Альфред Кубин - Другая сторона
Я сгорал от нетерпения и с любопытством смотрел из вагонного окна то в одну, то в другую сторону. И вот — вдали, действительно, стало что-то вырисовываться. Раскинувшаяся на большом пространстве масса домов, минаретов, церквей — Самарканд! Самарканд! Голубые и зеленые черепицы крыш пестро переливались на солнце, и по мере приближения разноцветье все возрастало. Мною невольно овладело ощущение счастья, хотя мне по-прежнему не давал покоя вопрос: в чем же будут заключаться разочарования? Ведь нас ждало нечто абсолютно неизвестное.
При въезде в Самарканд мое настроение стало более прозаичным. Когда мы вышли из вагона и принялись осматриваться, к нам приблизился человек. Помесь восточного пруссака с армянином, определил я про себя.
— Господин Гауч известил нас о вашем прибытии! — легкий поклон — беглый немецкий.
— Куда нам теперь идти? — спросил я умеренно приветливым тоном.
Снова вежливо поклонившись, на этот раз и моей спутнице, он представился:
— Куно Эберхард Теретатян, агент. У вас есть что предъявить мне?
Мысленно увенчав себя лаврами за свое превосходное расовое чутье, я протянул метису футляр с портретом, который не выпускал из рук, наверное, уже с полчаса.
— Благодарю, этого достаточно. В вашем распоряжении три свободных часа. Сейчас — два, а в пять колонна отправится в путь. Я предлагаю вам отдохнуть под моей крышей и подкрепиться.
Пока мы разговаривали, несколько носильщиков, здоровенных как медведи, по его знаку погрузили на тележку наш багаж и укатили ее. Мы зашагали рядом с господином Теретатяном. От экипажа, который нам хотели навязать, мы отказались.
— Теперь уж лучше пешком! Как далеко отсюда вы живете?
— Добрых полчаса ходьбы, сударь.
— В таком случае, ради бога, вперед!
3Я полагаю, всем известно, как выглядят восточные города. Они точь-в-точь как наши, только абсолютно восточные. Вкривь и вкось продвигались мы по площадям и улицам, то и дело наталкиваясь на сценки из «Тысячи и одной ночи». Через полчаса вокруг стало спокойнее — по-видимому, мы достигли окраины города. Наш провожатый остановился перед одним домиком и объявил:
— Вот мы и пришли!
Мы проследовали в комнату на первом этаже. Багаж уже был доставлен. Я заметил его во дворе. Превосходный обед в уютном помещении на устланном коврами полу окончательно расположил меня в пользу нашего хозяина. Этот второй агент Патеры был еще учтивее первого, почти до подобострастия.
— Что нового в стране грез, господин Теретатян? — благодушно поинтересовался я, когда мы покончили с инжиром, чтобы приняться за виноград.
— Ничего нового, ровным счетом ничего! Разве что театр. Но о нем вы, конечно, уже знаете? — В первый раз слышу! — воскликнул я, снедаемый любопытством ко всему, что было связано со страною грез. — Новая затея повелителя! Здание закончено уже месяц назад. На прошлой неделе мне пришлось изрядно поломать голову над тем, как доставить туда несколько вагонов инвентаря — кулис, задников, старых париков. А это вам придется оставить здесь, милостивая государыня, — отнесся он к моей жене, указав на сверкающую новизной кухонную плитку, которую она как раз в этот момент внесла со двора. Но она не расслышала его слов, потому что засмотрелась на играющего во дворе ребенка.
— Что вы имеете в виду? — воскликнул я и легонько пихнул жену в бок.
— К сожалению, таков наш порядок! — соболезнующим тоном пояснил он мне. — Буквально на днях — одна оперная певица — она пришла в бешенство, когда я стал перебирать ее гардероб. Лучше последуйте моему совету, и вы избавите себя от многих неприятностей.
Без слов, с расширенными от удивления глазами я слушал этого человека.
— Но это мои вещи, — раздраженно заметил я.
— Уверяю вас, сударь: ваши опасения беспочвенны. Никто у вас ничего не отнимет, ни одна ваша вещь не пропадет. Можете не волноваться.
— Почему бы нам на время не оставить вещи здесь? — обратилась ко мне жена. — В течение нескольких дней мы вполне можем обойтись самым необходимым. А потом твой друг велит доставить наши чемоданы.
Обрадованный этой неожиданной поддержкой, агент принялся уговаривать меня.
— Да вот и та оперная певица теперь довольна. Ведь господин едет не в глушь, через два дня он найдет в Перле все необходимое.
— Как два дня? Я не ослышался? Судя по карте, туда как минимум неделя пути! — моему удивлению не было предела.
— Значит, сударь не вполне разобрался в маршруте — с едва заметной улыбкой возразил наш полуармянин. — Даже при условии частых остановок дорога занимает не более трех дней!
— Так что же все-таки мы можем взять с собой? — осведомилась моя жена.
— Наш агент по Баварии должен был проинструктировать вас на этот счет, сударыня. Согласно нашим правилам, с собой можно провозить только подержанные вещи.
— Хлама мы не держим! — у меня уже лопнуло терпение.
— Я сказал «подержанные», а не «поломанные».
— Пусть делает как знает! — вмешалась моя жена.
И обратилась к нему: — Не угодно ли вам, сударь, проверить наш багаж?
Мы вышли на двор и безропотно предоставили наши чемоданы для досмотра. Табачную подушку я на всякий случай не выпускал из рук. Агент тщательно изучал содержимое каждого предмета багажа. Это надо было видеть!
Фотоаппарат с принадлежностями был немедленно отложен в сторону; за ним последовал бинокль — превосходная вещь, а при виде бритвенного прибора этот тип снисходительно бросил: «Ради бога!» Несессер моей жены он перерыл сверху донизу. Что касается одежды, то здесь агент, казалось, испытывал некоторые сомнения. Когда очередь дошла до моего дорожного пальто новейшего фасона — предмета моей гордости, — он заметил: «Его вам конечно, придется отдать в переделку! Не следует бросаться в глаза!» Но когда этот болван добрался до белья моей жены и хотел уже запустить в него пальцы, я возмутился: «Это остается с нами!» Столь же строгой ревизии были подвергнуты и книги, но мои прелестные старинные безделушки остались со мной. «Ничего вашего не пропадет… не пропадет!» — беспрерывно повторял господин Теретатян с озабоченным видом. При этом ни одна мелочь не ускользала от его взгляда. «Теперь все нормально». Он низко поклонился. Между тем на часах уже было четыре.
В оставшийся час я купил в Самарканде еще несколько вещей взамен, так сказать, конфискованных. Я приобрел великолепный старинный самовар — не столь практичный, но более красивый, чем наша плитка. Когда я вернулся, две вместительные повозки с огромными колесами уже стояли наготове. В каждую было запряжено по верблюду. Я с сомнением глядел на этот жалкий транспорт.
— Вы поедете с комфортом, внутри постелены одеяла. Проводник — надежный человек, и ему дано указание исполнять все ваши желания.
Увидев внутри несколько больших корзин с провиантом, я был просто тронут и, не скупясь на изъявления благодарности, потряс руку нашего хозяина. Во главе поезда ехал верхом на гривастой лошадке проводник, низкорослый киргиз. При каждой повозке — по одному погонщику, позади — двое слуг в желтых шапках и темных кафтанах. Так мы и ехали. Приключение, которого я так давно ждал, началось.
4Город уже давно исчез из поля зрения, но по-прежнему был виден мавзолей великого Тимура. Его фиолетовый купол отчетливо вырисовывался на красочном фоне закатного неба.
Спутница у меня под боком походила на мешок со свисающей из него головой. Она боролась со сном и в ответ на мои реплики бормотала что-то неразборчивое, так что вскоре мне пришлось оставить свои попытки разговорить ее. В нашем покрытом защитным тентом экипаже царила темнота. Ландшафт становился все скуднее, каменистее; окрестности утопали в по-осеннему бледной зелени. Если меня не одолевали новые приступы раскаяния в предпринятом нами рискованном шаге, то единственно потому, что у меня на это не было сил. Мы с женой были чересчур утомлены.
В унылых зеленоватых сумерках мимо то и дело проплывали голые деревья, кактусы и солончаковая растительность. Повозка покачивалась мерно и ритмично. От головы поезда доносилась протяжная жалобная мелодия. «Такую можно извлечь только на каком-нибудь крошечном инструменте…» — подумал я и почти сразу заснул.
Все мы — странники, все без исключения. Так было и так будет всегда, покуда живо человечество. От древнейших кочевых народов до нынешних туристов, от разбойного набега до современной исследовательской экспедиции, — независимо от мотивов, человек продолжает странствовать. Пешком, верхом, на колесах, с помощью пара, электричества, бензина — независимо от средств, человек продолжает странствовать. Иду ли я в гостиницу или совершаю кругосветное путешествие — я странствую. И точно так же странствуют все животные, перемещаясь то в одну, то в другую сторону. Сама наша старушка Земля показывает нам в этом грандиозный пример. Движение, закон природы! Каким бы усталым ты ни был, ты должен следовать ему и не останавливаться… Подлинный покой настает лишь тогда, когда наши странствия закончены. И на самом деле все с нетерпением ждут этого момента — только никто себе в этом не признается. Многие этого даже не знают. Иные из нас, кто уже отходил свое и больше не хочет странствовать, или лежит, больной, в постели, или просто не в силах передвигаться, все же путешествуют в своем сознании, в воображении, и часто уходят далеко, далеко… но стоять на месте — о нет, такого не бывает!
