Анна Одина - Амфитрион
За этим последовала борьба за жизнь. Дельфине впору было ставить памятник: она не отходила от мужа ни на шаг, только в часы его сна отъезжала в тот или иной офис, организовала себе рабочее место у одра больного, выписывала ему из далекой России уникальную лекарственную разработку, на которую тратила добрую часть личного дохода, ибо лекарство производилось подпольно на основе редчайшего вещества, добываемого из плаценты и маточного молочка пчел, и параллельно «поднимала» Ирэн, которую до года кормила грудью (идеальной формы).
Однако спустя четыре месяца Жак М. устал бороться и тихо скончался, так толком и не придя в сознание. Ни одна слезинка не упала из гордых глаз Дельфины. Она провела похороны, не надевая темных очков, и в глаза явившейся на отпевание первой жены (с двумя детьми) смотрела чистым взором: в любви, как и на войне, побеждает сильнейший.
Молодая вдова справилась с ударом, довольно быстро восстановила связи в правительстве и даже вышла из тени великого покойного мужа, от которого ей остался, помимо материальных активов, интересный ореол мученичества над непокорной головой. С тех пор Дельфина вызывала особое опасливое уважение в деловом мире.
FP набирала обороты, все туже запутывая земной шар в паутину дешевых и вкусных продуктов; Cockayne шла за нею по пятам. Бежали годы, и Дельфина Монферран упрочивала на Олимпе пищевой индустрии свой трон из чизкейков, контролировала жирность молочных рек, следила за содержанием сахара и желатина в кисельных берегах. Так продолжалось года три. Ирэн подрастала под присмотром нянюшек и гувернеров, обучалась языкам, музыке и верховой езде и питалась давно уже не маминым грудным молоком, а продукцией, тщательно выращенной на личной ферме Дельфины, затерянной среди лесов и полей Бретани, обнесенной по периметру двухметровой каменной стеной, отчерченной от неба лазерным барьером. Надо ли и говорить, что родословная коров, дававших молоко Ирэн, и телят, шедших на мясо к столу маленького семейства Монферран, по безупречности превосходила Дельфинину.
Прошло еще два года. Девочке настала пора учиться в школе, и как бы супер-мать ни жаждала ограждать дочку от страшного мира и дальше, разум подсказывал, что даже молодая и здоровая Дельфина не вечна: Ирэн рано или поздно придется если и не делать карьеру (желательно в какой-нибудь творческой сфере), то выходить замуж. А для этого надо учиться жить среди людей – не бонн, наставников и маминых деловых партнеров, а в свете. Поэтому mme Монферран нашла для дочери закрытый пансион под Парижем и сказала себе, что пора успокоиться. Здесь автор не удержится и намекнет: Дельфина была неправа. Пора было начинать волноваться.
В один чудесный день позднего августа в восемь часов пятьдесят одну минуту (это время раскаленным тавром отпечатается у нее в уме) мадам Монферран выходит из личного лифта на сорок пятом этаже башни FP, что в хрустальном парижском районе Defense. Привычно миновав последнюю пару охранников на директорском этаже, она открывает золотой карточкой кодовый замок и входит в кабинет. Она поднимает взгляд на свое рабочее место и не вскрикивает, не кидается в коридор и не зовет охрану только потому, что… она Дельфина Монферран.
За ее письменным столом удобно располагается человек, не относящийся к числу служащих компании. Дело даже не в том, что Дельфина знает их всех в лицо: не знает. Просто по нему видно, что он не из служащих, даже в великолепно-аскетическом кабинете Дельфины он выглядит как казначей Ее Величества на детском утреннике в «Макдональдсе». Впрочем, это несоответствие не мешает ему приветливо улыбнуться и опустить взгляд на монитор ее компьютера с той непринужденностью, с какой люди в метро читают покетбуки. Дельфининого компьютера, защищенного паролями, шифрами и «огненными стенами» не хуже пентагоновского информационного центра!
Дельфина Монферран, как, наверное, уже понял читатель, соображает очень быстро. Поэтому она, допустив на лицо лишь выражение вежливого недоумения, выглядывает из двери и окликает охранника, не забыв взглянуть на незваного гостя, – не дернется ли? Но мужчина, занявший ее место, даже не меняет позы, продолжая лениво изучать деловую документацию главного исполнительного директора. Тогда умница Дельфина… велит охраннику никого не пускать на этаж до отдельного уведомления. Захватчик удовлетворенно кивает. Мадам Монферран аккуратно закрывает дверь и поворачивается к своему столу. «Кто вы?» Нет, ни в коем случае: Дельфина Монферран переходит сразу к сути. Какая разница, кто он?..
– Чего вы хотите? – спросила хозяйка FP.
Ее гость, похоже, и не ждал от нее риторических вопросов, а на скорость соображения не жаловался. При этом он явно никуда не спешил – а это всегда нервирует.
– Разных вещей, – отвечал он. – В той части планов, которая касается вас, важно, чтобы вы продолжали возглавлять Food Planet…
Дельфина дернулась. Оказывается, у него уже есть на нее планы. Впрочем, было бы странно ожидать, что такая сложная акция реализована от нечего делать. Человек тем временем продолжал, для разнообразия переведя взгляд с компьютера на Дельфину (она при этом подумала, что надо отключить кондиционер – по позвоночнику пронеслась вереница торопливых мурашек):
– …из этого офиса, потому что акционеры вряд ли доверят вам руководить корпорацией из тюремной камеры или, скажем, из ссылки во Французской Гвиане.
Дельфина выдержала и эту атаку. Молча прошла к креслу, села.
– Вы позволите мне закурить? – поинтересовался мужчина, задержав уже чиркнувшую зажигалку в миллиметре от своей сигареты. Похоже, он понимал: как быстро они оба ни соображают, все-таки человеку, которому кидают в голову томагавк, нужно время, чтобы прийти в себя.
– Возражаю, – мрачно сказала Дельфина. Ей нужно было оказать какое-нибудь сопротивление – она же Монферран, а не какая-нибудь истеричка из телевизора. – Мы занимаемся здоровой едой, и в нашей корпорации работают люди без вредных привычек.
Неприятный гость одарил хозяйку кабинета еще одной улыбкой, на этот раз скептической, донес огонь до сигареты, вдумчиво затянулся, щелкнул мышью, усыпляя компьютер, и развернулся к Дельфине в крутящемся кресле.
– Полноте, – тонкая кисть, потянув за сигаретой дымную ленту, описала небрежную дугу. – Ваша Cockayne, если б не людские недуги, давно бы уже обанкротилась. Да и потом, где вы видели людей «без вредных привычек»? Возможно, вы родом из Нормандии? Ведь именно там, говорят, сохранились наиболее чистые нравы во всей прекрасной безнравственной Франции… «Людей без вредных привычек» не бывает, тем более когда этих людей шестьдесят пять тысяч триста семьдесят шесть душ – пока считая среди них и вас. Один по вечерам пьет кальвадос (кстати, именно в Нормандии), другой жадно курит weed[73] в распечатанную форточку корпоративной душевой комнаты, тем самым, между прочим, безвозвратно нарушая бесперебойную циркуляцию очищенного офисного воздуха. Третий ездит по выходным в Гамбург, переодевается женщиной и предается унылому разврату, а на службу ходит в кружевном белье, yuck[74]. Четвертый… Четвертая, предположим, любит своего отца, на которого похожа, как обесцвеченный инь на потемневший от горя ян, соблазняет собственного декана, под прикрытием этого брака рожает от родного отца дочь… Dear me![75]
Веселое восклицание, равно как и то, что докладчик не стал делать сочного акцента на последнем известии, странным образом немного примиряло с визитером. Но все же не настолько, чтоб помочь Дельфине удержать чудовищный удар. Глаза нарушителя спокойствия изучали ее с обманчивым равнодушием, и он, конечно, увидел, как по мере его рассуждений лицо ее меняло цвет: Дельфина была из тех, кто бледнеет, но эта стадия была уже пройдена, и теперь ее щеки пошли красными пятнами. Она отшатнулась со сдавленным криком и, отойдя на пару шагов, упала в низкое кресло.
Удовлетворенный таким эффектом, человек встал и подошел к голландскому натюрморту, украшавшему стену офиса. Центральное место в натюрморте занимали чудовищные овощи и пугающая дичь. Имелась также и кухарка.
– Ба, – констатировал он, – так это вы тайно купили всю «Морковь» Геррита Доу, оставив в шверинском Staatliches Museum жалкую копию! Как это я раньше не догадался.
Тон проклятого незнакомца явственно подразумевал: «Это лишь маленький пункт в списке того, что я о вас знаю». Он что-то поискал взглядом и не нашел. Тогда захватчик подошел к морскому пейзажу и стал смотреть в него, как в окно. Настоящего окна в кабинете не было, Дельфина и сама не знала, почему, но ей было проще запираться в офисе, как бы добровольно заключая себя в тюремную камеру. Правда, с появлением уверенного обвинителя сходство с тюрьмой стало неприятно сильным, и она стала думать, как перенесет свое рабочее место куда-нибудь, где есть… воздух. Занятая этой мыслью о будущем, Дельфина надеялась, что страшное настоящее скоро кончится, и молчала. Но незнакомца, похоже, ее партия в разговоре и не интересовала. Он продолжал:
