Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом
— А где он сам?
— В ванне.
— Может, просто оставим его там и смоемся?
— Да, а потом он кинется вслед и смешает все карты. Пойди лучше стукни в дверь, скажи, что пора. — И Маран закрыл глаза.
Но когда через десять минут переодевшийся в более подходящую для физических упражнений одежду Дан и порозовевший от горячей воды Поэт вошли к нему, он уже расхаживал по комнате.
— Что вы возитесь, — сказал он недовольно. — Сколько можно?
— Куда ты вдруг заторопился? — поинтересовался Поэт. — То валялся на диване, то бежишь куда-то… Маран, по-моему, ты задумал нечто эдакое. Смотри. Если тебя убьют…
— Ты позаботишься, чтобы холм надо мной был высок и крут, — нетерпеливо прервал его Маран. — Давай, поворачивайся.
Маран продвигался столь неспешно, что Поэт в конце концов обратил на это внимание. Неспешно не значит медленно, он то набирал скорость, то сбрасывал, кружил по улицам, пару раз даже останавливался, разглядывая какое-нибудь здание или сквер.
— Странно ты себя ведешь, — сказал Поэт нервно. — То лежишь пластом, то торопишься, как на пожар, то тащишься, словно моллюск в раковине…
— Я смотрю на Бакну, — объяснил Маран. — Ты ведь не даешь мне ходить пешком.
Тем не менее он добавил газу, бросив предварительно незаметный взгляд на Дана. Тот на секунду прикрыл глаза, и Маран, успокоившись, поехал без остановок.
Дан время от времени посматривал вправо. Благодаря тому, что Поэт взял с собой охапку каоры, которой была заставлена его комната, завалил ею большую часть заднего сидения и сам влез в оставшийся свободным угол, Дан смог без помех сесть вперед и поглядывать в правое зеркальце, повернутое Мараном так, чтобы он держал в поле зрения максимально большой кусок пути.
Машина преследователей то появлялась, то пропадала, что Дана не удивляло, на пустоватых улицах Бакны вести слежку было сложно. Последний отрезок дороги к северному кладбищу, расположенному на соответствующей окраине Бакны, лежал вне жилых районов, между территориями крупных заводов, потому, очевидно, был более широкий и гладкий, и выехав на него, Маран выдал головокружительную скорость. Смысл этого маневра был понятен, он хотел оторваться от преследователей, чтобы не угодить под пули, выходя из машины у ворот. Впрочем, преследователи не рискнули последовать его примеру, видимо, боясь быть обнаруженными, дорога на этом участке оказалась совершенно пуста. Когда Маран развернулся у ворот, Дан увидел идущую сзади машину в виде отдаленной точки. Маран сразу выскочил из мобиля, Дан тоже, он боялся, что Поэт, собиравший свои ветки, задержит их, но тот, увидев, что Маран уже идет быстрым шагом к воротам, моментально выбрался на дорогу. Впрочем, оказавшись за кладбищенской стеной, Маран остановился, стал разглядывать какой-то крупный надгробный камень необычной формы и медлил до тех пор, пока за воротами не раздался визг тормозов, тогда он сорвался с места и устремился по дорожке вглубь кладбища.
Дан был здесь однажды, когда хоронили Лану, но тогда подъезжали с другой стороны, все происходило почти рядом с входом, да и настроение у него было не из тех, в каком глазеют по сторонам, так что он ничего толком не увидел. Теперь у него была возможность если не рассмотреть окружающее основательно, на что стремительно шагавший Маран не давал ему времени, то хотя бы составить некое общее представление. На кладбище не было аллей и широких проходов, во все стороны разбегались извилистые дорожки, петлявшие между большими и малыми надгробиями, деревьями, кустами и холмиками. На надгробиях выделялись белые надписи самой разной длины, от двух-трех слов до нескольких абзацев. Поэт, вышучивая на Перицене честолюбивые устремления Марана, говорил правду, действительно, иные выбивали на камне целую биографию. Впрочем, надгробий с одним словом Дану так и не попалось, видимо, это была редкость. Зато он быстро понял зловещую стихотворную строку. Кое-где были насыпаны холмики с примерно одинаковым основанием, но разной высоты и, соответственно, крутизны.
Неожиданно впереди возникла поросшая травой земляная насыпь, уходившая в обе стороны. Она возвышалась над могилами метра на полтора, и по ее верху тоже пролегала узкая тропинка. Маран перешел через насыпь и зашагал дальше, пройдя за ним десяток метров по той стороне, Дан понял, что насыпь разделяла, так сказать, века, могилы позапрошлого стодвадцатипятилетия, ибо в торенском веке было не сто лет, а сто двадцать пять, от прошлого. Еще двадцать минут этой гонки, и Маран остановился. Только теперь до Дана дошло, что направлялись они не на могилу Ланы. Впереди высился узкий, крутой холм, в подножье которого была вделана небольшая плита. На плите сверху маленькими буквами: Вен Лес, а ниже крупными: Мастер. Нижняя надпись явно новее, наверняка сделана значительно позже верхней. Поэт обошел остановившегося рядом с Мараном Дана и сложил свои ветки к подножью, потом отступил к большому дереву, прислонился к стволу и задумался, глядя на холм отсутствующим взглядом. Маран тоже некоторое время, не очень долго, смотрел на холм, потом осторожно коснулся Дана локтем и чуть кивнул в сторону Поэта. Дан понял, что это и есть тот самый знак. Даже не посмотрев на Марана, он медленно подвинулся к Поэту, повернулся боком и только потом бросил взгляд влево… Марана там уже не оказалось, он переместился бесшумно, как всегда, и теперь медленно, прогулочным шагом шел по дорожке в направлении следующей насыпи. Мастер умер в самом конце прошлого века, и его холм был невдалеке от границы с веком нынешним. Маран дошел до насыпи, поднялся на нее и зашагал поверху, теперь его не заслоняли ни надгробья, ни деревья, он был весь на виду, его все еще юношески стройная фигура просматривалась на фоне серебряного неба до малейшей черточки. Отличная мишень для хорошего, да и не самого блестящего стрелка. Что он делает, чуть не простонал Дан и только тут наконец понял все. Маран расставил ловушку, роль приманки в которой играл сам. Дан дернулся, но вмешиваться было поздно, он сдержал крик и прижал к груди стиснутые кулаки. Очнувшийся от своих мыслей Поэт рванулся было вперед, но Дан схватил его за руку и приложил палец к губам. Тот, видимо, тоже понял, что изменить уже ничего нельзя.
Свист пуль в тишине кладбища прозвучал оглушающе. Маран резко пригнулся и исчез, то ли упал, то ли бросился на землю. Послышались крики, треск веток, шум падения, Дан понял, что так или иначе все кончилось, и кинулся к месту происшествия. Сердце у него буквально выскакивало из груди, и он прижал его ладонью. Взбежав на насыпь, он увидел Марана, тот был на ногах, а это значило, что самого страшного не произошло, и Дана отпустило. Рядом с Мараном стоял человек, которого Дан никогда прежде не видел, а к тому моменту, когда они с Поэтом подошли поближе, Мит и Науро выволокли из-за надгробий упиравшегося мужчину в наручниках и швырнули на траву. Мит бросил рядом незнакомое Дану оружие с прикладом и средней длины стволом и спросил Марана:
— Ты цел?
— Ни царапины, — ответил тот, и Мит, словно вдруг ослабев, сел на край надгробной плиты и уронил лицо в ладони.
— Гильзы, — сказал Науро, ссыпая на траву рядом с оружием исковерканные куски металла.
Из-за кустов появился еще один незнакомец, на груди у него висел бинокль.
— Я подобрал две пули, — сообщил он.
Маран не обратил на него внимания, он подошел к Миту, сел рядом и обнял того за плечи. Мит поднял голову.
— Я пережил самые жуткие минуты в своей жизни, — сказал он чужим голосом. — Никогда больше не проси меня ни о чем подобном.
— Ты все сделал отлично, — сказал Маран мягко.
— Никогда больше не проси меня ни о чем подобном, — повторил Мит и снова спрятал лицо в ладони.
Маран встал и пошел на ту сторону насыпи. Через несколько минут он вернулся.
— Еще две, — сказал он, — засели в дереве, как я и думал. — Он протянул ладонь, на которой лежали две крупные удлиненные пули.
— Калибр — можно убить дракона, — заметил Науро.
Маран опустил одну из пуль в карман, вторую протянул Поэту.
— Держи на память. И забудь свой сон.
Поэт взял пулю, не проронив ни слова, и так же молча направился к дорожке.
— Здесь все, пошли, — сказал Маран.
Науро и Мит потащили продолжавшего сопротивляться мужчину в наручниках за Поэтом, незнакомцы двинулись вслед, и Дан спросил:
— Кто такие?
— Журналисты, — сказал Маран. — Газеты Латании и Вахта. — И, посмотрев на изумленного Дана, усмехнулся: — Как видишь, я кое-чему научился на Земле.
Еще издалека Дан увидел у ворот несколько человек. Он сразу узнал крупнотелого, с пышной шевелюрой Лета и тонкого Навера с его суховатым лицом математика, которым он, собственно, и был. На земле у их ног лежал еще один тип в наручниках, над которым склонились двое неизвестных, и третий шел от ворот.
