Сергей Дубянский - Арысь-поле
Вадим осторожно отодвинул ее, чтоб видеть лицо; провел ладонью по щеке — это была даже не ласка, а, скорее, проверка, что она — живая, настоящая, а не бестелесная тень.
— Когда выезжаем? — спросил он, закрывая тему.
— Без понятия. Катька ждет нас в двенадцать. До этого, наверное, надо собраться, чего-нибудь купить пожрать…
— Кстати, — вспомнил Вадим, — палатки у нас больше нет.
— А куда ж она делась?
— Делась… — ему не хотелось рассказывать подробности урагана, — тютюка съела, — он засмеялся и тихонько надавил пальцем Ане на нос, — би-ип. Проехали.
Аня смешно сморщилась и погладила его волосы.
— Думаю, это не проблема, — положила голову Вадиму на плечо, — если, говоришь, Игорь болеет, можно у него взять — Юлька рассказывала, у него какая-то жутко импортная.
— Сейчас узнаем, — Вадим осторожно ссадил Аню с колен и вышел, а Аня все-таки взяла тарелку и пошла мыть. Дело было уже даже не в Катиных советах — ей просто захотелось переставить посуду в сушилке по ранжиру, убрать в шкафчик рюмку, одиноко стоящую на холодильнике возле хлебницы. …Дурь какая-то — даже дома у меня редко возникают такие желания… Она слышала голос из комнаты, понимала отдельные слова, и это вносило элемент покоя и уюта.
Вадим вернулся, когда Аня вытирала руки.
— Значит, так, — объявил он — казалось, за эти пять минут успев просчитать все варианты и принять необходимые решения, — мать Игоря обещала отдать палатку. Таким образом, завтра утром мы встаем, — (это прозвучало так естественно, будто вопрос об Анином уходе не обсуждался вовсе), — едем на рынок, затариваемся, заезжаем за палаткой, ты звонишь Катьке, чтоб была готова, и трогаемся.
— Думаешь, я поеду в этом? — Аня продемонстрировала ногу в босоножке, приподняла и без того короткую юбку, — мне ж надо еще переодеться.
— Отлично — тогда по дороге заедем к тебе.
Ане совсем не хотелось, чтоб Вадим заходил в ее убогое жилище, а просить его подождать в машине? …Все равно ведь пойдет, и его не остановишь…
— Нет, лучше не так — завтра утром… — она подумала, что не собирается, и не собиралась(!) никуда уходить, — я поеду домой, а ты пока затаришься (я в продуктах все равно ни фига не смыслю) и сгоняешь к Игорю. А потом я подъеду сюда.
— Давай так, — Вадим пожал плечами, — идем, — он повел Аню в знакомую спальню, и едва переступив порог, стиснул так, что ей показалось, будто он войдет в нее прямо через одежду… или она станет его частью. Аня подумала, что первый раз будет трахаться совершенно трезвая с совершенно трезвым мужчиной …или это не «трахаться» — может, такие случаи называются «заниматься любовью»?.. Слово-то какое!.. После всего, что у меня было, оно, точно, мне не подходит, а все равно хочется…
* * *Волхв сидел ссутулившись, подперев рукой косматую голову, и смотрел в пустой угол. В комнате было еще совсем светло; за дверью бубнил телевизор, но волхв уже услышал то, чего подсознательно ждал все эти дни — диктор местных новостей сообщил, что метеорологами зафиксировано странное погодное явление: при сохранении на всей территории области сухой и жаркой погоды, в деревне Дремайловка, Н-ского района, в течение одной ночи выпала трехмесячная норма осадков, сопровождавшаяся грозой и ураганным ветром. Наводнение унесло жизни двух человек, мужчины и женщины, которые, судя по всему, не являлись местными жителями. Потом показали фотографии трупов, и попросили помочь в опознании. Волхв долго и пристально всматривался в лица, но знакомых черт не обнаружил. Это оставляло надежду, что природный катаклизм, все-таки являлся случайностью, хотя фотография, показанная несколько дней назад назойливым молодым человеком на большой белой машине, говорила об обратном.
Волхв выключил телевизор и остановился, обдумывая, верное ли принимает решение; потом все-таки вытащил из шкафа берестяной короб. На его потускневшей крышке виднелось нечеткое изображение странной мужской фигуры, которая несла на голове птицу, опираясь при этом на корявую палку. Волхв любовно провел рукой по крышке и прошептал:
— Верую свято, думаю свято, ведаю свято… — достал из короба связку палочек и собрал рамку; затем извлек клубок и начал навешивать на нее нить с узлами, от самых простых до хитроумных, объемных плетений, создававших целый орнамент. Работал он медленно, ощупывая каждый узел.
В другое время волхв бы, наверное, улыбнулся, зная, что современные специалисты напрочь отмели саму возможность наличия у славян узелковой письменности (его, хранителя вековых тайн, всегда умиляла безаппеляционность ученых), но сейчас ему было абсолютно безразлично, что сказали б историки, увидев заветный короб времен Буса Белояра, когда Русь еще называлась Русколанью. Сам он, естественно, не мог помнить этого (как и того, как к нему попал короб), но знал точно — в каждой последующей жизни он будет рождаться в своем неизменном образе, и теряя, как всякий смертный, человеческую память, все равно продолжит хранить бесценное знание, данное ему за какие-то прошлые заслуги.
Волхв нашел в веревочной книге нужную «главу» и уставился на узлы, вникая в смысл. Глаза его, то щурились, то широко раскрывались, словно впитывая данное свыше откровение. Наконец, он аккуратно смотал клубок, разобрал рамку и спрятал обратно в короб; потом надел рубаху, положил в тряпичную сумку большой кусок хлеба, налил в бутылку воды; поставил на пол мисочку с молоком и последний раз оглядевшись, вышел во двор.
Ворон сидел на крыше, зорко глядя по сторонам.
— Смотри, чтоб все было в порядке. Я скоро, — волхв махнул ему рукой, но при этом почувствовал, что это будет совсем не скоро, а, возможно, и никогда. Тем не менее, он верил в своих богов; верил, что они помогут одолеть зло, о котором предупреждала книга. Он не знал, как ему это удастся, потому что не был бойцом, а всегда являлся лишь прорицателем, но, похоже, бойцов уже не осталось, и пришел его черед.
Волхв вышел из дома и зашагал в противоположную от деревни сторону — туда, где за кладбищем начинался глубокий, поросший травой овраг.
Ленины джинсы, рубашка, завязанная на животе, бейсболка с надписью «Pepsi», новенькие кроссовки и маленький рюкзачок так не вязались с патриархальной разрухой Волховки, что пожилой водитель старенького «ЗИЛа» с проржавевшим крылом, даже уточнил, не ошиблась ли она адресом.
— Нет, — бросила Лена, выпрыгивая из машины; сунула ему деньги — такие деньги, за которые в городе никто б не взялся довезти ее до ближайшей трамвайной остановки, но здесь, в мире «натурального хозяйства», люди были рады и этому. Шофер аккуратно свернул купюру и сунул в нагрудный карманчик застиранной тенниски, какие носили в конце прошлого века.
Мимо заброшенных домов Лена пошла к кладбищу. По дороге она не встретила никого; в окна ее тоже вряд ли кто-нибудь видел, потому что оставшиеся немощные старики не отличались зоркостью. Бродячие собаки на нее не лаяли, а трусили рядом, виляя хвостами и норовя потереться об ноги, но стоило Лене строго взглянуть на них или даже беззлобно погрозить пальцем, как они разбегались; правда, через минуту, будто притягиваемые магнитом, начинали ластиться снова.
Дом волхва показался, едва она вышла за околицу. На его крыше сидела черная птица, беззвучно раскрывая клюв и чуть поводя головой, как дозорный, оглядывающий местность. Увидев Лену, ворон замер и вдруг стал пятиться назад, неуклюже перебирая когтистыми лапами.
— Что, вестник богов? Называется, не ждали? — Лена усмехнулась. Ворон дернулся, пытаясь взлететь, но девушка взмахнула рукой, — а ну сидеть, старая курица!
Ворон, остановленный невидимой привязью, завалился на бок, растопырив крылья, однако удержался, продолжая изучать желтым немигающим глазом не званную гостью.
Собаки, отстав, вернулись в деревню, и к забору Лена подошла в одиночестве; остановилась перед символической калиткой; опустила голову, собираясь с мыслями, и потом решительно ступила во двор. В этот момент из сарая донеслось разноголосое блеяние и мычание.
— Сейчас я вас выпущу, — она вытащила засов, и животные, тесня друг друга, вырвались на свободу, — прочь!.. Прочь!.. — Лена замахала руками, и они понеслись к выходу; подняла взгляд к неподвижному ворону, — а ты сиди!
Ворон моргнул и отвернулся.
— А ты, чего стоишь? — Лена заглянула в темноту сарая, — иди отсюда! Давай, тварь!
Выполняя приказ, на свет медленно вышла корова-альбинос. Остановилась, широко расставив ноги, вроде, сопротивляясь какой-то силе; мышцы животного напряглись, хвост помахивал, как у собаки, голова с длинными острыми рогами воинственно наклонилась.
— Но-но! — Лена погрозила животному пальцем, и вдруг весело рассмеявшись, крикнула, — а ну, пошла вон, уродина! Видали мы этих волшебных быков Сварога!..
