Дорис Лессинг - Браки между Зонами Три, Четыре и Пять
Утром, сильно тоскуя по Бен Ата и по Йори — но понимая, что тоску эту непременно надо подавить, забыть, уговаривая себя, что неприлично так страдать из-за человека, который вряд ли вообще о ней помнит, — Эл-Ит заставила себя подняться, прошлась, разминая затекшие руки и ноги, и решила отыскать какую-нибудь деревеньку, где можно перекусить.
И по дороге она бормотала:
— Мне надо поискать вот что — песню. Должна же такая найтись. Песни и сказки, их рассказывают, поют, передают из уст в уста…
О, если бы с ней тут был Йори, чтобы не идти пешком…
— Я поскачу, неся свое гремящее сердце, через равнины, — бормотала она. — Вот именно. Мое сердце поскачет, грохоча… да. Вот именно. Мое сердце…
Когда Эл-Ит добралась до какой-то деревеньки и спросила, нет ли здесь постоялого двора, то в глубине души надеялась, что ее узнают и пригласят в дом, у ворот которого она остановилась. Но бывшую королеву не узнали, приняли за попрошайку — неслыханное дело, встретить такого несчастного: в этой стране людям вообще было непонятно, как человек мог оказаться в состоянии крайней бедности. Эл-Ит дали кусок черствого хлеба и посоветовали заняться делом, предложив на выбор работу на фабрике по огранке драгоценных камней или на складе, где заготавливают на зиму фрукты и орехи. А еще, если у нее хватит сил, — тут хозяйка дома критически оглядела худую и плохо одетую нищенку, сомневаясь, подойдет ли она в батрачки, — можно ухаживать за лошадьми и коровами.
Эл-Ит предпочла работать с животными: она чистила их, кормила, выгуливала вдоль полей по тропинкам.
Временно поселившись в деревне, она с надеждой и радостью ждала вызова в Зону Четыре. Потому что с момента отъезда оттуда уже прошло шесть месяцев.
Эл-Ит знала, что тем или иным способом ей обязательно дадут знать, что время пришло, так что нет необходимости что-то делать самой, остается только ждать и быть наготове.
***
А теперь вернемся на полгода назад, к тому моменту, когда Бен Ата оказался один в павильоне, где они с Эл-Ит так любили друг друга. Получив приказ, она ускакала, не оборачиваясь, — хотя слезы струились по ее лицу.
Бен Ата был не так одинок, как Эл-Ит: у него была Дабиб, к тому же Надзирающие оставили ему маленького сына.
Дабиб внесла в комнату Аруси, Бен Ата положил ребенка на тахту, немного поиграл с ним, даже вполне сознательно стараясь воспроизвести манеры Эл-Ит, хотя не умел ощутить те радость и понимание, свидетелем которых оказался во время суеты у фонтана. В его душе была только жалость, потребность защищать малыша. Но, к счастью, рядом была Дабиб, которая в полном смысле слова заменила ребенку мать. Аруси не должен почувствовать отсутствия родной матери, ни в коем случае… так решил Бен Ата, когда взял своей огромной ладонью крошечную ножку. Он наклонился, всмотрелся в лицо сынишки, в его глазенки, которые, как определила Эл-Ит, были «глазами Зоны Три». И в самом деле с личика сына на него смотрели глаза Эл-Ит, но в них не светилась ее душа. Поняв это, Бен Ата ощутил равнодушие к ребенку. Внезапно осиротевший, каждой клеточкой своего тела он чувствовал, что Эл-Ит увезла с собой половину его души. Где взять силы и мужества, чтобы выполнить очередной приказ Надзирающих?
Хорошенькое дело — жениться на королеве Зоны Пять, этой варварской и отсталой страны! Что от него требуется? Где ее полагается поселить? Она сама прибудет сюда? Или ему снова придется посылать солдат, чтобы они доставили сюда недовольную и злобную женщину, вынужденную разделить его жизнь? Разделить с ним постель, по крайней мере. А ведь сколько ему пришлось приложить усилий, чтобы приспособиться к великой королеве Зоны Три! В той борьбе он практически обессилел! И как раз сейчас, когда у них с Эл-Ит как будто наступило в отношениях какое-то равновесие, возникло взаимопонимание, которое исключало его жестокость к жене (теперь Бен Ата осознал, что и через это они с ней прошли) и ее звериную жадную потребность в нем, — потому что он был просто не в состоянии совместить такое потребительское, как ему казалось, отношение с нежными чувствами, — так вот, именно сейчас, едва лишь наступило равновесие в их отношениях, а главное — в акте совокупления, которое теперь опять стало чудом деликатности и страсти одновременно, она уехала. И все, конец.
Теперь Бен Ата казалось, что он хотел лишь одного — и сейчас, и тогда, и всегда — просто сидеть возле Эл-Ит, держать ее лицо в своих ладонях, смотреть в глаза жены, в которых было все, что он считал необходимым постичь, наконец… в глаза, которые научили его всему, а не в эти бессмысленные детские глазенки.
Дабиб держалась поблизости, чтобы вовремя уловить, что от нее потребуется. Почувствовав настроение короля, она подошла и забрала у него ребенка. Она смотрела на него по-дружески, молча обещая, что на нее он может положиться во всем и всегда.
Потому что Дабиб его любила, да, по-настоящему. И Бен Ата это знал. В каком-то смысле она была ему женой.
А как же ее законный супруг Джарнти? Неужели он отнял у своего лучшего генерала жену? До появления Эл-Ит такие мысли были бы невозможны для Бен Ата. Он не сидел бы часами в бездействии на краю неубранной постели, от которой исходил одурманивающий запах кожи и волос Эл-Ит, размышляя, что такое жена, что такое муж… что значат эти слова? Надо же, как он изменился, превратившись из жестокого солдата, похотливого варвара — именно так он себя теперь оценивал, — не задумываясь, хватавшим какую-нибудь несчастную бабенку, чтобы ее поиметь и никогда больше о ней не вспоминать, и в человека женатого. И все это благодаря Эл-Ит. А сейчас он проводит ночь с Дабиб, женой Джарнти, которая его любила и полюбила его маленького сынишку не меньше, чем своих родных детей, — детей Джарнти. До чего же все сложно. И зачем ему надо жениться на королеве Зоны Пять? Здесь была какая-то тайна, слишком много тайн. Бен Ата не в силах был это все уразуметь. Будь рядом Эл-Ит, он бы ее об этом спросил, и она бы засмеялась и облила бы его презрением, а потом бы объяснила, если не словами, то глазами и телом.
Ох, Бен Ата измучился до глубины души, был растерян и опустошен. Пока он предавался горестным раздумьям, Дабиб уложила ребенка спать, принесла Бен Ата ужин с солдатской кухни, поставила тарелку перед ним и встала рядышком, сложив на груди руки. Ему было стыдно проявлять слабость в ее присутствии.
— Что же мне делать, Дабиб? — спросил он ее, и она ответила:
— Надзирающие подсказали тебе, в прошлый раз, с Эл-Ит, они и сейчас обязательно подскажут. Жди и наблюдай.
Она осталась с ребенком на всю ночь в покоях Эл-Ит, пока Бен Ата в тоске бродил по комнатам, и так продолжалось несколько дней. Мысленно он был с женой, размышляя о том, как ее встретили в родной стране, и, конечно, думал о ее «мужчинах» и «мужьях», которые, несомненно, предъявят на нее свои права. И все же к Дабиб он так и не подошел. Они втроем, вместе с Аруси, жили в павильоне и ждали указаний. Которые все не приходили.
А военные действия между тем вовсю разворачивались: пришла депеша от Джарнти, что обстановка на границе с Зоной Пять требует его присутствия.
Бормоча, что, видимо, он только на это и пригоден, Бен Ата облачился в свое солдатское обмундирование и поскакал к границе.
Но все он делал без души, по обязанности. По дороге король смотрел на бедные деревеньки и унылые города и все думал, как бы изменить страну к лучшему.
Прибыв в лагерь, разбитый вдоль границы, Бен Ата для порядка устроил смотр войскам и удалился в свою палатку. Отличная была у него палатка: ослепительно белая, расшитая золотом; с двумя отсеками — в одном он спал, а в другом — в импровизированной гостиной — стояли письменный стол, хорошее крепкое кресло, которое сопровождало его уже во множестве кампаний, и сундук. У входа не было охраны: Бен Ата гордился тем, что может обойтись без оной.
Поздней ночью он облачился в черный плащ, известный всем как одеяние короля, — он даже пошутил как-то в разговоре с Джарнти, что честь отдают не ему, а плащу, — и отправился в одиночестве бродить по лагерю. Ряды солдатских палаток казались бесконечными: они покрывали длинный высокий гребень, нависший над границей враждебных соседей. Часовые один за другим замирали и бдительно присматривались, а затем, узнав короля, вытягивались во фрунт и замирали, пока он не пройдет. Конца не было этому лагерю… сколько же человек спит тут, сейчас, готовых к бою, который, по всей видимости, должен был состояться завтра, хотя Бен Ата убей не мог вспомнить почему.
Из-за чего вообще, собственно, разгорелась эта конкретная война? Ах да, конечно, спорная территория: она тянется от этого гребня до вон того, на котором что-то темнеет — как будто скопление мух. Солдаты Зоны Пять не ночевали в уютных палатках, они завернулись в плащи — сделанные, кстати, из звериных шкур. Им не готовили нормальную солдатскую на походной кухне, а вместо этого вручали мешочки с сухофруктами и сушеным мясом. Бен Ата поймал себя на том, что завидует их командующему: он не заморачивается заботами о подвозе провианта, о полевой кухне; и у них нет там всей этой кутерьмы — устанавливать и разбирать палатку, регулярно кормить солдат и мыть алюминиевые миски трижды в день… Но все это чушь, жители Зоны Пять — настоящие варвары, какая у них может быть армия, если в ней даже женщины воюют наравне с мужчинами; хотя, встречаются иногда бабы похлеще мужиков…
