Элли Каунди - Обрученные
– Эх, эсвэдэху[152] бы с ночником…[153] Отстрелить колено одному-другому, ишь увязались, пидарасы, – едва выговорил запыхавшийся Ахмет, остановившись возле Паневина.
– Ну-ну. Много она тебе поможет, эсвэдэха твоя.
– А че не поможет? С трехсот метров перехерачить – и делов.
– Я так понимаю, там люди опытные. А опытный человек тебя, барбоса комнатного, в лесу бабскими ножницами запорет, вякнуть не успеешь. Это нам везет, что зима, да Кирюхин вон знает, что делает. Я так понимаю, что по зелени они нас пять раз схарчили б уже.
– Думаешь?
– Не думаю. Мы вон за чехами пять лет бегали, юшкой умываясь, пока начали соображать что к чему. В лесу опыт в сто раз важнее ствола. Ну, до взвода если.
Тут Кирюха, видимо, что-то высмотрел с бугра и снова погнал свое маленькое войско дальше, через ледяное поле замерзшего озерца.
Посреди озера забрал у Ахмета пулемет и широким шагом ушел в сторону высокого берега, наказав по пересечении открытого места вставать, растягиваясь фасом вполоборота к ходу противника. Еще не дойдя до берега, Кирюхины подопечные услышали, как Кирюха дал несколько коротких, в три-четыре патрона, очередей. Ахмет ощутил, как едва заметно колыхнулся мир вокруг него. Что-то изменилось, баланс нарушился, вот только в какую сторону…
– По цели работал, – впервые подал голос молодой, Дениска.
– Че?
– Я так понимаю, Кирюхин по цели отработал. Молодец, выцепил-таки, – одобрительно сожмурился Паневин.
– Че, думаешь, попал?
– Заставил открыться, вывел под выстрел – это уже о нем говорит. Им, кстати, в первую очередь. Попал, не попал – я понимаю, даже если не попал, они сейчас крепко задумаются. Может, отстанут. Я бы отстал.
– Из-за пары очередей?
– Слышь, Ахмет, че тупой такой, а? Не в обиду. Ты не думай, что мы на равных с ними сейчас. Вот ты свой район хорошо знаешь. Представь, этих, – Паневин ткнул через плечо, в сторону озера, – натравили на тебя в твоем районе. Порвешь?
– Спрашиваешь. Но то город, а не лес. Лес так знать нельзя, разве нет? Все елки не упомнишь.
– Это тебе так кажется. Они сейчас… Ну как ты возле своего дома. А Кирюхин их умыл, понимаешь? Они его проспали, а он их на прицел взял, в ихнем же квартале. Я бы отстал, от греха.
В тишине, между порывами ветра, послышалось задышливое пыхтенье – Кирюха спешил воссоединиться с основными силами своей армии.
– Вроде снес одного, в ноги. Все, теперь отъебутся, козлы.
– Молодца, Кирюха.
– Ладно, все это хорошо, однако дальше пошли. Не дай бог, того зацепил наглушняк, еще ломанутся щас, рассчитываться.
Глава 7
Прошел уже час, как мародеры изучали в Ахметов монокуляр окрестности объекта С[154]. В отличие от Тридцатки, прошлый снегопад здесь не состоялся, и снег лежал нетронутым, получается, с самого первого раза.
– Ну че, молодого с Витькой на шухер, и пошли.
Расставив охранение, троица мародеров направилась к входу в бункер – здоровенной бетонной трапеции на склоне горы. Огромные ворота были чуть приоткрыты, едва руку просунуть.
– Это и есть противоатомные? – поинтересовался Ахмет.
– Нет, это так, декорация. Здесь только пандус, вагоны загнать. Тут контейнера с боевыми блоками вытаскивали кран-балкой, на машину клали, а вниз – там лифт есть.
– Это который внизу теперь валяется, – злобно вставил Кирюха. – А лестницы – тю-тю.
– И че, по тросам спускаться? – испугался Ахмет.
– Не, – мрачно хохотнул Паневин. – Аттракцион на югах видел? Водяная горка? Вот по ней. Аквапарк, бля, имени Пятидесятилетия Октябрьской революции[155], ептыть… Только насухо пока. Как начнешь в норматив укладываться, дадут воду. Хотя там, я понимаю, лучше б солидол покатил…
– Че, вентканал какой-то?
– Увидишь…
В кустах, куда направил их Кирюха, в самом деле торчал здоровенный бетонный стакан – так называемый вентиляционный киоск. Ахмет сразу заинтересовался следами взрыва, которым была выбита массивная решетка-жалюзи, вяляющаяся тут же, в нескольких шагах.
– Че, у вас тогда еще шланги[156] были?
– Да хрен его знает… Я только команду дал вскрыть, а дальше Онофрейчук, коллега твой покойный, нас отогнал подальше, и я не видел ниче. Да и не до того было.
Паневин сбросил с плеча дубовый капроновый шнур, оглядываясь, куда бы его привязать.
– Кирюхин, вы тогда куда вязали?
– Через проем, к решетке. Потом в распор поставить, и хучь слона сажай.
– Логично.
Первым спустили Паневина, затем по жерлу воздуховода спустился Ахмет, по пути восхищаясь некогда беспредельной щедростью СССР, – воздуховод был из толстой нержавейки, да еще и сварной. Спрыгнув внизу на отвинченную от короба «улитку», снова поразился – тоже нержа и тоже миллиметров восемь, не меньше. В дверь венткамеры просунулся Паневин со свечой:
– Че, нормально доехал?
– Да вроде.
– Тогда пошли пока, Кирюхин догонит.
Ожидая увидеть классическое военное подземелье – узкие беленые коридоры со связками кабелей по стенам, – Ахмет удивленно обозревал подземные проспекты арсенала. По ним вполне можно было гонять на «КамАЗах». Паневин спокойно, как по своей кухне, шагал вперед, изредка взглядывая на загадочные аббревиатуры на стенах тоннеля.
– Это че за двери? Тут бомбы и лежали?
– Нет. Бомбы ниже. Тут технические помещения – аппаратные там, ЗАСС[157] и прочая такая херотень.
– А где, Жирик говорил, клеть с двухсотыми?
– Это в обратную сторону. А ты че, покойников боишься?
– Да удивляюсь иду – духа не слышно. Только изоляцией горелой пахнет.
– Это гут, я понимаю. Тут на воздух не выйдешь, продышаться-то.
Паневин остановился у ничем не отличающейся от других двери, покрытой пузырями отставшей от сырости краски.
– Все, тут ждем. Смотри пока, как ее выбить половчее.
Ахмет внимательно осмотрел железную створку. Ничего примечательного, дверь как дверь.
– Она как, не на три точки, не помнишь? Там рычага такого нет снутри?
– Точно не помню, по-моему, нет. Засов замка толстый такой, длинный. Вот по стоко где-то в косяк уходит, – похлопал Паневин чуть выше часов.
– Это нам до пизды… – пробормотал сквозь зубы Ахмет, роясь в рюкзаке. – Хучь по самы помидоры…
Прикинув, где находятся сувальды замка, приладил маленький заряд из транспортерного валка. Отогнал за угол Паневина вместе с подошедшим Кирюхой, запалил, прикрылся углом, открыв рот. Свистяще бухнул аммонал, давануло… За дверью оказалось помещение, оборудованное под пост, – стол со старинной, шестидесятых годов, настольной лампой, застекленный шкафчик с ключевыми пеналами, стальная решетка отделяет пост от входного бокса. Жирик достал «Грача»[158] и выстрелил в электрозамок на решетке, вызвав у спутников взрыв испуганного мата. Проходя мимо стола, Паневин взял в руки журнал, сдул со страниц легкую пыль, невесело хмыкнул и аккуратно вернул на место.
– Че?
– Смена, говорю, одна – знакомых там много. Компрессорщики.
– А че, они… там?
– А где ж еще… Их только дежурный мог поднять.
Следующий бокс обрывался вниз металлическим трапом.
– Че так быстро ржавеет-то?
– А как ты хотел. Все подземные сооружения, они, как корабль, водой окружены. В земле знаешь сколько воды? Реки целые. Воздух когда не циркулирует, влагу не выносит – все, махом сырость, да сам вон видишь – краска за месяц вспухает, железо гниет, как дрова горят.
– Так еще лет пять постоит, и все тут рассыпется.
– Ну, не пять, конечно, а вообще – да. Это тебе не старая сталь, как в войну, та еще сто лет целая будет. Ладно, лезь давай, выдержит.
Спускаясь, Ахмет старался загодя надышаться, памятуя о ждущей их внизу целой смене мертвецов. Однако, спрыгнув с лестницы на звонкий метлаховый пол, не учуял даже тени трупного запаха – его окружал все тот же промозглый и спертый подвальный воздух. Тяжко грохнул каблуками Кирюха, зашуршал в куртке, чиркнул показавшимся едва ли не сваркой кремнем зажигалки, распаливая свечку.
Оказалось, что они стоят на платформе, – тоннель, в обе стороны рельсы, упирающиеся в массивные стальные ворота. Несколько дверей весьма серьезного вида ведут с платформы куда-то в стену.
– А такие смогешь?
– Ща гляну…
Повезло – двери открывались наружу, и на полу были четко видны борозды от ригелей. Вычислить, где расположена ось механизма, распирающего крестом ригеля, смог бы даже ребенок. Ахмет поинтересовался, помнит ли Паневин толщину дверей, и взял заряд потяжелее.
– Ну, с какой начнем?
– Да нам одну только надо. Там все привода, – ткнул Паневин в крайнюю дверь с загадочной буквенно-цифровой аббревиатурой, вспухшей на пузырящейся краске.