Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]
Жил дядя Федор в большом двухэтажном каменном доме. Ему было пятьдесят шесть лет. Здоровый мужик, больше двух метров ростом, с голосом, похожим на гудок тепловоза. Несмотря на возраст, здоровье его было в полном порядке. Два года назад по пьяной лавочке он поспорил на мотоцикл «Урал», что сшибет кулаком трехлетнего бычка. Может, конечно, и бычок был хиловат, но мотоцикл дед выиграл.
По приезде гостей дед завалил молодого кабанчика, пригласил пяток приятелей-соседей. Пока гости парились в бане, стол под яблонями заставили дарами деревни. Первая ночь прошла за красным вином местного изготовления и анекдотами. На следующий день Костя и дядя Юра проснулись около двенадцати часов. Пока умылись, позавтракали, прошлись по владениям хозяина — три часа. К четырем часам организовалась рыбалка с бредешком с последующим купанием в сумерках и местными девками. А девки были, что называется, кровь с молоком. Еще не дошедшие до блядства, но и не монашки. Дядя Юра специально затеял эту экскурсию в деревню, чтобы еще раз доказать Косте, что главное в этой жизни: чем ближе к простому народу, тем жизнь прекрасней. Ночью на берегу реки варили уху. Ели ее там же, на берегу, запивая легендарным самогоном дяди Федора. Гнал он его уже без малого тридцать два года и никому не признавался из чего. Костя проснулся в саду, в шалаше под яблонями. Рядом с шалашом кто-то заботливо поставил половину трехлитровой банки огуречного рассола. Через полчаса, лежа на травке, раскинув руки в разные стороны и глядя в небо, Зубков почувствовал, что жизнь действительно прекрасна…
Через три часа, попетляв немного по Владимирской области, Зубков въехал в деревню Мычалово. Дом дяди Федора стоял вторым от края. Костя остановил машину и заглушил двигатель. Возле соседского дома играли ребятишки, по дороге на телеге проехал зоотехник. Зубков открыл дверь и вошел в дом. Половицы поскрипывали под ногами, часы с маятником мерно отсчитывали секунды. Костя снял ботинки и вошел в комнату, застланную цветастыми половиками.
— Есть кто живой? — крикнул Костя.
— Проходи, я сейчас, — послышался далекий голос дяди Федора.
Костя почесал за ухом Матроскина, спящего на комоде, и прошел к столу. Занавеска, отделявшая кухню от комнаты, была отдернута, и Костя увидел, как из лаза подпола показалась рука с трехлитровой банкой огурцов и поставила ее на пол. Следом за банкой показалась голова хозяина.
— Быстро приехал, — сказал дядя Федор, кряхтя выбираясь из подпола.
— Что случилось? — спросил Костя, подойдя к хозяину и помогая ему подняться по лестнице.
— Во-первых, здравствуй.
— Здравствуй.
— Во-вторых, проходи к столу, сейчас закусим.
— Что случилось? — спокойно повторил вопрос Костя.
— Ничего не случилось. Разговор есть. Ставь на стол и открывай.
Зубков поставил на стол банку с огурцами, дядя Федор вышел из комнаты. Вернулся он через минуту с куском копченой свинины и бутылкой самогона. Еще через минуту на столе появилась миска с вареной картошкой. Дядя Федор достал два граненых стакана.
— Я за рулем.
— Полстакашка можно.
— Еще двенадцати нет…
— Не ной, — отрезал дядя Федор.
Костя сходил на кухню и вернулся с деревянной доской и буханкой черного хлеба. Пока самогон разливался по стаканам, соленые огурцы извлекались из банки, Зубков нарезал свинину.
— Ну, дай бог не последнюю, — сказал дядя Федор, подняв стакан.
Выпили, закусили соленым огурцом. Зацепили вилками копченую свинину и положили в тарелки.
— Что ты хотел сказать? — спросил Костя, очищая картошку «в мундире» от кожуры.
Он переживал, Наташа осталась одна. Костя надеялся вернуться как можно быстрее. Дядя Федор отложил вилку и встал со стула.
— Пошли, — сказал он, хрумкая соленым огурцом.
Костя встал и прошел за хозяином дома. Дядя Федор подошел к двери чулана и, сняв щеколду, распахнул ее. На удивление, дверь не издала ни малейшего скрипа. Дядя Федор включил свет. Чулан был обычным собранием деревенского барахла. В нем пахло дрямом и пылью. В углу валялся старый брезент. Дядя Федор дернул за кольцо в полу и откинул дверцу лаза в погреб.
— Смотри, — сказал он.
Зубков встал на колени, опираясь руками о края лаза, и заглянул в погреб. Дядя Федор включил в погребе свет. Вдоль стен тянулись бесконечные полки с трехлитровыми банками.
— Тушенка, соленья, варенье, — комментировал дядя Федор. — Тут нам всем на пять лет хватит.
Зубков поднялся с колен и отряхнул брюки. Дядя Федор выключил свет в погребе и закрыл люк.
— Дом большой, места всем хватит. А смутное время всегда спокойнее в деревне переждать.
— Спасибо за предложение, — с улыбкой благодарности и растроганности сказал Костя. — Я уже думал, куда бы Наташку отправить от греха подальше. А насчет пожрать… дядя Юра в первый же день на всю газету затарился. Так что на первое время хватит.
— Дядя Юра… А этим дядя Юра тоже затарился?
Сказав это, дядя Федор прошел к углу чулана и отдернул в сторону брезент. Пыль взлетела к потолку и закружилась в воздухе. Костя зажмурился и чихнул. Пыль была ядреная, десятилетней выдержки. Зубков повел носом и приоткрыл рот, чтобы чихнуть еще раз, да так и замер. Из угла на него смотрел черный ствол пулемета Гочкиса. Рядом с пулеметом, словно банки с атлантической сельдью, ровными стопками стояли патронные коробки. Пулемет сошками стоял на ящике с лимонками, из-за которого выглядывали четыре ствола автомата Калашникова.
— А вот с этим проблема, — наконец выговорил Зубков. — Я последнее время вообще подозреваю, что Моисей пацифист. А все разговоры про июньский мятеж и взрывы — сказки.
Еще час дядя Федор убеждал Костю на время смены власти перебраться к нему в деревню. Он сделал расчеты по продуктам, и получилось, что четыре человека запросто смогут прокормиться пять лет. И это при условии, что ничего не будут делать. А если трудиться на огороде, то срок этот увеличивается до бесконечности. Деревня небольшая, стоит на отшибе. А в случае осложнений вчетвером в каменном доме продержаться можно очень долго. Если, конечно, не будет артиллерии и авиации.
Костя согласился с аргументами дяди Федора и обещал еще раз все обдумать и поговорить с дядей Юрой. Только после клятвенного обещания сделать это дед отпустил его.
К Москве Зубков подъехал около четырех часов вечера. Погода уже начала портиться. Небо затянулось тяжелыми тучами, ветер стал холодным. На въезде в город его остановили. Дорога была перекрыта самосвалом, на обочине лежали бетонные блоки с привязанными к ним тросами. К машине Зубкова подошел невысокий мужчина сорока лет в сером плаще и серой же кепке. За ним шел второй, с резиновой дубинкой в руках. На первом бетонном блоке стоял пулемет. Кто-то взял его в руки и навел на машину Зубкова. Чуть в стороне стояли еще четыре человека. В плащах, штормовках и куртках. У всех, кто находился на блокпосту, на левой руке были белые повязки.
— Добрый вечер, — сказал человек в плаще и кепке. — Вашу карточку, пожалуйста.
Человек с резиновой дубинкой чуть нагнулся, взглянул на Зубкова и начал медленно обходить машину сзади.
— Что случилось? — добродушно спросил Костя, протягивая свою карточку. Спорить с пулеметом ему очень не хотелось.
— Регистрация транспорта, — ответил человек в плаще и кепке и вставил карточку в приемное гнездо справочной машины.
Процедура регистрации транспорта была весьма банальной. При въезде в город сотрудник ГАИ раз в пятнадцать минут останавливает любую случайную машину и вносит данные на машину и на водителя в базу данных, проставляя время регистрации.
В самой регистрации не было ничего странного. Странным было другое. Человек в плаще не был инспектором ГАИ.
— Странно, — сказал Костя. — Почему этим занимаются гражданские, а не милиция?
— Потому что министр внутренних дел подал в отставку, а его заместитель отдал приказ всем вернуться в казармы, — ответил человек в плаще, что-то набрал на клавиатуре и вернул карточку Зубкову.
Человек с резиновой дубинкой обошел машину и вернулся на прежнее место, за спину первого.
— В городе организованы отряды самообороны, — пояснил человек в плаще и кепке. — Мы относимся к префектуре Восточного округа.
— Будьте осторожны, — добавил второй, — в городе полно людей, которые никому не подчиняются.
— Счастливого пути, — сказал человек в плаще и кепке и отошел от машины.
Самосвал отъехал в сторону, люди из самообороны разошлись по разные стороны дороги. Зубков включил первую передачу и въехал в город.
Он ехал по Москве и не узнавал ее. Почти возле каждого большого перекрестка горели костры. Рядом с кострами стояли люди с железными прутьями и деревянными колами в руках. Возле кинотеатра собралась небольшая группа с транспарантами и красными флагами. У входа в парк митингующих было чуть меньше и в руках они держали флаги с ликами патриарха, иконы и хоругви. Выступал перед ними человек в рясе. Зубков достал телефон и позвонил Наташе.
