РОБЕРТ ХОЛДСТОК - Lavondyss_Rus
Таллис бесшумно прошла по дому, села на грубые маты за спиной охотника, обняла свои колени и стала слушать.
Скатах рассказывал о своем первом путешествии через лес.
— ... Ты был прав, Джагутин всегда призывают, рано или поздно. Но призывают по-разному. Некоторое время я скакал с одной группой, которую призвала старуха, охраняемая гигантскими псами. Она вышла из центра земли, окруженная черными собаками. Но Джагутин, ставших моими близкими друзьями, призвали ночью, при свете полной луны. К ним подлетел ночной дух, призрак. Он спустился через ветви деревьев, и из из тела каждого охотника вылетел такой же дух. Странное и ужасное зрелище: души моих друзей покидают тела, потом сами тела встают и бегут в ночной лес, преследуя свои души.
Послышался слабый хриплый голос Уинн-Джонса.
— Они соединятся... тело и душа... в месте великой битвы... там они выполнят свой долг… все легенды о поисках похожи на эту... главное в них — найти внутреннее я...
Скатах заставил старика замолчать, хотя тот пытался поддержать поток слов.
— Я потерял их всех. Всех моих друзей. Последним был Дженвал, несколько сезонов назад. Таллис горевала по нему больше, чем по любому из них. Похоже он сопротивлялся призванию, из-за любви к Таллис. Между ними было особое чувство.
Таллис заледенела. Она закрыла глаза и лицо руками, сердце стучало. Что знает Скатах, что он видел? Ее захлестнули страх и почти невыносимое воспоминание о потере; она опять увидела, как тело Дженвала сражается с лесом и насаживает себя на острый сук, как если бы это могло уберечь его от расставания с душой.
Пустой сломанный труп прошел мимо Таллис, идя прямо через огонь; призрак кружился над полупрозрачным образом воина и волок его через листву, хотя душа Дженвала стремилась обратно в лесной лагерь.
Только железная хватка Скатаха помешала Таллис последовать за Дженвалом в лес, попытаться привести его назад. Не произнося ни одного слова, она сопротивлялась Скатаху, пыталась вырваться.
— Он ушел, — прошептал Скатах. — Мы потеряли его...
«Моя потеря больше, чем ты думаешь, — тогда горько подумала Таллис, — но это знание я сохраню для себя».
И только сейчас, в длинном доме, она сообразила, что Скатах полностью понимал ту особую боль, которую она чувствовала.
— Мне было больно терять их всех, — продолжал Скатах. — Трое из них, Дженвал, Курундолок и Гвиллос, были со мной, когда я проник в запретный мир и нашел в руинах святыню.
— Оук Лодж, — выдохнул Уинн-Джонс, и повторил имя, как если бы смаковал название места, которое он когда-то хорошо знал. — Ты сказал руины. Значит там никто не живет...
— Заросшие лесом. Деревья вошли во все части дома. И лес никогда не выйдет оттуда. Но я нашел дневник. Я прочитал его, как ты и просил, хотя из-за дождя часть магии расплылась. Было трудно понять символы. Сбивало с толку.
— Там говорилось что-нибудь о моем уходе... в лес?
Скатах кивнул.
— Да. Там написано, что ты обнаружил оолериннен. И тобой завладела мысль открыть ворота в сердце леса. Потом, в один прекрасный день, ты вернулся, пахнувший снегом и очень замерзший. Неделю спустя ты ушел в мир зимы и больше не возвращался.
На какое-то мгновение воцарилась тишина. Потом Уинн-Джонс слабо вздохнул. Он рассеянно поглядел внутрь дома. Таллис слегка наклонилась вперед, чтобы увидеть его, но он ее не заметил.
— Я проник внутрь, — прошептал он, — к собственному изумлению. Это была зона дуб- боярышник, рядом со Святилищем Лошади. Мы очень тщательно исследовали эту зону, и составили карту лей-матрицы. Дуб и боярышник всегда порождают могущественные зоны генезиса, а дуб-боярышник — основная зона для мифаго из очень древних времен. Многие из них больше животные, чем люди. Но для меня оолериннен стал ловушкой. Я прошел по нему и не смог вернуться...
Скатах опять заставил отца замолчать, поднеся к его губам кувшин с холодной водой, чтобы тот мог напиться. Уинн-Джонс вздохнул и его рука, схватив запястье сына, задрожала как нелетающая птица, неожиданно нашедшая новый, более надежный насест на сильной руке.
— А как Хаксли? Что с моим другом, Джорджем? Что со старым магом?
— Его жена умерла. Он создал мифаго девушки и влюбился в нее. Его старший сын пришел домой с великой войны...
— Как ее звали? Эту девушку?
— Гуивеннет.
— Из какого она времени?
Скатах задумчиво опустил голову.
— Лесная принцесса бриттов. Я думаю, что прочитал именно это.
Уинн-Джонс затрясся. Таллис подумала, что его корчит от боли, но он просто смеялся.
— Самый спокойный человек, которого я знал... породил самую дикую женщину... саму Виндогениту... Джиневру... — проскрипел он и еще какое-то время смеялся, потом расслабился.
— Насколько я понял, — продолжал Скатах, — отец и старший сын стали соперниками...
— Предсказуемо.
— И это все. Никакого разрешения. Никакого последнего абзаца. Я не знаю, что произошло потом.
Наступила тишина. Какое-то время ее нарушало только тяжелое дыхание старика, болезненное и затрудненное. Потом он спросил:
— А ты? Ты сумел отойти от края леса?
— Только на день ходьбы, — ответил Скатах. — Потом ужасная боль в голове, головокружение и беспричинный страх. Даже в полдень мир казался темным. Я видел только тени деревьев, голые, как обнаженный камень, а за деревьями — призраков, которые издевались надо мной. Мне пришлось вернуться к святыне. И все-таки я провел год в этой стране теней. Я переодевался в одежду местных. Работал на ферме. Помогал строить один из их домов. И мне платили монетами. Я спрашивал о тебе и о Хаксли, но ничего не узнал. Потом, когда я вернулся к святилищу — в Оук Лодж — я понял, что дочка Китонов установила со мной связь.
— Позже, — сказал старик. — Расскажи мне об Энни... мое дочери. Ты сумел увидеть ее?
— Нет, но говорил с ней по телефону. С большого расстояния. Она все еще живет в Оксфорде, как ты и думал. Я очень легко нашел способ позвонить ей. Я назвался и рассказал о себе; потом сказал, что ты состарился, но все еще хорошо себя чувствуешь, и живешь очень глубоко в лесу. Потом я рассказал о моей матери, Элефандиан, твоей жене, и хотел рассказать больше, но она закричала и обозвала меня лжецом. Она очень разозлилась. Сказала, что я обманщик, что полиция схватит меня и отправит в лагерь для скотов, как дикое и опасное животное. Тогда я рассказал ей о мертвой змее, которую ты и она однажды нашли, и о которой не знал никто. Как бы я узнал о ней, если бы не был твоим сыном? Но она перестала говорить и опустила трубку, не оставив тебе сообщения.
Скатах нежно потер запястье отца.
— Мне очень жаль. Очень-очень.
Старик разочарованно вздохнул и осторожно улегся на соломенный тюфяк.
— Не имеет значения... — прошептал он и закрыл глаза. Очень скоро он уснул.
Таллис еще какое-то время посидела рядом со Скатахом, но атмосфера длинного дома тяжело давила на нее, а от дыма она начала задыхаться. И еще было очень холодно, через соломенную крышу и дыры в земляной стене дул ледяной ветер. Пахло горькими травами и экскрементами Уинн-Джонса, и очень скоро стало невозможно сопротивляться мысли о чистом мире снаружи.
Если бы Скатах захотел, она бы осталась, но он погрузился в себя и не ответил на прикосновение Таллис. Он сидел, сгорбившись и слегка повернувшись на север, и через полутьму длинного дома глядел вдаль, как если бы мог через стены и лес увидеть место великой битвы, холодное место, к которому он и Таллис — как и все в этом мире — неуклонно двигались.
В дом скользнула Мортен и осторожно обогнула Таллис, глядя в другую сторону. Сначала она нервничала, но потом чуть ли не открыто возмутилась присутствию более старшей женщины. Таллис решила немного задержаться, но отвернулась от нее.
— В долине укротители, — прошептала девочка брату. — Они расчистили землю для ловушек в полудне ходьбы на юг. Их мало, но у них есть лошади.
— Укротители? — равнодушно спросил Скатах. — Это еще кто?
— Укротители лошадей, — азартно ответила Мортен. — У них очень плохое оружие. Очень грубые копья с каменными наконечниками. Мы можем легко перерезать их сети. Это большие люди, но очень глупые; и они украшают тело полосами глины. Мы легко справимся с ними.
— Ты только девочка, — прошептал Сканах и Мортен ошарашено посмотрела на него. Похоже брат не слишком заинтересовался ее новостями, но она твердо решила добиться его расположения.
— Я сама перережу привязь. Первый-боров-лета и другие охотники собираются в набег. Я приведу тебе лошадь. И назову ее для тебя.
— Спасибо. Но будь осторожна.
Мортен протянула руку и коснулась лица брата.
— Скоро я буду старше, — прошептала она, метнула на Таллис злой взгляд и ускользнула; проходя мимо очага, она оставила за собой серый клубок дыма.
Таллис тоже ушла. У нее уже есть подруга для путешествий, Озерная Пловчиха. Подумав о диких лошадях в долине, она спросила себя, существовали ли легенды об укротителях: подчинить волю дикого коня, сесть на его спину, скакать на нем… да, ранняя мысль не обходилась без магии и, безусловно, вокруг охотников, ловивших эти быстрые и гордые создания, должен был сложиться круг легенд.
