Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]
В сумке у Ганса что-то запищало. Он отложил булочку, достал из сумки квадратной формы телефонный аппарат и, отщелкнув замок, снял трубку.
— Хелло, — сказал Ганс и тут же наморщил лоб. — Я. Я-я… натюрлихь. Ауфидерзейн.
Ганс положил трубку на аппарат, щелкнул замком и убрал его обратно в сумку.
— А у меня сотовый с утра не работает, — сказал Костя и сделал глоток подостывшего кофе.
— Это не сотовый, — ответил Ганс, — это спутниковый. Извини, мне пора. Есть заказ.
— Все нормально, — сказал Зубков, подняв вверх правую руку. — Волка ноги кормят.
Ганс встал из-за стола и направился к стойке бара рассчитаться за кофе и булочку. Костя проводил его взглядом и, допив свой кофе, поставил чашку на блюдце. «Вот уж действительно им всем плевать, — думал Зубков об иностранцах, и о Гансе в частности. — С другой стороны, он прав. Это не его история, не его страна. Он здесь только гость. Кроме того, он классный репортер. А репортер должен сообщать новости. Новости без эмоций. Да и мне, наверное, было бы плевать на судьбу Германии, окажись я там с редакционным заданием во время переворота. А это переворот. Никакая это не революция. А мэр — жучара. Он еще не доторговался, поэтому не знает, как ему высказаться о новой власти. Так вот обольешь ее помоями, а она возьмет и к вечеру пост предложит. Например, министра какого-нибудь. И что тогда делать?»
— Желаете еще что-нибудь? — с улыбкой осведомилась очаровашка-официантка, прервав размышления Зубкова.
— Нет, спасибо. Счет, пожалуйста.
Расплатившись и оставив щедрые чаевые, Зубков вышел из кафе. Хорошо еще, что карточки принимали и банки не заморозили счета окончательно. Улицы действительно были пусты. Редкие прохожие торопились куда-то по своим делам.
«Они наверняка прослушивали телефон, — рассуждал Зубков, медленно шагая по тротуару. — Новые или старые, не важно. До этого они не следили. Значит, заинтересовались недавно. Найти меня в городе не могут и поэтому ждут, когда приеду домой. Хотя почему не могут? Карточка. Они уже отследили ее, и сейчас кто-то едет в кафе, чтобы показать мою фотографию и задавать вопросы. Черт, что с Наташей? Стоп. Если они прослушали телефон, значит, теперь знают о разговоре с дядей Юрой. Раз так, то следить теперь они будут за ним, чтобы через него выйти на меня. Дядя Юра, как старый террорист, конечно же, не приведет за собой хвоста. Он наверняка заметит топтунов и за полчаса до встречи попытается оторваться. Значит, есть шанс, что они ушли от квартиры. Если, конечно, дядя Юра уже ушел из дома. А это мы сейчас проверим. В квартире у Кости лежала красная карточка. Михалыч сделал ее две недели назад. Карточка всегда делалась на чужое имя, и поэтому с ней можно было более-менее безопасно передвигаться по городу. Расплачиваться красной, а для удостоверения личности предъявлять самооборонщикам настоящую, желтую. Красную карточку обязательно нужно забрать».
Шанс невелик, но попробовать воспользоваться им было не грех. Зубков подошел к ближайшему телефону-автомату и позвонил Чуеву домой. Костя понимал, что его карточку обязательно отследят, и поэтому не вставил ее в телефонный аппарат. Ему не нужно было разговаривать, ему нужно было узнать, дома дядя Юра или нет. К телефону никто не подходил. Костя повесил трубку. Чуева нет дома. Будем надеяться, что они ушли за ним.
Уже через двадцать минут, бросив машину у перекрестка, Зубков шел по своей улице. У поворота во двор он осторожно огляделся. Ничего странного не заметил. Двор тоже был пуст. Лишь столетняя бабка, местная достопримечательность, сидела на лавочке под раскидистым кленом. Когда Костя свернул в подъезд, он краем глаза заметил человека, медленно вошедшего во двор. Ему вдруг показалось, что этот человек ему кого-то напоминает. Он раньше его где-то видел.
«Неужели это они? — подумал Зубков, входя в темный подъезд. — Значит, все-таки квартира осталась под наблюдением. Глупо было надеяться на обратное, но… теперь уже поздно пить боржоми — почки отвалились».
Оказавшись в подъезде, Зубков вбежал на площадку первого этажа и юркнул в левую нишу, из которой в квартиры вели две двери. Костя затаился, прижавшись к стене спиной, и практически перестал дышать. Он надеялся, что в темноте подъезда его не заметят. И как только они поднимутся наверх, он сможет выскочить на улицу.
Кто-то схватил Зубкова за левый рукав и с силой дернул. Прежде чем Костя опомнился, входная дверь тихо закрылась и он оказался в квартире. Человек, закрывший дверь, развернулся, и Костя увидел, что это Рома. Тот самый пьяница, который встретился ему на баррикаде самооборонщиков. Тот самый, что жил в его сне на первом этаже и о чей ящик с картошкой он всегда спотыкался, когда проходил по лестнице.
— Тс-с-с, — сказал Рома, приложив к губам указательный палец, и добавил шепотом: — Давай в комнату.
Рома махнул рукой вдоль коридора, и Костя прошел по нему на цыпочках. Рома прильнул к дверному глазку и перестал дышать. В подъезде послышались тихие, осторожные шаги.
Войдя в комнату, Зубков остановился у двери с разбитым стеклом и огляделся. Комната выглядела удручающе. На стенах обшарпанные, засаленные обои, железная кровать в правом углу, телевизор в левом. Круглый стол, два стула. На столе лежала старая газета с нехитрой закуской и стояла полупустая бутылка водки. Рядом — два граненых стакана. Если бы здесь телевизор не выдавали, наверное, Рома его пропил бы. Но реальность была такова, что номерной телевизор, государственный, невозможно было продать в частные руки. Его можно было только обменять в жэке на более новую модель. Окно комнаты было закрыто куском грубой темно-серой ткани, чем-то похожей на брезент. Зубков осторожно подошел к окну и чуть отодвинул «штору». Оно выходило на противоположную сторону дома и располагалось как раз между окнами транспортного агентства и булочной.
— Уйди от окна, — тихо сказал Рома и взял в руки бутылку.
— В квартире еще кто-то есть? — шепотом спросил Костя, показав глазами на два стакана.
— Нет, но я всегда кого-то жду.
Рома налил водку в два стакана и, взяв нож, отрезал от копченой колбасы несколько неровных кругляков.
— Давай. По соточке, — сказал Рома, протягивая Зубкову стакан.
В первую секунду Костя хотел отказаться, но решил, что это будет некрасиво — отказаться выпить с человеком, который тебе, можно сказать, жизнь спас. Он подошел к столу, взял в правую руку стакан, а в левую кусочек «Одесской». Рома прильнул к своему граненому кубку губами и начал цедить водку сквозь зубы. От этого зрелища Костю даже передернуло. «Что же ты ее все время так мучаешь?» — подумал он. Рома же принимал муку стойко. Поставив на стол пустой стакан, он понюхал рукав и крякнул. Зубков продолжал следить за Ромой, отмечая удивительное сходство в голосе, движениях и привычках. Крякнув еще раз, Рома закусил плавленым сырком. Костя посмотрел в стакан, сделал глубокий вдох и в два глотка выпил водку. Наблюдая за ним, Рома перестал жевать и улыбнулся. Костя выдохнул, поставил на стол пустой стакан, вытер губы большим пальцем правой руки и отправил в рот кусочек колбасы.
— Красиво, — улыбнулся Рома. — Так это тебя, значит, менты пасут? Костя кивнул головой и спросил, неторопливо пережевывая колбасу:
— Откуда ты знаешь, что это менты?
— Хм. У меня нюх на ментов. На любых.
Рома сказал это с таким выражением, что Костя перестал жевать. Ему вдруг показалось, что Рома знает в сто раз больше, чем говорит.
— Натворил что-нибудь?
— Да вроде нет, — сказал Костя, пожав плечами.
— Мда, — вздохнул Рома. — Менты — они везде менты. Волки позорные.
— Из окна высоко прыгать? — спросил Костя.
— Нормально, — ответил Рома.
Он подошел к окну и отвел ткань в сторону. Несколько секунд Рома наблюдал за улицей, после чего дернул ткань, и она упала на пол. Рома открыл окно и выглянул на улицу. Улица была пуста.
— Давай быстрей, — сказал Рома и отошел в сторону.
От окна до асфальта было около трех метров. Зубков перебрался через подоконник и, держась за него руками, спустил ноги вниз. Его ботинок уперся о какой-то выступ в стене, и, полуразвернувшись, Костя отпустил одну руку. Ботинок вдруг соскользнул, и, шлепнувшись на асфальт, Костя повалился на спину. Он вовремя успел выставить руки и только поэтому не ударился затылком. Рома, прощаясь, поднял правую руку вверх и закрыл окно.
Костя быстро встал на ноги и, чуть прихрамывая, пошел к перекрестку, осматриваясь на ходу, не испачкал ли он брюки. Руки его были в асфальтовой грязи, ссадина на правой ладони сильно болела.
— Стой, — сказал тихий властный голос.
Зубков поднял глаза и замер. Перед ним стоял милиционер. Увлекшись разглядыванием ссадин на руках, Костя не заметил, как нос к носу столкнулся со стражем порядка. От неожиданности Зубков икнул, и милиционер поморщился. Он увидел Костины руки, грязные и в ссадинах, испачканные брюки, учуял пьяный запах и задумался на секунду.
