Юрий Брайдер - Жизнь Кости Жмуркина
Это могло означать только одно — она верила ему и ради этой веры даже готова была рискнуть целостностью костей.
Действуя чисто инстинктивно, Костя поймал девушку. Первым его побуждением было убежать отсюда, унося на руках свой бесценный груз, свою добычу, но со всех сторон их уже окружали люди, благодарившие Аурику, а заодно и Костю.
Их снова усадили за стол, и теперь уж вино полилось рекой.
— Ну и как? — Аурика лукаво глянула на него. — Ты не разлюбил меня?
— Наоборот. — Костя дышал так тяжело, как будто бы танцевать пришлось именно ему. — Это уже даже не любовь… Это что-то совсем другое… Я потерял голову…
Теперь в пляс пустились сразу трое парней, в руках у которых неведомо откуда появились топорики на длинных ручках, похожие на индейские томагавки. Пространства для танца было так мало, что им оставалось только подпрыгивать, приседать и вертеться на одном месте, но все это, надо сказать, они проделывали безукоризненно.
Костя, руки которого еще совсем недавно сжимали тело Аурики, попытался снова обнять ее, но девушка отстранилась и, почти не разжимая губ, прошептала:
— Уходи отсюда и попытайся сделать это как можно незаметнее. Жди меня через четверть часа в кустах за автомобильной стоянкой.
Костя послушно кивнул и, следуя примеру присутствующих, принялся равномерно хлопать в ладоши. Так, прихлопывая и притопывая, он встал и прошелся по залу. Никто, похоже, не обратил на это внимания, тем более что табачный дым и вечерний сумрак уже сгустились в закусочной.
Оказавшись на свежем воздухе, он первым делом глубоко вздохнул, словно вынырнув из глубокого омута, и обходным путем направился туда, куда послала его Аурика.
Земля еще хранила тепло дня, но воздух источал прохладу. Низко над горизонтом висела Венера, звезда любви и плодородия. Не исключено, впрочем, что это был Сириус. Костя хотя и писал фантастику, но в астрономии разбирался еще меньше, чем в симфонической музыке.
От автобусов, похожих на стадо уснувших слонов, пахло бензином. В кустах перекликались ночные птицы, но, какие именно. Костя сказать не мог. Орнитолог из него был еще хуже, чем астроном.
За сорок с лишним лет жизни он не нажил ни знаний, ни ума, ни денег. Нельзя было также занести в актив стерву-жену, вялотекущий алкоголизм и сына неизвестного происхождения.
Что оставалось? Несколько дюжин довольно посредственных рассказов. Пара друзей. Заначка в полсотни долларов. Любимые книги. Да еще совершенно абсурдный дар обращать свою ненависть на пользу врагам, а любовью причинять зло близким.
Теперь вот появилась еще и Аурика — не то божий дар, не то дьявольский соблазн. Уже начавший трезветь Костя понимал, что она ему не пара, что девку такого класса, пусть и выросшую в глуши, возле себя долго не удержать, чему есть масса примеров, что сумасшедшая любовь, на которую так падки все ее ровесницы, в конце концов выйдет бедняжке боком.
Понимать-то все он это понимал, да вот только поделать с собой ничего не мог, совсем как наркоман, вполне осознающий гибельность избранного пути, но даже не помышляющий сойти с него. Ни страх смерти, ни даже угроза гибели человечества не заставили бы его отказаться от Аурики.
«Что будет, то и будет», — подумал Костя и попытался укусить себя за руку, однако боль не отвлекла, а еще больше взвинтила его.
Аурика появилась не через четверть часа, как обещала, а минут через сорок, когда Костя дошел до такого состояния, что стал швырять в сторону закусочной камни.
Теперь девушка была одета в джинсы и коротенькую кофточку, едва прикрывавшую пуп. Волосы она стянула на затылке в тугой пучок.
— Заждался? — спросила она с обнадеживающим сочувствием. — Не так-то легко было вырваться. Сам понимаешь, у нас не Париж. Девушки по вечерам должны сидеть дома, ухаживать за скотиной и молиться богу.
— Тебе тоже приходилось это делать?
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
— Это известие внушает надежду, что ты сумеешь управиться и с такой скотиной, как я.
— Почему бы и нет? Мне даже приходилось водить нашу корову на случку к быку. Не хочу хвалиться, но я справилась. Но тут есть одна… как бы это лучше выразиться… особенность, тонкость…
— Нюанс? — подсказал Костя.
— Пусть будет нюанс. Я, конечно, могу что-то строить из себя. Говоря по-вашему, выпендриваться. И тем не менее я остаюсь дочерью своих родителей, своего народа. Поэтому управляться со мной придется тебе. Так уж мы воспитаны… Только вот этого пока не надо! — Аурика решительно пресекла робкую попытку Кости дотронуться до нее.
— Прости… — пробормотал он.
— Потерянная голова еще не нашлась?
— Где там…
— Ну вот и славно!
В стороне, прямо противоположной той, где горела неопознанная звезда, небо расцветилось феерическими вспышками.
— Смотри, салют! — обрадовался Костя.
— Нет, это стреляют по самолету-разведчику, прилетевшему с той стороны.
— У них даже самолеты есть?
— Говорят, что целых три… На, выпей для смелости. — Только теперь Костя заметил, что она принесла с собой глиняный кувшин, один из тех, что сегодня напоказ изготовляли гончары.
— От меня требуется смелость?
— Смелость никогда не помешает мужчине. Как и стыдливость девушке.
Он жадно припал к краю кувшина. Там было то самое вино, которое он привез с собой. Хмель, уже почти улетучившийся из Костиной крови, взыграл с новой силой. Его влекло к Аурике, как железо к магниту, как лосося к нерестилищу, как теленка к вымени, как, наконец, единственного на свете мужчину к единственной на свете женщине, но было похоже, что сама она на ласки не настроена.
— Пойдем прогуляемся, — предложила Аурика.
— Далеко?
— Не очень. Ко мне домой. Я живу неподалеку. — Она взяла его под руку.
— Хочешь познакомить меня с родителями?
— Еще чего! — рассмеялась она. — Будет сразу четыре трупа. Нас зарежут. Отец повесится, а мать утопится. Лучше я познакомлю тебя со своей собакой и со своей коровой. Жаль, что кошка где-то гуляет…
Ночь сияла всеми своими звездами, ночь окутывала мир черным бархатом, ночь пела голосами сверчков и цикад, ночь ласкала порывами южного ветра.
Они шли в полной темноте, почти на ощупь, и только иногда шум листвы да журчание воды выдавали ручей или рощу. Впрочем, Аурика так прекрасно ориентировалась в этих местах, что могла бы, наверное, найти верный путь даже с завязанными глазами.
— Ты мой Вергилий, — пошутил Костя.
— Вергилием наслаждались здесь еще в те времена, когда на месте ваших столиц росли леса и выли волки, — сказала она. — Представляешь, осенью и весной трактора выворачивают из земли осколки античной керамики. В речном песке можно найти и кремневый нож, и золотую монету. В самом задрипанном школьном музее есть и греческие амфоры, и римские мечи, и сарматские стремена. Знаешь, какие поэты воспевали эту страну?
— Знаю. Самые великие. Гомер, Овидий, Пушкин, Верещалкин.
— Насчет первого и последнего я не уверена, а в остальном ты прав. Хотя и для Овидия, и для Пушкина это было место ссылки… А сам ты умеешь писать стихи?
— Смотря что называть стихами. Если говорить о рифмоплетстве, то ответ будет положительным. А что касается высокого искусства… — Тяжкий Костин вздох был красноречивее всяких слов. — Хотя, конечно, хотелось бы написать нечто такое, что останется после тебя надолго. Десять строчек, где будет все — и эта ночь, и эта земля, и ты сама, и моя любовь к тебе… Почему так темно кругом? Ни одного огонька. Это что — светомаскировка?
— Ты будешь смеяться, но у нас на многих хуторах нет электричества. Я выросла при керосиновой лампе.
Теперь Костя ощущал под ногами узкую, хорошо утоптанную тропу. Она то ныряла в какие-то овраги, о чем можно было судить по внезапному исчезновению части звезд, то взбиралась на вершины холмов, и тогда взору открывались тусклые пятна света, которые на самом деле были далекими городами.
— Это место у нас называется турецкими могилами, — сказала Аурика. — В детстве мы находили здесь старинные свинцовые пули. Каждая была величиной с орех.
— Да, калибр у пищалей и мушкетов был неслабый. Говорят, что примерно такой же пулей был ранен Кутузов. Она вошла ему в левый висок, а вышла из правого глаза. Интересно то, что до этого он был вполне заурядным офицером, а потом стал стремительно делать карьеру. Как говорится, повезло…
Где-то совсем рядом сначала заворчала, а потом залаяла собака. Насколько мог судить Костя, это была не угроза, а скорее дружеское приветствие.
— Это мой Шандор, — сказала Аурика. — Радуется, что я вернулась… Теперь иди осторожно, а то наткнешься на борону или грабли. У папочки привычка бросать инвентарь где попало.
Что-то огромное, лохматое, часто-часто дышащее, пахнущее мокрой шерстью, подбежало к ним, ткнулось в колени Аурики, а заодно задело и Костю.
