Алексей Фомин - Атипичная пневмония
– Алекс, Алекс… Я… Александр Иосифович, я… – пытался перебить говорившего Шатунов.
– Обычный русский бардак! Вы неспособны обеспечить выполнение элементарных требований безопасности бизнеса!
– Александр Иосифович, я клянусь вам, что в течение трех часов ситуация будет исправлена! – наконец Шатунову удалось прервать своего собеседника.
Голос в трубке на какое-то мгновение замолк, потом очень спокойно и тихо произнес:
– Хорошо. Я вам верю… Пока… – и издевательски добавил: – Спокойной ночи.
Шатунов шваркнул трубку на телефонный аппарат, потом медленно поднял налитые кровью глаза на стоящего перед ним навытяжку Далдыченко и вдруг взорвался:
– Твою мать!!! Почему Голдштейн знает о случившемся?! А? Я тебя спрашиваю! Почему…
– Я вам уже докладывал, у нас орудует «крот», – спокойно ответил начальник службы безопасности, слегка пожав плечами. – подготовительный этап завершен. Можно начинать операцию.
– Так какого хера тебе надо?! – снова заорал Шатунов. – Проводи!!!
– Простите, но вы велели не начинать без вашей команды.
Запищала рация, и очередной яростный рев застрял в глотке Ильи Борисовича.
– Слушаю, – ответил на вызов Далдыченко.
– Товарищ генерал, докладывает третий, – загнусавила рация. – Мы их взяли, находимся на пути домой. Один живой, второй убит. Наши потери: двое убитых, пятеро раненых. Отбой.
– Добро. Жду вас.
Шатунов вскочил со стула, новый вопль потряс стены кабинета:
– Какой ты, к херам собачим, генерал?! Двух штатских придурков живыми поймать не можете!
Далдыченко стоял молча, полуприкрыв глаза. Шеф продолжал бушевать. Генерал знал, что эту бурю надо просто пережить. Несмотря на некоторую истеричность и грубость, Шатунов был все-таки не самым плохим начальником. К тому же за те деньги, что ему здесь платили, можно было бы и не такое вытерпеть. Самое главное – дело сделано. Никто не ушел, никакой утечки информации не случилось. Подумав об этом, генерал улыбнулся одними лишь уголками губ, что однако не укрылось от зоркого взгляда Ильи Борисовича и вызвало у него новый приступ ярости. Неизвестно, сколько бы еще бушевал Шатунов, если бы не раздавшийся стук в дверь.
– Разрешите? – В кабинет просунулась голова в бейсболке.
Шатунов приглашающе махнул рукой. В кабинет ввалились четверо: офицер, спрашивавший разрешения войти, за ним Колосов со связанными руками и в перепачканной кровью одежде и двое конвоиров.
– Освободите ему руки. Подождите за дверью, – приказал Далдыченко.
Пока конвоиры возились с наручниками, офицер прошел к столу и положил на него зажигалку и пачку сигарет, покрытые ржавыми пятнами запекшейся крови.
– Вот. Это все, что у них было с собой, – доложил он.
Далдыченко подсел к столу и тут же принялся потрошить пачку сигарет.
Выйдя из-за стола, Шатунов пересек огромный кабинет и остановился перед Колосовым, так и оставшимся стоять у входной двери.
– Зачем ты это сделал? – спокойно спросил Илья Борисович.
– Ты собираешься использовать вакцину неподобающим образом. Практически как бактериологическое оружие. Так нельзя. Это не по-людски, – ответил Виктор.
– А ты кто, Господь Бог? Почему это ты решаешь, что подобает мне делать, а что не подобает? Я вложил в бизнес собственные деньги и теперь хочу на этом заработать. Что, нельзя? Это предосудительно?
– Заработать? Можешь. Но только не на жизнях сотен миллионов людей. И как же ты мог… Как ты мог согласиться на то, чтобы оставить Россию без вакцины? Не хотелось говорить красивых слов… Но это же твоя родина, в конце концов!
– Дурачок ты, Колосов, – засмеялся Илья Борисович, – юродивый. До седых волос дожил, а что такое жизнь, так и не понял. Триста миллиардов долларов в год! Да таких денег никакая родина не стоит! За них можно любую новую родину купить! Создать свою собственную! Вылепить ее! Такую, какая тебе нравится! – перешел на крик Шатунов, потом взял паузу, прошелся поперек кабинета, вернулся обратно и заговорил с затаенной ехидцей: – А ты, Колосов, лицемер. Человечество, видите ли, ему жалко. Неподобающим образом я поступаю… А ты подобающим образом поступил, когда прикончил двоих моих людей и пятерых поранил? А? У них, между прочим, детишки – сироты остались, вдовы безутешные… Их не жалко?
– Это не я, – буркнул Колосов. – Это они сами себя в темноте со страху покромсали.
Илья Борисович снова пустился в прогулку по кабинету, засунув руки в карманы брюк. Остановившись перед Виктором, спросил:
– Ну, и чего ты добился? Где Свирский? Ау-у! Свирский! Нету! Мертвый лежит! Он тоже на твоей совести. Ты убийца… Колосов. Убийца-идеалист. Это такие, как ты, страну развалили. Все ваши свободы, выборы, права человека… – Снова несколько шагов туда, столько же обратно. – А твоя сучка московская, знаешь, что удумала? Шантажировать меня. Меня! Выцыганила у меня алмаз «Алисия». Дура! Да он в двадцатку самых крупных входит! Что ты с ним делать будешь? – он заговорил так, как если бы Марина тоже находилась в кабинете. – Федор Несторович, слышишь? – обратился он к Далдыченко, сидевшему у стола. – Утопить эту суку сейчас же!
– Отпусти ее, Илья, – угрюмо попросил Колосов.
– Да ты поистине юродивый. Ты что же, не понял, кто тебя заложил? Это ведь она тебя заложила, любимая твоя, – рассмеялся ему в лицо Шатунов.
– Все равно. Отпусти. Пожалуйста, – настойчиво повторил Виктор.
– Хорошо. Будь по-твоему, – легко согласился он. – Федор Несторович, распорядись. Давайте сюда ее. С вещами. И обыщите ее хорошенько. Сам знаешь, на предмет чего. Да, и бриллиант мой отбери. В зеленой такой коробочке.
Далдыченко вышел из кабинета.
– Ну, что будем делать, брат? – обратился Илья к Виктору. – Свирского ты привез, ты и увез. Здесь мы квиты. Что еще? Жизнь я тебе должен? Я тебе ее возвращаю. Даже две. Сам понимаешь, ни один человек, заподозренный во враждебных намерениях, не должен покинуть остров живым. Но я не люблю оставаться в долгу. Я дарю тебе жизнь. Тебе и твоей девке…
Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет влетела Марина.
– Илюша, что эти мерзавцы себе позволяют? – возмущенно прокричала она.
Она была так испугана и возмущена действиями шатуновских «секьюрити», что пронеслась мимо Колосова, не узнав его в этом, с головы до пят измазанном в крови, человеке. Осекшись на полуслове, она повернула назад голову и встретила тяжелый взгляд серых глаз:
– Витя, это ты? Он тебе сказал, что я… Не верь ему, Витя, не верь…
Колосов молчал. В кабинет вошел Далдыченко, за ним охранник с двумя чемоданами – одним большим, из тех, которые можно катить, самостоятельно, не прибегая к услугам носильщика и вторым, поменьше.
Далдыченко положил на стол перед Ильей Борисовичем зеленую коробочку и зашептал ему на ухо:
– Все проверили. Ничего запрещенного у нее нет, но… У нее с собой наличные, более трех миллионов… И драгоценностей, эдак…
– Не мелочись, Федор Несторович… – с презрением проговорил Шатунов, в то же время раскрыв сафьяновую коробочку и любуясь своим бриллиантом, – отправь их сейчас же с острова. И… Пойдем-ка спать.
– Охрана! Взять их, – распорядился генерал.
– Илья! – обратился к Шатунову Колосов. – Если ты так великодушен, что сохраняешь мне жизнь, то позволь уж забрать сигареты. Курить уж больно хочется.
Илья Борисович сделал приглашающий жест рукой. Подойдя к столу, Виктор поспешно стал собирать сигареты в разодранную пачку, а собрав, сунул в карман и зажигалку, и сигареты.
– Зажигалочку тоже надо бы проверить, – с сомнением в голосе сказал Далдыченко.
– Не перегибай палку, генерал. Ты ж все-таки не с Джеймсом Бондом дело имеешь… Знаю я эту зажигалку, сам дарил. Бери, бери, – великодушно разрешил он Колосову.
Марину и Виктора вывели из дворца и рассадили по джипам, стоявшим у парадной лестницы; в первый – Колосова, а во второй –Марину с ее багажом. Через пять минут они уже были на причале. У причальной стенки черной скалой высилась громада военного корабля, возле которого, как муравьи, суетились матросы, таская на него какие-то коробки из грузовика.
Первый джип проехал в дальний конец причала. Из него вышел Колосов в сопровождении двух охранников. Они спустились с причала в катер и стали поджидать остальных, но второй джип почему-то застрял возле военного судна.
– Ребятки, я вас умоляю, не сажайте меня в лодку с этим человеком. – Марина постаралась обрушить на охранников всю мощь своего обаяния. – Это мой муж. Он ужасный ревнивец. Он меня убьет. Это он хотел бежать с острова. А я не хотела. Он сумасшедший. Не оставляйте меня с ним один на один. Умоляю вас… – запричитала она. – А куда уходит этот корабль? – внезапно, без всякого перехода, перешла она на деловой тон.
– В Баку, – буркнул один из «секьюрити».
– Ты б поменьше болтал, – отреагировал второй.
– Умоляю вас, ребята, устройте меня туда. Поговорите с капитаном, – снова заканючила Марина. – Вот. Возьмите. – Она стала пихать им в руки тугие пачки. – Здесь по десять тысяч. Долларов. Каждому. Ну же, умоляю вас.