Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы
Потому что даже ты понимаешь, что моя слабость не может длиться вечно.
А потому тебе нужно поскорее приступать, к чему ты там задумал…?
Пока у тебя много шансов…
Ты ведь подготовился? Ты услышал отдалённый взрыв, секундный перебой в работе системы нагнетания, вызванный внезапным ускорением тока воды, «удар» её в сопла активной подачи…
Ты своим нюхом сразу учуял, что так грохотать в «приветствии» мог именно я.
Верно? И ты подсуетился, примчался сюда, постарался подготовиться к "встрече"…
Иначе зачем тебе здесь, в почти новёхоньком машинном зале, так много людей, что ты согнал для обыденного «свидания» со старинным другом?!
…Я словно случайно делаю резкое движение торсом, насколько позволяют незаметно, но верно «оттаивающие» мышцы.
Он вздрагивает и совершает короткое, но видимое мною колебание туловищем в сторону. Эдакая "реагентная усрачка" в ответ на опасный раздражитель.
Такими же немного нервными оказываются и стоящие полукругом бойцы.
Короткие «броски» тел, всплески реакции…
Ребята, вам не стыдно?! Перед вами почти старик, — немощный, седой и измученный, почти калека…
…Я откашливаюсь и поднимаю голову. Теперь их черёд любоваться подобием моего довольства на лице.
Да, теперь наевшимся мёду медведем улыбаюсь уже я. И замечаю, как слегка бледнеет самый молодой из этого торжественного "конвоя".
Присматриваюсь к ним.
А-аа…, это вы… Хранители, сторожа государевых чирей…
"Витязевские". Вас я узнаю, даже доставая почерневшей от грязи мешалкой, вкрутую сваренными, плавающими среди прочего людского вонючего варева, из чанов Люциного "хозяйства".
У вас особый "цвет лица".
Господско-бдительный.
Как у породистых морских свинок. Вечно сытых и полных достоинства. "Мы — опора государственной власти", да?
Ну-ну…
Метко.
Опора. На которую так и тянет присесть потной сракой в жаркий полдень в лесу.
Пеньки.
Кряжистые и уверенные в собственной неуязвимости — пеньки.
— Так вот ты с кем водишь теперь дружбу, Вилле… Со спецназом ФСБ, с бывшей элитой МВД…
Со своими прошлыми потенциальными палачами. Ведь именно им могли поручить достать твою горячую, ветреную башку в тот раз… но Полковник, зная мою доброту к тебе, послал меня… Потому как знал…
Он был, как я понял позже, излишне добросердечным идиотом, в своей доброте глупее даже меня самого.
Ну, да это неважно… — я замолк. Немного отдохнул:
— Ты — отброс. И в связи с этим тебе позволено всё. Даже то, на что не пошёл бы даже ныне покойный Иуда.
На симбиоз убеждений, слияние изначальных противоположностей.
Хотя о чём я…
У тебя ж цель, верно? И ради неё ты пойдёшь на всё.
Если я не пристрелю тебя раньше. Мне следовало сделать это ещё тогда, в государстве чумазых…
…От моих слов он опешил. Видимо, не ожидал, что едва выползший захлебнувшейся каракатицей на бережок, я лишь две неполные минуты спустя буду способен на такой длительный монолог.
И просто не нашёлся сходу, что ответить.
— Да ты, как я вижу, рад мне до слёз, Тайфун… Вон сколько караула ради меня выстроил. Аж семь рыл…
Он помолчал, как-то нервно дёрнул щекой и слегка скривился:
— Я просто знал, что тебе будет нужна помощь крепких мужских рук… Дорога неблизкая, всё замело…, Учитель…
— Не умничай, козлина. Ты никогда не умел этого делать. Да так и не научился. Всю свою жизнь — прямее палки, — я скорее брюзжу, подобно скареде при расчёте в лавке, потому как моё тело затекло неимоверно, и мне приходится уже пытаться устроиться поудобнее. Чихать я хотел на то, что они там обо мне подумают. Сяду просто, — вытянув ноги и сложив руки на коленях. Как в гимнастическом зале. Я устал, и мне простительно…
Я смотрю на него так, что ему, против воли и вопреки желанию казаться крутым перед этими олухами, приходится едва заметно поёжиться:
— Так что, сразу о деле? Даже чаю не попьёте, Гюрза?
Мне страшно раздражает его манера острить старыми приколами, лень разевать рот, но раз уж я начал…
И всё так же, пока ещё сидя на полу, на рифлёном железе, я продолжаю:
— Вспомни-ка, сволочь, каким ты пришёл ко мне. Ты, который в своей прошлой жизни не замучил и комара, — по одному Богу понятно, какой своей прихоти, — ты решил познакомиться с такой жизнью.
Как я потом узнал, ты просто вынес своему состоятельному папаше весь мозг, чтобы оказаться среди нас. И он с отчаяния нажал на все мыслимые и немыслимые педали…
Кой чёрт тебя принёс тогда к нам, юродивое, калеченое ты Богом существо?!
Шёл бы в свой Гарвард, в Лихай… да к чёрту на рога! Так нет, — тебя колбаской закатило к нам…
К своему вечному стыду, это я сделал из тебя того, кто ты сейчас есть, мразь…
Мне нужно было тогда просто прибить тебя на тихую. Вроде как "случайная жертва в процессе обучения". Списали б твою шкурку, да и дело с концом. Или удавить тогда где-нибудь в грязных ночных кварталах Мапуту.
И теперь мне не нужно было б тащиться сюда, чтобы лицезреть твою мерзкую рожу…
И не жил бы я все эти годы в ожидании проявления твоей "активности"…
…Он стоял, заложив длинные мускулистые руки за спину. И раскачивался на носках в каком-то своём раздумье. Вылитый Вин Дизель в молодые годы.
Думай, думай…
Это полезно даже таким «вундерам», как ты…
— …Знаешь, кем бы ты себя не мыслил, вознёсшийся поросёнок, не всё тебе подвластно. Ты не более, чем червь на зеркальной глади Вселенной. Суетливый, ненасытный, прожорливый. Возомнивший себя Фениксом. На что ты рассчитывал, когда махал перед моим носом красной тряпкой? Когда писал эту гнусь? Когда вообще заполз в мои края?
Что я сниму с места четыре с лишним сотни людей, разорю, спалю, взорву всё, что там у нас было, и ринусь спасать всех от тебя, моя несостоявшаяся гордость?
Или сам сбегу с позором, как хорёк с кукурузного поля, в год бескормицы? Ты, небось, даже прикинул, сколько ж тряпья, харчей и черпаков я, надрываясь от жадности, поволоку с собою на горбу?!
— Я…
— Не перебивай… Я и так знаю, что «ты»… Ты знал, что я обязательно приду. И я более всего уверен, что ты не ожидал увидеть меня в «форме». Ты рассчитывал, что твой инструктор, которого ты когда-то имел наглость называть другом, попрётся к тебе с палочкой, приволакивая ногу. Постучится в широкую дверку…
Так ты ошибся. Я здесь, и если уже не пышу здоровьем, как ты, но и без носилок пока вполне обхожусь…
— Да, я это вижу… — он терпеливо дождался, пока я на несколько секунд заткнусь. — И оценил, как изящно и здорово ты всё тут проделал…
— …Веришь, Гюрза…, я до сих пор горжусь тем, что ты учил меня. Именно ты. Благодаря тебе я стал вторым. Вторым — после тебя, я согласен. Но это меня не задевает. Ведь тебя ж когда-то не станет, верно? Насколько я помню и знаю, как тщательно ты это ни скрывал, ты — болен. Смертельно и безнадёжно, — он ухмыльнулся, исподтишка наблюдая за моей реакцией.
…Не дождешься ты моих дёрганий по этому поводу. Не станет — так не станет. Тебе-то какое дело?
Лишь бы у тебя на всё «вставало», сосунок… Как у «папки» в своё время…
…Он и вправду не дождался. А потому помотал головою с видом удивлённого непониманием доброжелателя.
— Мне жаль, мой благородный друг, — понемногу он, смелея от моего молчания, раскрепощался и наглел.
— Но… — всё это время глядящий в пол, он поднял, наконец, на меня глаза, — но… Времена уже не те, Гюрза. И ты это тоже понимаешь. Не хуже меня. А потому я написал тебе не затем, чтобы усадить за стол, нарезать тебе торта и предаться нежным и трепетным всхлипам по ушедшему. — Он помолчал многозначительно. А потом настойчиво и тихо выдал:
— Мне… нужны… они. Коды. Понимаешь меня, или мне повторить?
Повторять, как и говорить мне это даже в первый раз, не стоило. Я и так знал это. Знал давно, — ещё тогда, когда понял, что он здесь…
— И ты решил, что я их знаю? — Он не наивен, чтобы сразу мне поверить, но попробовать ведь не мешает?
— Да, ты их знаешь. И ты мне их скажешь, не так ли? Ведь ты мне друг, верно?
Я ожидал и этой попытки сыграть на старом. И по-разному представлял себе эту встречу. Но чтобы так — я, сидящий на жопе, и он — гоголем прохаживающийся по машинному залу.
Нет, неравенство налицо. Какая дружба? Ты — стоя, я — как ящерица… Не пойдёт.
…За перегородкой шумела вода, годами наполняя слегка спёртый воздух сыростью и озоном. А мы оба в напряжённом молчании буравили друг друга угрюмыми взглядами.
Ответ он тоже… знал.
— Если я скажу, мне ж придётся убить тебя, мальчишка… Тебя, их… — я мотнул головою в сторону маявшихся в сторонке истуканов, — и вообще всех, кто здесь услышит хоть буковку. Ты же знаешь правила…
Он расхохотался.
