Юрий Никитин - 2024-й
— Смотрите на дорогу, — попросила она тихим голосом.
— Я и смотрю, — буркнул я.
— Я не дорога…
— Это вы так думаете, — ответил я. — Может быть, как раз дорога на новую ступенечку. Понять бы, эта ступенька вверх, а не в сторону, где пропасть?.. Очень уж многие делали шаги именно в сторону, полагая, что вверх… Их косточки там далеко внизу быстро растаскивают мелкие хищники.
Она сказала сочувствующе:
— Вы живете в мире хищников?
— Да, — ответил я с горечью. — Именно. В мире, в котором сильный пожирает слабого, но это дает возможность существовать ряду категорий граждан, что совсем не являются необходимыми для общества. Простите, я не имел в виду именно юристов и «зеленых».
Она холодновато улыбнулась:
— Понимаю, что вы имели в виду.
— Простите, — сказал я покаянно, — я в самом деле просил о встрече не для споров и нападок, а чтобы глубже понять вашу позицию и… постараться оценить, насколько она востребована обществом. Или будет востребована.
Она спросила с ноткой вызова:
— А если недостаточно востребована?
— Простите?
— Если, говорю, — сказала она, — в полной мере будет востребована только через год-два, а то и десять лет?
Я пробормотал:
— Конечно, хорошо быть Коперником, но и на костер не хочется. С другой стороны, производство любой серьезной игры занимает несколько лет.
Она ахнула:
— Так долго? Больше, чем фильм?
— Фильм ерунда, — сказал я с пренебрежением. — Актерам велел смеяться — смеются, велел плакать — плачут. А тут все нарисовать надо… Так что байма — это серьезно и, главное, долго.
Она смолчала, наблюдая, как я, слегка нарушая, перестраиваюсь из левого ряда в правый сразу через две полосы. Там пополз, выбирая щелочку, куда можно втиснуться машине. К счастью, повезло, впереди один как раз отъезжал, я сбросил скорость до черепашьей, затем втиснулся на освободившееся пространство, опередив сразу двоих, что уже присматривались.
Я нарочито выбрал кафе, а не ресторан, а то подумает еще что, хотя это кафе даст сто очков иному ресторану. Уютный зал, прекрасная, под старину, мебель, яркие люстры под потолком, не люблю дурацких свечей на столах, накрахмаленные салфетки и меню в толстых папках из дорогой кожи.
Я придержал для Тамары стул, она опустилась царственно и спокойно, словно придвигаю вот так уже лет десять и не отдерну, чтобы с визгом грохнулась на пол, нелепо задрав ноги.
В самом деле, был импульс тихонько убрать, не люблю важничающих, но эта королева чего-то трусит, чувствую, не такой уж я и захайтекенный.
Официантка появилась после строго рассчитанной паузы, женщина должна за это время что-то выбрать и сообщить кавалеру, однако мы как-то забыли про меню, я спохватился и сказал быстро:
— Да вряд ли у вас есть все, что в меню… больно здесь всего много. А что готово прямо сейчас? Мы зашли просто поужинать.
— Прямо сейчас могу подать…
Пока она перечисляла, я повернулся к Тамаре:
— Что-нибудь особое?
Она покачала головой, на лице проступила недовольная гримаска.
— Нет. На ваш выбор, только совсем немного.
— Хорошо, — сказал я. — Салат из свежих овощей и рыбы, пару бифштексов, ваши знаменитые блинчики. Кофе капучино, мороженое а-ля герць.
Официантка ушла, Тамара продолжила:
— В детстве все люди жестоки. Играя, обрываем бабочкам крылышки, жучкам — лапки, усики… Но сперва отдельные люди перестают это делать… когда взрослеют, потом и человечество принимает такие нормы. Уже для всех.
— В отношении человеков? — спросил я.
— Не только, — ответила она. — Несмотря на большие расходы, сейчас на бойнях устанавливают новейшие и дорогостоящие технологии, чтобы убивать скот без мучений. Раз уж мы пока не в состоянии отказаться от поедания мяса…
Я сказал с неловкостью:
— Знаете, ваш деловой облик, Тамара, как и вот даже это на «вы», очень даже не вяжется с вашей деятельностью.
Она смотрела, как школьная учительница на не самого прилежного ученика, строго и снисходительно.
— А в чем несоответствие?
— Только, умоляю, не бейте!.. Вижу вас настоящей бизнес-леди, которая занимается только реальными делами…
— Ну-ну, дальше. Не останавливайтесь, я же чувствую, что дальше идет какая-то гадость.
— Не гадость, — запротестовал я, — а несколько несерьезная сфера деятельности. Даже над «зелеными», что уже реальная сила, и то смеются, а вы вообще куда залезли! Виртуальных животных спасать!..
Официантка появилась тихая, как призрак, быстро и ловко расставила блюда. Я развернул салфетку, Тамара с прямой спиной и лицом фараонши взяла в одну руку нож, в другую вилку.
— «Зеленые», — заговорила она ровным голосом, — когда только начали появляться, над ними хохотали куда больше, чем вы над нами… Тогда мир был жестче и грубее. Их высмеивали, нередко просто избивали. Мужчины гордились всегда и сейчас гордятся подчеркнутой грубостью. Хохочут громче, ходят шире, на охоту ездят, якобы им это доставляет несказанное удовольствие… Это в наше время — на охоту!
Я смолчал, это ей да и мне, если честно, охота кажется дурацким занятием, а кому-то в самый кайф. Все можно подверстать под дурацкость: альпинизм, игру в покер, туризм, вообще весь спорт. Но раз это существует, то, видимо, зачем-то нужно, хотя я, конечно, будь моя власть, спорт запретил бы вовсе. Но я бы, наверное, закрыл и всю эту хрень, где пиликают на скрипочках.
— Да, — согласился я нехотя, — «зеленые» в последние годы обрели силу. Правительства под их зверским нажимом даже принимают законы… Но они хоть о реальном мире!
Она резала бифштекс ровными дольками, красиво накалывала и отправляла в умело накрашенный рот. Ее неспешные движения, полные неясного мне очарования, на миг сбили с мысли, я же приготовил убийственный довод, а теперь он выпорхнул, как испуганная ворона.
— С точки зрения реальности, — проговорила она негромко, — так ли уж важно, чтобы женщины ходили в синтетических шубах, а не в содранных с убитых для этой цели животных?.. Это нисколько не влияет на мировую экономику.
— Так в чем же дело? — спросил я озадаченно.
— В росте нравственности, — ответила она тихо, будто сама стеснялась высоких слов. — Когда-то мы… а это действительно мы добились того, что людей перестали приносить в жертву. Здесь тоже экономика ни при чем! Людей рождалось много, почти все гибли, не доживая до полной старости, так что принести на костер или положить на жертвенный камень и, распластав, вытащить еще живое сердце было не потерей. Ни для человечества, ни даже для племени. Согласны? Это «зеленые» тех веков добились, чтобы людей заменили животными.
— Ух ты!
— А потом, — продолжала она чуточку устало, — они же добились, спустя века и тысячелетия, чтобы животных заменили чем-то еще более простым и менее кровавым: ленточками, цветами, ладаном… Вот видела, как на Пискаревском кладбище ребенок положил конфету на плиту братской могилы… Так что, Владимир… простите, как вас по отчеству?
— Просто Владимир, — сказал я поспешно и зачем-то добавил: — А то у меня отчество слишком длинное.
Она кивнула:
— Так что, Владимир, вы это зря! Над теми, кто требовал заменить человеческие жертвоприношения на животные, смеялись куда жестче, чем вы над нами. Это не упрек, просто экскурс в историю. Вы ж такие крутые, отважные, презирающие слюни… а тут вдруг нехорошо людей бросать на жертвенный камень!
Я кивнул, сказал торопливо, стараясь перехватить мысль, пока она меня совсем не втоптала в землю:
— Да-да, я понимаю, мягкие и пушистые победили крутых и жестоких. Но…
— Что вас смущает?
Я в неловкости развел руками:
— Просто мне кажется, что ваша позиция уж чересчур… Все-таки мы имеем дело даже не с жертвенными баранами! У нас только изображение. Компьютерные программы. Одни компьютерные программы бьют другие. Точнее, взаимодействуют. В результате меняется расположение пикселей… Еще точнее, пиксели на экране высвечиваются несколько в иной комбинации. В нашем случае, мне кажется, вы зашли далековато в своем странном стремлении…
— В смысле?
— Где-то ваша забота о смягчении нравов, — объяснил я, — должна остановиться. Уже сейчас она выглядит… смешной. Мне почему-то не нравится, что над вами смеются. Но что делать, у самого рот то и дело растягивается уже не до ушей, а куда-то еще дальше.
— Странно, — произнесла она задумчиво, — что это я вам такое, а не вы мне… Обычно технари обгоняют, а гуманитарии тащатся сзади и бурчат о старом добром времени. И еще, как тогда было хорошо. Но нравы все смягчались и смягчались. Именно запретами!
— Того нельзя, — сказал я иронически, — этого нельзя…
— Вот именно, — согласилась она терпеливо. — Вчера еще было можно, а сегодня уже нельзя. Потому что сегодня мы лучше, чем были вчера.
