунд огонь охватил кровать, ковер, плюшевые подушки на полу. Пламя подбиралось к моим волосам. Я смахнула искры свитером, но кончики волос уже были опалены.
— Мэри! Джейми! — снова позвала я, но в ответ услышала лишь треск пламени.
Они исчезли. Что мне оставалось? Разве что уйти.
Я бросилась к шкафу. Там воздух был чище. Сделав судорожный вдох, я забралась в лифт и опустила рычаг.
Доехав донизу, неловко выбралась и помчалась по тоннелю, шлепая по лужам. В кромешной темноте несколько раз пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в стену. Я попадала лицом в паутину, рвала ее; вокруг носились летучие мыши. Почувствовав запах дыма, я испугалась. Тоннелем не пользовались больше ста лет.
И тут вдалеке мелькнул тоненький лучик света. Он рос и рос, пока я не поняла, что это небольшой металлический прямоугольник. Убежище.
Подбежав ближе, я схватилась за задвижку. Но механизм заржавел — дверь никто не трогал в течение десятилетий. Я отошла назад, собралась с силами и всем телом навалилась на засов. Он наконец поддался, и я выбралась наружу, в ночь.
Хотелось глотнуть свежего воздуха, но его не было: все заволокло дымом. По каменному фасаду дворца ползло пламя. Всюду кишели солдаты Холлистера. Они рушили все, что попадалось на пути, стреляли в тех, кто пытался убежать.
Я оглядела сад, соображая, куда бежать, и заметила клумбы, на которых мы с мамой когда-то посадили розы. Теперь их не было. Прогремел взрыв. Из окон дворца вылетели все стекла. Я пригнулась и закрыла голову руками, чтобы защититься от града острых как бритва осколков. А потом… споткнулась обо что-то и упала. На дорожке лежало что-то маленькое и мохнатое.
— Белла! — закричала я, касаясь собачьей груди.
Бедняжка дышала медленно и неглубоко — ей перерезали горло.
Белла посмотрела на меня и попыталась ткнуться носом в мою руку. Я глядела в ее широко открытые темные глаза.
— Прости, — беспомощно проговорила я, опустила голову на мокрую землю и обняла своего друга.
По камням растекалась лужица крови.
— Прости, что не смогла тебя защитить…
Слушая последние тяжкие вдохи Беллы, я смотрела на мутные звезды и пятно луны.
Тяжелые шаги… Грубые голоса… Солдаты обыскивали сад.
«Пусть поймают меня, — думала я, — пусть убьют».
Мама умерла. Папу убили. Брат и сестра все равно что умерли. У меня отняли даже собаку. Горе опустилось на сердце свинцовым одеялом. Я устроилась рядом с Беллой, закрыла глаза и стала ждать, когда они найдут меня и прикончат.
Но вместо холодного дула пистолета или острого лезвия сабли я вдруг почувствовала что-то мягкое, будто прикосновение крыла. Поднесла руку к лицу, подумав, что уже умерла и снова рядом с мамой. Послышался тихий свист, и я открыла глаза. На обугленном остове розового куста сидела птичка.
— Блю? — прошептала я, не совсем понимая, что это реальность.
Он засвистел в ответ и улетел в затянутое дымом ночное небо.
Блю — птенец сойки,[4] вопреки всему переживший Семнадцать дней. Мы с Мэри услышали писк малыша и нашли его среди мертвых тел других птенцов, которых прикрывала крыльями погибшая птица-мать. Я подобрала Блю и согрела в ладонях. Он так испугался… Сердечко в крошечном теле бешено колотилось.
Я сделала гнездо из соломы, накопала червей, раздавила их и каждые несколько часов кормила ими птенца. Он жил в коробке, пока не окреп. А однажды расправил крылья и вспорхнул с моей ладони. Малыш казался таким счастливым! Словно удивлялся тому, что у него есть крылья и он умеет летать.
Воспоминание о том, как он был рад своему первому полету, заставило меня подняться на ноги. Я с трудом забралась в дупло одного из уцелевших деревьев.
Группа солдат пробежала по саду там, где только что была я. Они растоптали маленькое тельце Беллы. Мятежники несли факелы, сапоги со шпорами сверкали в свете пламени. У входа во дворец один из захватчиков расстрелял женщину, спасавшуюся бегством, и она с прерывистым стоном упала на землю. Маргарет, одна из горничных. Я беззвучно вскрикнула, сжав кулаки так крепко, что ногти до крови впились в ладони.
Хотела закрыть глаза, но не позволила себе даже отвести взгляд. Солдаты грабили дворец, забирали оружие и все, что могли унести. Нашли даже последние баки с горючим. Всех гостей и слуг, кто не погиб, связанных, с тряпками на глазах, погрузили в фургоны. Испуганные крики пленников звенели в ночном воздухе. Не обращая на них внимания, солдаты заправляли баки грузовиков трофейным горючим. В отблесках огня сверкали намалеванные на бортах машин слова: «Новый властитель грядет».
Грузовики выехали из ворот, солдаты на лошадях поскакали следом. И тут я увидела его — золотые волосы сияют, рука вскинута в победном жесте. Он покидал обугленные остатки моего дома.
Я осталась в живых. Меня пощадили. На то могла быть лишь одна причина.
Я должна убить Корнелиуса Холлистера.
8
Мои легкие горели. Я шла по заброшенному шоссе.
Солдаты пропали из виду уже несколько часов назад, но я упорно продолжала двигаться вперед, хотя почти падала от усталости. Я шла за грузовиками от самых ворот дворца, гналась за ними по улицам, отставая все больше. Габаритные огни постепенно тускнели вдали. Ноги нещадно болели, шелковые бальные туфли превратились в лохмотья. Но останавливаться было нельзя. Я брела по дороге туда, где последний раз видела машины. То и дело улавливала запах горючего и поэтому знала, что не сбилась с пути. Ни у кого, кроме королевской семьи, — а теперь, правда, и Корнелиуса Холлистера — машин не было.
Я не имела представления, много ли прошла. Темза служила мне ориентиром. От реки несло отбросами, но ее тень, что неизменно была по левую руку, странным образом успокаивала. По ее расположению я знала, что направляюсь на юго-запад.
