Роберт Хайнлайн - Пройдя долиной смертной тени
—Возможно, возможно. Так, а это справка из банка…
—Да. Но у меня будет одна просьба. Я хочу, чтобы доктор Гарсиа наблюдал за мной после родов.
—Не могу обещать этого. Извините. Такова политика…
Она встала.
—Тогда я никуда не лечу.
—О? Бог мой! Это что — все ваше?! — он не слышал ее, уставившись на банковскую справку.
—Неужели для одной беременной женщины нельзя сделать исключение?
—Не знаю… Это… если это все правда — вы не просто богаты, вы — миллиардерша!
—Возможно. Думаю, ошибок там нет, баланс подбивал «Чейз Манхэттен»… разве что какой-нибудь компьютер пустил пузыря. Ладно, давайте все сюда, потому что, раз уж комиссия не может пойти на такую крошечную уступку…
—Прошу вас, мадам. Я имею право делать подобные исключения — просто обычно не пользуюсь этим правом. Такова политика.
—Чья политика, мистер Бэрнс? Комиссии? Или ваша личная?
—О? Моя, я же говорю…
— Тогда хватит жрать мое время, чертов идиот!!!
Так ему, толстушка!
Да надоело мне это все! Спина болит!
Мистер Бэрнс от акустического удара чуть не вылетел из кресла. Опомнившись, он вскочил:
—Прошу вас, мадам…
— Юноша, хватит болтать попусту! Как видите, я беременна. Вы прочли мне лекцию об опасности родов и сроках зачатия — хотя вы не врач. Я терпела. Потом вы полезли в мою личную жизнь. Я тоже стерпела. Потом вы почему-то старались убедить меня, что врач, давным-давно наблюдающий меня, почему-то не сможет продолжать это делать, хотя мы полетим на одном корабле. Но, оказывается, все это было необязательным… стало необязательным, как только вы взглянули на мою банковскую справку. Значит, это все были ваши личные мелочные придирки, демонстрация мелкой и подлой властишки, врученной вам бесконтрольно. Я сидела перед вами на жестком неудобном стуле, у меня заболела спина. Сколько бедных беззащитных людей стали жертвами вашего неумеренного властолюбия и скверного характера? Но я не бедна и не беззащитна! Поэтому я обещаю вам, что на своем удобном кресле вы сидите последний день!
— Мадам, прошу вас, не надо! Ваш доктор будет с вами, сколько это потребуется. Я всегда иду навстречу пожеланиям кандидатов… насколько это возможно…
— Тогда вынь свою ленивую жопу из кресла — и предложи его мне! А сам посиди пока на стуле.
— Да, мэм…
Они поменялись сиденьями. Через несколько минут пристального изучения документов он поднял глаза:
— Почти все остающиеся у вас средства вы вкладываете в разработку и постройку космических кораблей?!
— Не ваше дело. Мои деньги, как хочу, так и трачу.
— Я не говорю, что мое. Просто это так… необычно.
— Почему? Мой ребенок может захотеть пойти на корабль. И я хочу, чтобы это был хороший корабль. Короче: у вас было время, чтобы заучить мое заявление наизусть. Решайте. Или ставьте визу, или давайте его обратно. У меня разболелась спина, и это вы виноваты, мать вашу, и ваша идиотская «политика, политика»!
Он поставил печать и расписался.
— В эту дверь, миссис Сэлэмэн.
— Спасибо, — она направилась к двери.
— Только тебя там и ждут, старая сука…
Джоан Юнис остановилась, повернулась всем телом и улыбнулась ослепительно и лучезарно.
— О, спасибо, дорогой! Это лучшее, что я услышала от вас! Самое честное — от всего сердца! Конечно, там меня не ждут, и я была не права — отвечать на вашу грубость своей грубостью. И я действительно старая сука, чего уж там.
— Я не должен был говорить так…
— Ну, почему же? Все это — чистая правда. Только я все равно не стала бы отнимать у вас вашу работу — честное слово, это не мой стиль. Просто у меня заболела спина, и я разозлилась. А вы неплохо держались. Как вас звать?
— О? Мэтью.
— Хорошее имя, Мэтью. Крепкое. — Джоан Юнис вернулась, подошла к нему вплотную. — Мэтью, я улетаю на Луну. Навсегда. Я никогда не вернусь оттуда. Простите старую суку… будем друзьями, ладно? Меня некому провожать, Мэтью. Поцелуйте меня… на прощание…
—О…
— Это ничего, что живот большой. Встаньте сбоку, так будет лучше… — Она подняла лицо и закрыла глаза.
Потом она судорожно вздохнула и прижалась к нему.
—Мэтью? Можно, я буду любить вас? Нет, совсем не то, что вы подумали… да мне и нельзя уже… Просто скажите мне, что я могу с любовью вспоминать вас в дороге… а это очень длинная дорога… до Луны. Я даже немного боюсь, когда представляю… Я слишком долго жила без любви, и мне кажется… я просто хочу успеть полюбить всех, всех, кто мне позволит… и будет хоть немного любить меня в ответ. Вы — будете? Или эта сука уж слишком стара?
—О, мадам Сэлэмэн…
—Юнис. Я — Юнис, Мэтью.
—Юнис… Юнис, вы — самая восхитительная сука… думаете, я почему держал вас на том стуле и не отпускал? Мне так хотелось посмотреть на вас… не насмотреться, не потрогать, не поцеловать — только смотреть и смотреть…
—Поцеловать тоже можно…
На этот раз у него получается лучше, намного лучше…
Не мешай, я занята.
—Чудесная… — он перевел дыхание.
—Пузатая и растекшаяся, — усмехнулась Джоан. — Видел бы ты меня полгода назад — а еще лучше — саму Юнис, ту, первую…
—Все равно — ты чудесная. Но нам нужно остановиться… Прощай, Юнис. Тебе — в эту дверь, а там — по указателям…
—Прощай, Мэтью. Я люблю тебя… и буду любить даже на Луне.
—Береги себя…
О, черт! «Врачебный контроль». Сейчас начнется всякое дырколазанье…
Зато нас поцеловали на прощание.
Глава 29
В Луна-Сити миссис Сэлэмэн, как и положено женщине, достигла наконец финиша утомительной девятимесячной дистанции. Ее симпатичный пуп торчал вперед, живот выпятился и вздымал простыню. Рядом сидела медсестра, тоже беременная, но с меньшим сроком. Джоан Юнис ожидала разрешения от бремени в общественной больнице.
— Винни?
— Да, дорогая?
— Если мальчик — то пусть будет Джейкоб Юнис. Если девочка — Юнис Джейкоб. Обещай.
— Обещаю, дорогая. Я записала, я помню. Мы же договорились: случись что, и я забочусь о твоем ребенке, а ты — о моем. Ты помнишь? Но нам не придется этого делать, потому что все будет в порядке, все будет хорошо…
— Поклянись, это так важно…
Джоан, не называй ребенка Джейкобом! Пусть будет Йоханн.
Джейк, я никогда не соглашусь назвать свое дитя этим идиотским именем! Мне оно стоило многих слез… но потом я научился драться.
Джок, не спорь. Босс прав.
Тогда пусть будет Джон!
Его зовут Джейкоб, и никак иначе!
Джоан, ты была самым упрямым старым ублюдком в Солнечной системе — и перемена пола тебя не изменила. Так что все правильно.
Джейкоб, я тебя люблю.
Я тоже люблю тебя, Джок.
— Клянусь, Джоан! Клянусь чем хочешь…
— Моя нежная Винни. Мы прошли немалый путь вместе… ты, я и Роберто…
— Да, дорогая. Так и было.
— Я больна. Или нет?..
— Джоан, ты не больна. Просто женщины всегда чувствуют себя скверно перед родами…
— Какими родами? Винни, наклонись, я должна сказать тебе… Это безумно важно. Имя ребенка должно быть…
— …синдром отторжения. Атипичный, но несомненный.
— Почему атипичный, доктор Гарсиа?
— Ну… налицо раздвоение личности. Даже растроение.
В бреду она говорит тремя голосами, причем два из них — голоса умерших.
—Не знаю… Впрочем, я не психиатр. Мое дело — принять здорового ребенка, а на сколько голосов она говорит, мне все равно. Я принимал от женщин, которые вообще ничего не соображали.
—Я тоже не психиатр. Давайте считать, что это просто бред. Просто отторжения я боюсь больше всего…
—Доктор, я не имел дела с пересадками органов, я акушер. Но многие из моих пациенток чувствовали себя гораздо хуже… но на третий день после родов вставали на ноги. Может быть, сказывается еще и адаптационный синдром? Она прибыла меньше месяца назад…
—Видите ли, у этой пациентки был пересажен мозг, а сейчас мы видим нарушение корковых связей. Не знаю, долго ли это будет продолжаться… но, боюсь, мы уже ничего не сможем сделать. Как только нарушатся стволовые связи — все. И я ничего не смогу сделать!
Старый акушер покачал головой:
—Это фронтир, сынок. Здесь мы умираем по-настоящему. Да ведь и будь у вас новейшее оборудование — неужели вы остановили бы начавшееся отторжение? А спонтанная ремиссия может наступить и на обычной койке…
—Нет. Впрочем, никакое оборудование тоже не поможет. Мы смогли бы протянуть еще немного, и это все.
—Что ж… Я понял. Это ваша пациентка, и вы сказали все.
—Да. Нужно спасать ребенка.
—Работаем.
Джоан Юнис очнулась. Над ней плыл потолок коридора.
—Роберто?
