Ярослав Питерский - Ленин жЫв
Кирилл похлопал врача по плечу и добавил:
– Что-то мы слишком ушли от темы, доктор.
Щупп, словно встрепенувшись, согласился:
– Да, Вы правы. Вы правы. Просто, Вы, прежде чем мы перейдём к практической части, должны знать, почему я на это решился. Хотя у меня в руках есть, конечно, препарат, вернее был препарат, который реально мог бы существенно продлить человеческую жизнь химическим путем! Я его формулу вывел! Вывел! Но это всё не нужно человечеству! Не нужно!
– Я уже это понял, доктор, – вздохнул Кирилл. – Давайте всё же о деле.
– Да, да, конечно. Но Вы должны знать! Препарат, а вернее эликсир бессмертия, если хотите, реально существует, и выведен он в том числе и из вашего организма. Вернее, из тех биологических проб, которые мы из Вас взяли.
Кирилл вскинул брови и невольно вновь дотронулся до ёжика, а вернее, шишку на затылке. Щупп добродушно кивнул головой в знак подтверждения и продолжил:
– Если есть такой препарат, вернее эликсир, то должен быть и антипрепарат! Правильно? И это они не учли! Не учли, что я могу пойти по научному пути и в противоположном направлении. Не учли. А может, и учли… я не знаю. Мне помогли! Кто и как – не моё дело! А я, как говорится, сделал своё! Всё сделал и всё! И я горд этим! И меня теперь ничего не остановит!
Кирилл рассмеялся. Тихо, но так искренне и от всей души. Он посмотрел на этого смешного человека, на этого врача, который отдал всю свою жизнь, чтобы вывести сначала формулу бессмертия, а затем к ней прибавить и интеграл смерти.
И всё это ради чего?!
Ради того, чтобы человек просто нормально мог жить и умереть. Вовремя родиться и умереть!
Как это просто!
Что может быть в мире, во Вселенной, проще, чем обычная, закономерная смерть.
Даже звёзды – и те умирают, когда приходит их время! Целые галактики исчезают в пучине космической пустоты, если пришло время! Всё поддается этому закону… всё!
А человек?!
А человек?! Он кем себя возомнил? Он считает, что он сильнее, чем время? Что это даст? Что может дать это проклятое искусственное бессмертие? Суету и суматоху? А главное, дисбаланс всего! Дисбаланс всего!
ВСЕГО!
Щупп медленно поднялся. Он стоял, как обиженный на педагога ученик, в бессилии опустив руки и не понимая, почему этот человек так смеётся над ним? Что тут могло быть смешного?
Что может быть смешного?
Это самая серьёзная тема всего живого и неживого!
Время жизни! Время жизни!
– Почему вы смеётесь? – обиженно спросил Щупп.
– Извините, доктор. Просто именно сейчас я понял простую истину! Простую, как сама жизнь! Не суй свой нос в дела Бога – и всё будет нормально! Зачем Вы потратили свою жизнь? Зачем?
– Зачем? – вторил ему Щупп.
– Вы потратили свою жизнь на то, что и так могло бы быть! Обычная человеческая жизнь, а не идиотское измерение отрезка биологической активности некого серого вещества, которое вложено природой в мою черепную коробку! Господи! Как всё смешно и просто!
Щупп нахмурился. Он стал злым, медленно присел вновь рядом с Лучинским, засопел и, помолчав с полминуты, грубо сказал:
– Хватит тут патетики и философии! Есть вещи, которые не нужно вот так, резко осуждать! Не нужно!
Кирилл грустно ухмыльнулся и похлопал Щуппа по плечу:
– Простите, доктор, ради Бога, простите, я не хотел Вас обидеть!
– Всё, не будем об этом! – сурово сказал Михаил Альфредович. – Итак. Я Вам сейчас передам шесть капсул препарата, который стимулирует человеческий организм и заставляет его из любого состояния возвращаться в исходное состояние организма. Проще говоря, это препарат просто выводит все посторонние витамины, элементы и прочие вещества, которые в принципе не должны находиться в организме человека. Это и есть, так сказать, антидот бессмертия. Но, есть одно «но»! У этого препарата есть побочные эффекты. Человек, его принявший, рискует подхватить любую, даже самую безобидную, инфекцию, и от этой самой инфекции умереть. Его организм в период действия препарата становится беззащитным. Он просто чист, как душа Адама в раю. И всё, поэтому препарат имеет некую степень риска, и принимать его, конечно, надо в специальных помещениях и под наблюдением врача. Лучше всего это делать в лаборатории. Потому как врач сможет в любую секунду предпринять какие-либо действия, чтобы попытаться блокировать инфекцию.
– То есть Вы хотите сказать, что человек рискует, принимая этот препарат?
– Да, рискует. Но ради общего дела придётся это сделать.
Кирилл задумался. Он отрешённо посмотрел куда-то вдаль, хотя на пути его взора была ширма. Он смотрел словно сквозь неё.
– А что, я должен, по-вашему, человеку это объяснить?
Щупп внимательно посмотрел в глаза Лучинскому и, пожав плечами, равнодушно ответил:
– Ну, это как Вам будет угодно. Хотите – говорите, хотите – нет. Это всё зависит от Вас. Как Вы себя будете чувствовать по отношению к этому человеку. Ради общей цели, в принципе, можете ничего и не говорить.
– То есть даже тут, в благородном деле, мне придётся обманывать или скрывать? Ну что у вас за время такое сучье?!!! Что за время?! Понимаете, доктор, когда там у нас начались перемены, рухнул этот чёртов Советский Союз, все надеялись, да какое там надеялись, все были уверены, что жить станет лучше. Что всё изменится, и, главное, что никогда больше никакие такие вот времена не вернутся! Никогда! И что же я вижу?! У вас стало ещё хуже, чем было у нас при коммунистах! У вас тут какой-то рассадник дебилизма, маразма и, главное, подлости на всех уровнях! Подлость как главная государственная стратегия! Вот символ вашего чёртого времени! И когда я немного задумываюсь, то на ум мне приходят очень плохие мысли.
– Это какие? – хмыкнул Щупп.
– А такие. Может, не надо ничего тут менять?! Не надо тут геройствовать?! Не надо тут вам ни в чём помогать?! Потому как вы сами заслужили то, что вы сейчас имеете! Сами заслужили!
Щупп вздохнул, грустно покачал головой и тихо сказал:
– Молодой человек, Вы решите всё сами. Я не буду Вас убеждать. Вы сами всё знаете и поэтому сами должны решить. Единственное, что я сделаю, то передам Вам шесть капсул. А поступить Вы с ними можете, как Вам подсказывает Ваша… бессмертная совесть. Делайте, как знаете.
Он положил рядом с Лучинским на кушетку большую серебряную упаковку с прозрачным полиэтиленовым верхом. Внутри этой коробочки, как в коконах, лежали шесть больших жёлтых капсул. Кирилл покосился на этот подарок врача и хмыкнул. Щупп медленно встал и, ничего не говоря, вышел из-за ширмы. Лучинский его не окликнул, он понял, что говорить больше в принципе не о чем.
XXXI
ЩЕБЕТАНЬЕ каких-то неведомых птиц, запах разнообразных трав и цветов, слабое дуновение ветерка и цвета, яркие цвета различных растений. Тут были и пальмы и какие-то неведомые деревья с огромными листьями, тут были и пышные кусты, и ёлки, и карликовые сосны. Цветы, цветы и зелень, кругом было настоящее буйство зелени. Этот искусственный «райский» сад тут, под землёй, под самым сердцем страны – Кремлём – был похож на настоящий Эдем.
«Может, так и было там, в раю? Откуда сбежал человек? Может, он тоже был как бессмертный и ни в чём не нуждался? Но он так мучился, так мучился среди этой всей красоты? Может, он поэтому сбежал и разгневал Бога? А разгневал ли он его? Может, он сам попросил сделать его жизнь обычной и разноплановой. Чтобы в ней чередовались и боль, и радость, и наслаждение, и горечь потерь, и фурор, и успех! Может, он сам хотел, чтобы всё было так, как у нас там… или как тут?» – любуясь уникальным садом, рассуждал Кирилл.
Он не волновался. Нет. Хотя понимал, что сейчас может произойти нечто, что изменит всё вокруг. Он не волновался и был спокоен. Он как-то равнодушно расчётливо ждал… ждал и предчувствовал, что даже если у него ничего не получится, ничего изменить уже в принципе он не сможет. Ему уже всё равно. Ему уже до такой степени всё надоело, что он просто устал волноваться и переживать.
«Переживать? О чём? Ведь, по сути, моя жизнь, если подходить к ситуации со здравым смыслом, уже давно закончилась. И я живу как будто в долг. Мне кто-то неведомый продлил этот кредит существования и сейчас с интересом наблюдает, как я этот кредит могу использовать. Или его проценты, которые оказались такими огромными, заставят этот самый кредит вернуть, причём вернуть уже вдвойне. Потому как никакого наслаждения от жизни, от пребывания на белом свете я не испытываю!» – с горечью подумал Кирилл.
Она появилась неожиданно.
Тихо, как приходит ночь или рассвет. Она появилась незаметно, но он вздрогнул, когда её увидел. Он немного испугался и отвёл взгляд. Её лицо было спокойным. Глаза, немного грустные, внимательно рассматривали его. Кирилл не торопился. Он даже не стал здороваться. Она это восприняла как должное. Она была готова, что он будет ей рад. Хотя, как почувствовал Лучинский, она это восприняла с горечью и сожалением. Но вида не показала.
