Фриц Лейбер - Призрак бродит по Техасу
- Ну, я все сказал. Настала твоя очередь, Черепуша, - прервал мои размышления Эльмо. - Ты вроде бы упомянул про Йеллоунай-фское Бюро регистрации заявок на открытие рудников? - Голос у него внезапно стал таким небрежным, а память оказалась такой прекрасной, что у меня волей-неволей зародились подозрения. Но вновь меня выручила скульптура, на этот раз абстрактная, предоставив мне возможность переменить тему. Над тротуаром на высоте метров двадцати висел золотистый прямоугольник, поперек нижней части которого было прикреплено нацеленное вниз подобие какого-то дальнобойного орудия, тоже золотистое. И прошло еще несколько секунд, прежде чем я разглядел узкий прозрачный пилон, поддерживающий эту часть абстрактного памятника.
Дальнобойное орудие было нацелено на вторую половину скульптуры - чрезвычайно сложную конструкцию из трубок, тросов, стержней, пружин и кубов - опять же золотистую, длиной примерно в мой транспортер, однако шире и объемнее. Этот фантастический ажурный отливающий золотом параллелепипед тоже поддерживался почти невидимой опорой, но всего лишь на полуметровой высоте.
- Это, - объяснил Эльмо, указывая пальцем, - окно книжного склада, через которое Освальд произвел роковые выстрелы, а это - шасси автомобиля, в котором Джек дал себя пристрелить, показав своим подвигом всем будущим президентам Техаса, как подобает мужественно уходить, когда прозвонит твой политический колокол.
- Кстати, Черепуша, - продолжал Эльмо, пригибаясь в седле и соответственно понижая голос, - то, о чем я сообщу тебе теперь, сверхзасекречено, но компания, которую мы навестим, ничего другого под своими черепными крышками не.хранит. Опасные воды, Черепуша, очень опасные, так что с моей стороны только честно снабдить тебя веслом или даже парочкой, чтобы ты мог лавировать. А может быть, и аквалангом. К тому же мы, техасцы, не слишком уважаем секретность, а предпочитаем, чтобы все было попроще, посвободнее, вроде поводьев, которыми мы управляем нашими гражданами второго класса. Как бы то ни было, а скажу я тебе вот что: наш нынешний президент Техаса чуточку мнется и не торопится последовать великому примеру Джека. Видишь ли, его не любят, но вместо того, чтобы выйти вперед и умереть, как достойно мужчине, он превратил Президентскую обитель в укрепленный форт. Более того, - поверь и возрыдай! - организовал отряд из преданных ему мексиканских дворовых! Организовал - и вооружил их! Чистейшей воды подлость по отношению к политической оппозиции. Он дошел до того, что выгнал взашей свою охрану из Вольных техасских стрелков. Дескать, у него нет гарантий, что они его не прикончат. Что, конечно, святая истина, да только не для упоминания вслух.
- Мы к нему едем?
- Нет, ты все перепутал, Черепуша, хотя его обитель и здесь, в Далласе, где вершатся все важные дела. Нет, мы направляемся на ранчо Коттона Буи Ламара, губернатора штата Техас, иными словами, губернатора штата-прародителя величайшей нации мира. И никаких сношений с гнусным вооружающим мексов тираном Лон-гхорном Элиджей Остином, текущим главой указанной величайшей нации!
- Вы надеетесь нанести ему поражение на следующих выборах? Эльмо покачал головой и причмокнул.
- Нет, Черепуша, в процессе обретения истинной свободы мы давно отбросили демократическую фантасмагорию. Нематериальным плебейским голосам мы предпочли материальную, ритуально удобную благородную пулю, и вот ее-то Лонгхорн Э.О. трусливо отказывается принять. А поданные против голоса скатились бы с него как с гуся вода.
Тем временем гусеницы транспортера, копыта ослика, нагормо-ненный конь и шесть стертых ороговевших мексиканских подошв уже влекли нас к совершенно иной панораме. Металл, стекло, пластмассы остались позади, а в отдалении поднимался настоящий лес крохотных хижин, обитых и окаймленных яркой пестротой. Видимо, цветами, подумал я с приятным удивлением. Между ними и нами находился целый город с тесно расположенными пастельных тонов постройками - светло-лиловыми, голубыми и розовыми, - но слишком миниатюрными даже для мексиканцев. И тут я понял, что передо мною кладбище.
Между бледно окрашенными жилищами мертвых навстречу нам ковыляла, опираясь на длинный посох, фигура, подобно мне закутанная в плащ, но оранжево-желтый. Ростом она была около пяти футов, а под капюшоном пряталась одна чернота. Внезапно экзоскелет ожег холодом мою кожу под мешкостюмом. Я остановил транспортер и сел прямо.
- Мексо-Сити, - выразительно объяснил Эльмо.
С усилием я оторвал взгляд от фигуры, которая пугающе его притягивала. Впереди - с двух сторон окаймленная кладбищем, с третьей - нашей улицей, а сзади - сооружением из пастельных арок, которое я счел церковью, - поднималась даже еще более живописная металлическая конструкция, состоящая из большой круглой площадки в десяти футах над землей, куда вело несколько лестниц. Ее осенял колышущийся балдахин, опирающийся на стройные радужные колонны десятиметровой высоты.
Быстрым кивком Ла Кукарача подтвердила, что я отгадал правильно - это была музыкальная эстрада, место нашего вечернеат свидания.
Но взыгравший во мне романтик оледенел, едва мои глаза обратились на приближающуюся закутанную фигуру. Я по-прежнему не мог различить лицо под капюшоном и спросил себя, кажется ли его внутренность такой черной из-за яркого солнечного света или
же?..
- Вот идет проклятущий черномазый дзен-буддист из одной проклятущей береговой анархии - скорее всего из Калифорнии, где черные возобладали со времени удачного покушения на Рональда Третьего, - сказал Эльмо. - Хотя их дзены - настойчивые психи и вечно бешено протестуют, и клянчат милостыню, и самоподжигаются, мы разрешаем им свободно странствовать в пределах Техаса по великой своей терпимости. И, - он понизил голос, - по дипломатическим соображениям.
Теперь я различил под капюшоном искаженное гневом, почти чернильно-черное лицо с щелочками глаз. Благодаря смешанным бракам такой цвет кожи уже не встречается ни в Мешке, ни даже в Циркумлуне.
Часть моих опасений рассеялись. Но только часть.
Дзен-буддист остановился в двух метрах от меня. Теперь, когда он перестал хромать и выпрямился, то подрос еще на целый фут. Из-под мохнатых бровей сверкнули огромные сумасшедшие глаза, точно две налитые кровью луны, Меня сковала исходившая от него невидимая сила.
- О белая грязь с неба! - проскрипел он. - Восстань и прими на плечи свою карму.
Я нервно откашлялся.
Ухватив свой посох двумя руками, он совершенно неожиданно ударил меня по голове. Мой титановый головной убор отозвался довольно звучным "ба-ам!" Я остался цел и невредим, но был оглушен, растерян, испуган.
- Восстань, приказываю тебе, о жалкое творение из плоти и металла, гнусное порождение беломазого и машин! - вскричал он. -
Восстань и прими великую судьбу, коей ты вовсе не достоин! - И занес посох для нового удара. Я чувствовал, что не в силах защищаться.
Ла Кукарача била ослика пятками, торопясь к нам, но тут плечи фигуры обвил бич Эльмо. Раздался треск, сопровождавший бледно-голубую вспышку, и буддист упал, грозя кулаками и изрыгая невнятные слова.
Вновь ловко щелкнув бичом, Эльмо обвил его гибкий конец вокруг посоха, дернул на себя, ухватил могучей лапищей и метнул словно копье в глубину кладбища, а потом принялся выбивать бичом искры возле извивающегося тела.
- Проваливай, непотребный сын Нирваны, либо я поджарю тебя, прежде чем ты успеешь облиться бензином и поджарить себя сам! - взревел он.
Буддист кое-как поднялся на ноги и заковылял между могильными памятниками, опираясь вместо посоха на судорожно вытянутую руку и злобно оглядываясь через выпачканное плечо.
- Что он такое говорил? - спросил я голосом, который от тревоги повысился почти до баритона.
Эльмо пожал плечами.
- А, эти паршивые дзены только так и разговаривают. Судьбы, кармы, перевоплощения - других-то слов и не знают! Беда в том, что они завели манеру лупить людей по головам - для подкрепления своих дурацких утверждений, если им верить. Твое счастье, Черепуша, что на тебе полушлем. Я бы отправил этого чокнутого в участок, да только у нас нет времени.
- Черный умалишенный, сеньор Ла Крус, - добавила моя милочка. - Пыль под вашими ногами. Забудьте про него.
- Но откуда он знает, что я из космоса?
Эльмо опять пожал плечами и сморщил огромную физиономию.
- У этих черных есть свои способы раздобывать сведения, - признал он.
- Кроме того, он знал, что под плащом и капюшоном я состою из плоти и металла.
- И то верно. Тут, пожалуй, надо бы разобраться. Лапонька, свяжись с Гонсалесом и компанией, выясни, что на уме у этого черномазого. Доложишь дома.
- Ага! Так я и знала, - воскликнула моя милая, и ее черные глаза вспыхнули от негодования, то ли подлинного, то ли притворного. - Я знала, что вы опять найдете предлог не взять меня на ранчо губернатора. Вы боитесь, что моя смелость поставит вас в неловкое положение?
