Александр Проханов - Человек звезды
Маерс наблюдал концентрацию тьмы, делал пробы, направляя в меркнущее небо стихотворные строки русских поэтов, описывающие нежность и возвышенность чувств. Пушкинская строка «Сияет средь минутных роз неувядаемая роза» пробила пепельный купол и, слегка потемнев, как окисленное серебро, умчалась в мироздание. Но строфа Ахматовой «И слава лебедью плыла сквозь золотистый дым. А ты, любовь, всегда была отчаяньем моим», — эта строфа окуталась пламенем и, как белая птица с опаленными крыльями, упала в реку.
«Вот так же, — подумал Маерс, — должны сгореть в слоях зла космические корабли, летящие из созвездия Льва».
По улице двигалось шумное шествие. Это был гей-парад, в котором участвовала российская и мировая элита. Все они были в экзотических одеждах характерного голубого цвета. Впереди шагал сэр Элтон Джон с рыжими крашеными волосами, морщинистым, мокрым от сладострастия лицом. Он обнимал огромного фиолетового негра, у которого в голубых трико творилось что-то невероятное. За ним следовали мэры европейских столиц, поигрывая бедрами, красили на ходу губы, позволяли мускулистым охранникам шлепать себя по ягодицам. Звезды Голливуда мужского пола составляли живописные брачные пары, многие из которых целовались и нежничали. Россия была представлена несколькими узнаваемыми министрами и вице-премьерами, ведущими телеканалов, одним генералом, множеством шумных журналистов и эстрадных певцов, депутатами Государственной думы и Общественной палаты. Среди процессии выделялась инвалидная коляска, в которой восседала полуголая примадонна с распухшими склеротическими ногами и прелестным лицом девственницы. Коляску толкали два ее мужа, кумиры эстрады, которые женились на певице, чтобы в ее отсутствие встречаться в спальне. Певица, сделавшая недавно тридцатую по счету подтяжку, боясь за судьбу швов, оскалила в улыбке рот и уже не смыкала губ. Процессию замыкал уроженец Тверской губернии, безземельный крестьянин, который в телепередаче «Прямой эфир» горестно заметил: «А меня все в зад гребут».
Маерс с удовольствием смотрел на шествие, от которого в небо валила тьма. Он вышел на набережную, где клубился народ. Река под пепельным небом казалась зеленой, ядовитой, с химическим свечением вод, какое бывает в хранилище ядерных отходов. Маерс смотрел, как из-под крутого берега на речной простор выплывает трехпалубный теплоход «Оскар Уайльд», и на верхней палубе толпятся дети, и среди них пританцовывает, машет руками клоун.
Клоун был в смешной блузе, колпаке, вместо носа у него был красный пластмассовый шарик, огромные чувяки шлепали по палубе, и он смешил детей. Добрые люди, опекавшие сиротский приют, устроили им праздник, прогулку на великолепном теплоходе. В салоне их ожидало вкусное угощение, подарки, а сейчас на палубе они смотрели на родной город, и клоун, целуя мальчика Сережу в пушистую макушку, говорил:
— Посмотрите, дети, на наш чудесный город. Когда вы вырастите большими, вы станете путешествовать по разным странам. Побываете в Америке, Италии, Австралии, где много прекрасных городов. И жители этих стран вас спросят: «А какой он, город, в котором вы выросли?» Что вы им расскажете? Кто из вас опишет наш замечательный город? Начинай ты, Катя.
Девочка с бантом в светлой косичке счастливо смотрела на проплывавший собор с золотым куполом, на гранитную набережную с памятником солдату, на пестрых людей, окружавших бьющий фонтан.
— Наш город я очень люблю. В нем много красивых домов. Когда я была маленькой, у меня была мама. Но потом она уехала в далекие края. И теперь вместо мамы у меня есть воспитательница Анна Лаврентьевна. Но она тоже куда-то уехала.
— Прекрасный рассказ, моя милая! — восхитился клоун, подпрыгнув на месте. — Тебя ждет замечательный подарок, кукла Барби. Ну а ты, Витя, как ты опишешь свой город?
— В нашем городе живут очень хорошие люди, — мальчик с серьезным бледным лицом смотрел на высокий зеленый берег. — Я очень люблю моего дядю Мишу. Когда умерли папа и мама и меня отдали в детский дом, дядя Миша приходил меня навещать. У него есть мотоцикл, и он меня катает. Когда я вырасту, я куплю себе мотоцикл.
— Отлично, Витенька. Будет тебе мотоцикл, — клоун умилялся смышленому рассказу. — Ну а ты, Сережа? Что ты скажешь жителям Нью-Йорка или Парижа?
Мальчик с челкой, большими серыми глазами и синей жилкой на худенькой шее ответил:
— Когда я вырасту, я стану архитектором. Я построю в нашем городе стеклянные дома, в которых будут отражаться радуги, чтобы люди в них были счастливыми и никогда не умирали. Я посажу сады, чтобы все могли ходить по улицам и срывать себе яблоки, груши и вишни. Я подружусь с такими учеными, как наш учитель рисования Антон Тимофеевич Садовников, которые изобретут такое лекарство, от которого моя мама снова станет живой. Мы будем жить с ней в стеклянном доме и сквозь потолок смотреть на звезды.
— Даты настоящий сказочник! — восхищался клоун. — В такой город приедут жить люди со всей земли.
Он захлопал в ладони:
— Дорогие дети, а теперь я хочу вам кое-что сообщить. Наш корабль имеет дырку в борту и начинает тонуть. Я вместе с другими матросами сажусь в лодку и уплываю на берег. А вы останетесь здесь и утоните. Но вы не бойтесь, это не страшно. В реке рыбки живут.
Он смешно зашлепал чувяками. Покрутил во все стороны красным пластмассовым носом. Побежал на корму, где матросы спускали на воду шлюпку. Вслед за матросами заскочил в лодку, и она, стрекоча мотором, поплыла прочь от теплохода, который, потеряв управление, стал медленно поворачиваться, и было видно, как он погружается в воду.
Дети, обомлев, стояли на палубе. Люди на набережной начинали кричать и указывали на тонущий теплоход. А моторка весело уплывала. Клоун отцепил от носа и кинул в воду целлулоидный шарик. Содрал колпак и маску. Маерс смотрел, как удаляется белый корабль. И над ним в тусклой мгле лазеры снова начертали стихотворную строку пролетарского поэта: «Я люблю смотреть, как умирают дети».
В это же время киллер Федя Купорос, застреливший чрезмерно спесивого Рому Звукозапись, двигался за город на безупречно новом джипе «Чероки». На сиденье справа лежал пятнадцатизарядный пистолет «Беретта 92», а ТТ торчал из-под ремня, приятно надавливая на пупок. Он получил приказ от главаря областного Законодательного собрания взорвать священный дуб и теперь ехал выполнять задание, бросив на заднее сиденье мешок с пластидом и электровзрывателем. Он был в отличном расположении духа, потому что готовился к поездке в Америку, в Лас-Вегас, где намеревался «оттянуться по полной». Спустить накопленные деньги в казино, в ресторанах, с дорогими проститутками и дружками, которые поджидали его, строго наказав выучить хотя бы два десятка английских выражений. Он вел машину, представляя ночное буйство реклам, зеленое сукно игорных столов, груди топ-моделей. Заглядывал одним глазом в русско-английский разговорник, зубрил трудные для уральского произношения фразы. «Хау матч». «Каунт, плиз». «Брекфаст». «Найс ту мит ю».
Вдоль шоссе шла пожилая женщина в долгополой юбке и длинной кофте, и было видно, что она устала, с трудом переставляла ноги. Федя Купорос притормозил, приоткрыл дверцу.
— Садись, мать, подвезу.
— Спасибо, сынок, — с благодарностью откликнулась женщина. Стала забираться в высокую машину, и Федя, сделав страшное лицо, сунул ей руку под юбку, гаркнул:
— Найс ту мит ю!
Женщина в ужасе отшатнулась, а Федя с хохотом захлопнул дверцу и погнал машину.
Перед ним по шоссе ехал колесный трактор с подвесной косилкой. Вилял из стороны в сторону, мешая проехать, не откликался на гудки. Федя приоткрыл стекло, просунул наружу беретту и сделал несколько выстрелов в воздух, отчего трактор шарахнулся в сторону, и, обгоняя его, Федя увидел потрясенное лицо сельского тракториста.
— Каунт, плиз! — хохотнул Федя, помахав крестьянину стволом.
Когда он проносился сквозь деревню с убогими заколоченными хижинами, к машине вынеслась собака, и, оскалив хрипящий ненавидящий рот, гналась за ней. Федя слегка вильнул, ударив зверя колесом, услышал упругий удар. Видел в зеркало, как лежит на синем асфальте пушистый комок, содрогаясь в предсмертной муке.
— Брекфаст, — произнес Федя Купорос, приближаясь к священной роще, где находился чудотворный дуб.
В дискотеке «Хромая утка» Джебраил Муслимович Мамедов готовил кальяны, в которых уже тлели ароматные угольки, и служители подсыпали в медные чашечки крохотные крупицы «препарата Тьмы». За их приготовлением нетерпеливо следили молодые люди, пожелавшие совершить космическую одиссею, вкусить сладкий наркотический дым и унестись в иные миры. Всем руководил сам Джебраил Муслимович, который был облачен в космический скафандр и просил называть его «юрий гагарин с маленькой буквы». Кальяны были выписаны из стран Залива, были великолепными изделиями стеклодува, переливались, как волшебные лампы. Молодые люди жадно смотрели на драгоценные сосуды, на изогнутые, как водоросли, трубки и костяные мундштуки.
