Дэвид Вонг - В финале Джон умрет
— Слушай. Я пошел против этих ребят только по одной причине — меня загнали в угол. У меня нет выбора, а у тебя он есть. Если ты примешь неправильное решение, то скорее всего на этом свете не задержишься. Ничего того, что ты хотела сделать в жизни, не случится. Все, что тебе нравится, — исчезнет. Из–за меня. Потому что я повел тебя в свою трубу, полную дерьма.
— Почему ты ненавидишь себя? — спросила Эми.
— Если бы на свете жил другой человек, во всем похожий на меня, я ненавидел бы его с такой же силой. Так к чему двойные стандарты?
— Глупость какая.
Я потер глаза, вздохнул, затем вытащил из кармана цепочку с крестиком.
— Вот. Он, типа, приносит удачу.
Я подошел к Эми, надел ей на шею цепочку, затем, выглянув из окна, увидел, что снова пошел снег. Я повернулся к девушке.
— Эми, ты заслужила право на нормальную жизнь. Я вижу тебя в колледже. Дома тебя ждет семья. Возможно, ты подрабатываешь в музыкальном магазине. К прилавку подходят разные ботаники и флиртуют с тобой. Когда–нибудь в магазин приду я, буду пытаться завязать разговор, а ты станешь придумывать отговорки, чтобы не пойти со мной на свидание. Я буду приходить снова и снова, и однажды ты подашь на меня в суд, и мне запретят приближаться к тебе. А мой папа подаст апелляцию и добьется отмены приговора. Наконец ты согласишься, и мы отправимся на пикник или в боулинг, или куда там ходят нормальные люди, если они вместе. А что делают нормальные люди?
— Понятия не имею.
Это так забавно, притворяться, что это нормально — вести разговор с человеком, который стоит в трех дюймах от тебя.
Она наклонилась и…
Казалось, что в мире за окном пропало изображение и на экране одни лишь помехи. Мела адская метель, ветер расшвыривал снег во все стороны. Я прижался лбом к холодному стеклу; дыхание затуманило кружок стекла под носом. В свое время мысль о неизбежности смерти меня слегка утешала. Это как последний день на ненавистной работе. Гора с плеч. А теперь, когда стекло и мокрые волосы холодили голову, когда во рту держался слабый вкус мятных конфет, когда я понимал, что больше никогда не увижу снег, мне хотелось плакать. Но это скоро прошло.
Из белизны, словно призрак, выплыли радиатор и тускло горевшие фары. Во двор заехал большой автомобиль — «кадиллак» Джона. Из машины выскочил Джон в армейской камуфляжной куртке, открыл багажник и вытащил брезентовый рюкзак. Джон закинул рюкзак на плечо, затем вытащил большой инструмент — это, несомненно, был…
— Средневековый боевой топор? — спросила Эми, которая стояла у меня за спиной и вытирала полотенцем голову.
— Если Джон не выкинет что–то еще более дурацкое, значит, нам повезло.
Топор остался у Джона со школьных времен, когда мы увлекались «Подземельями и драконами» — ну, то есть охотой на медведя. Джон, покрытый снегом, ворвался в дом.
— Мы расхерачим это место! — крикнул мой друг, бросил свою ношу с такой силой, что пол содрогнулся, затем схватил топор.
Кажется, топор Джон украл из ресторана, оформленного под Средние века, в котором когда–то работал. Мой друг перевел взгляд с моих мокрых волос на мокрые волосы Эми. Возможно, Джон подумал о том, что мы принимали душ вместе, однако, как человек воспитанный, спрашивать об этом не стал.
Он повернулся, прошел мимо меня в коридор, осмотрел стену, замахнулся и ударил по ней топором.
ТУК!
Штукатурка полетела во все стороны.
Сделав еще три удара, мой друг просунул руку в проделанную им дыру и вытащил небольшой предмет, уместившийся у него на ладони. Джон посмотрел на предмет, обтер о рубашку, затем бросил мне. Небольшой серебряный контейнер, размером с флакон для таблеток.
— Что это? — спросила Эми.
— Ты никогда не видела эту штуку?
— Откуда?
— Когда–то она была у Большого Джима. Правда, мы не знаем, где он ее взял.
Я быстро пересказал Эми историю про метеоролога, торговый центр и про то, как этот контейнер оказался у нас.
— Так что там? — спросила Эми.
Глава 15 ДЕНЬ «Д»
—Все очень просто, — ответил я. — В этой бутылочке находится вещество, которое позволяет нам видеть то, что не видишь ты. Мы не знаем, откуда оно взялось и как именно оно действует. Но если его принять, то в течение нескольких часов твое сознание обостряется так, что ты и представить себе не можешь. Глаза становятся похожими на телескопы Хаббла, они чувствуют даже тот свет, которого нет в спектре. Можно читать мысли, останавливать время, идеально варить макароны. И видеть существа–тени, которые делят с нами этот мир, тех, кто всегда здесь, но всегда спрятан. Это как если бы врач ходил с микроскопами на глазах, чтобы моментально определять, какая болезнь сидит внутри нас.
— Он еще должен иметь возможность заглянуть в кровеносные сосуды, легкие и тому подобное, — заметила Эми. — Микроскоп не может…
— У этих микроскопов будут какие–нибудь приспособления с рентгеновскими лучами.
Эми подняла контейнер.
— Ух! Холодный.
— Он всегда такой, — сказал я. — Контейнер охлаждает свое содержимое двадцать четыре часа в сутки. Как — мы не знаем. Никаких батарей, никакого источника энергии. И он работает уже несколько лет. «Соус» нужно держать в холоде, иначе он, э–э, становится нестабильным.
Таким же нестабильным, как и рой пчел–убийц.
— Ты собираешься снова принять «соус»?
— Не хочу, но, похоже, придется. Это уравняет шансы сторон и выведет нас на одну частоту с противником. Если мы до сих пор живы, то только благодаря «соусу».
Да, кстати: все остальные, кто попробовал его, умерли. Какая ирония.
— Когда я нашел эту бутылочку, она была пустой, как и моя.
Я открыл контейнер и вытряс оттуда содержимое — две капсулы, черные, словно лакрица.
— Наверное, тебе хотелось бы узнать, откуда взялись эти бутылочки. Мы сами все время думаем об этом. Похоже, эта штука появляется, когда захочет.
— Ты не позволишь мне это принять? — спросила Эми.
— Такого я даже злейшему врагу не пожелаю. Но тебе и не придется это делать — иначе здесь были бы три капсулы.
— Нужно съесть их, пока на нас не напали, — сказал Джон.
Так мы и сделали. И стали ждать.
— Как вы поймете, что эта штука подействовала? — спросила Эми.
— Ну, начинаешь замечать разное. Сложно объяснить. Как будто сквозь помехи пробивается радиосигнал.
В этот момент в моей голове вспыхнула мысль — яркая, словно падающая звезда: рестлинг — это настоящая борьба, он реален, но не в том смысле, что мы понимаем под словом «реальность»; нет, рестлинг более реален, чем сама реальность. Затем я вычислил число «пи» до четырех тысяч знаков после запятой и понял, что идеальная окружность покажется нам прямой линией. Я посмотрел на серебряную таблетницу и понял, что ей более четырех тысяч лет. Или меньше четырех секунд.
— Если совершить кругосветное путешествие, то твоя шляпа пройдет на тридцать один фут больше, чем твои ботинки. Ты знал об этом? — спросил я у Джона.
— Нет, Дейв, не знал. Прежде чем заняться бомбой, я должен побрить половину собаки.
Я кивнул. Джон встал, позвал Молли и погнал ее в ванную. Я подумал о том, когда же подействует «соевый соус».
Чтобы убить время, я пошел в комнату, где стояла стиральная машина, открыл шкаф и шарил в нем до тех пор, пока не нашел водяной пистолет. Это была современная модель — огромный зеленый пистолет с надписью «Большой фонтан» на боку. К нему прилагался бак на два галлона с крючками, чтобы подвешивать его на пояс. В рекламном ролике говорилось, что такой пистолет стреляет струей в четверть дюйма шириной на расстояние в пятьдесят футов, и, в общем, это правда. Пистолет был липким: прошлым летом Джон налил в него пиво.
Пошарив еще, я вытащил рулон изоленты и длинную одноразовую зажигалку, какими зажигают гриль. Потом достал три бутылки химикатов для горючего, сгреб вещи в охапку, вернулся в комнату и вывалил все на стол.
— Будешь делать огнемет? — спросила Эми.
— Надо подготовиться. Кто знает, что нас там ждет — может, сам дьявол.
— Дэвид, какая польза от этой штуки?
— Ты что, не слышишь меня? Я же сказал, это огнемет.
Ох уж эти девчонки.
— Но если это какая–то тварь из преисподней, зачемтебе?..
Эми остановилась и, похоже, решила эту тему не развивать.
— А что возьму я? — спросила она. — Когда мы отправляемся? У меня будет оружие или что–нибудь в этом роде?
— Ты что, забыла про сурка?
Я занялся водяным пистолетом. Из ванной послышалось шуршание и собачий рык. За этими звуками слышалось гудение моей машинки для подстригания бороды.
Эми положила свою руку на мою. Вторая рука на столе; пальцы сжаты в кулак.
— Жила–была овца, — сказала девушка. — В Шотландии, кажется. Как тебе известно, овец стригут, чтобы получить шерсть, а эта сбежала с фермы и семь лет жила на воле, пока ее не нашли в какой–то пещере. Никто овцу не стриг, так что шерсть у нее невероятно отросла — не овца, а ходячая прическа «афро». Животное вернули на ферму, и оно стала одним из многих, но до самой смерти овца помнила, что когда–то жила на свободе. И никто не мог отобрать у нее эти воспоминания. Понимаешь? Я, как и ты, хочу увидеть эту тварь. Мы — как та овца; идем на риск для того, чтобы знать, что мы сделали все возможное.
