Далия Трускиновская - Дурни Вавилонские
Вечером мы проводили Гамида до северных ворот храма. Мы видели, как он подошел к нищему, спросил его, получил ответ и пошел вдоль ограды к храмовым водоемам.
А нам предстояла прогулка по городу, в котором всегда находилось на что посмотреть — мы уже знали, где натягивают свои веревки воздушные плясуны, где собираются любители петушиных боев. А то еще бывали шествия — когда какой-нибудь житель тридцать пятого этажа раз в несколько лет спускался вниз, то развлекался изо всех сил — тут же нанимал носилки и ездил по улицам, а перед носилками шли плясуньи и били в бубны, и кувыркались шуты, и пели певицы, и играли свирельщики, и гремели на разные лады барабанщики, а он смотрел сверху, хохотал и бил в ладоши.
Еще можно было посмотреть на иноземцев, в городе всякие попадались, и бритоголовые, в передниках, свисавших почти до колен, и с голыми боками, и темнокожие с волосами, как подушки из черной шерсти, и плосконосые с желтыми лицами, и носатые в высоких шапках. Мы в Субат-Телле и не подозревали, что такие люди на свете бывают.
Мы прогулялись по улицам, купили за один «кувшин» сладких маленьких городских лепешек, вернулись к северным воротам, но нищего там уже не было, и Гамида тоже не было. Тогда мы вернулись в Нашу Башню. А он появился только утром, когда выдавали миски с горячей кашей. Вид у него был — как будто его изловили мохнатые, и всю ночь гоняли по холмам, и трепали.
— Ешь скорее, — велел ему Тахмад. — И за работу.
— Вы совсем не хотите знать, что я там услышал? — спросил Гамид.
— Не до того. Видишь, первые тачки уже пошли вниз? Давай, давай... Глина ждет тебя, пустынный кузнечик! Ты как жители Сулль-Телля, которые по ночам зерно молотили!
Толку от Гамида было мало — он отставал и спотыкался, чуть не вывернул полную тачку.
— Ты что, всю ночь не спал? — спросил я.
— Почти. Там нас было человек десять, и мы спрашивали... Она так рассказывает! Ты не представляешь! Я только теперь понял, какой же я болван! А Таш — какая она умница! Она всё объясняет, объясняет, объясняет!
— Женщина — объясняет? Мужчине? — Это у меня в голове как-то не укладывалось.
— Да! Да!
И тут он наконец опрокинул тачку.
Мы помогли ему быстро собрать глину и велели молчать. Но он всё равно пытался нам растолковать, что мы всё делаем неправильно.
— Совсем спятил, — сказал Тахмад. — Может, его та женщина сглазила? Нужно будет купить ему амулет.
Мы быстренько посчитали — вечером Абад и Левад, самые сильные, получат два «кувшина», мы — по одному, если они вместе за «ногу» купят амулет, мы им дадим по лепешке и по кружке пива, получится на каждого из них по две лепешки и две кружки пива. И это хорошая покупка — когда у нас появятся деньги на женщин, будем надевать его по очереди.
Но Гамид не пустил нас в город за амулетом.
— Нас там подслушают, — загадочно сказал он. — Останемся. Вы такое узнаете!
Ночью, в пещере, Гамид произнес речь.
— Жрецы нас обманывают, — сказал он. — Никакого храма на вершине этой башни не будет. Он там не нужен. Когда боги хотят спуститься в храм, они сами спускаются, им это нетрудно, вовсе незачем устраивать храм у них под носом. Так что башня неправильная. И она должна рухнуть.
— Вот додумался! — возмутились мы. — А где же нам зарабатывать на жизнь?
— Я знаю такое место! Мы там заработаем вдвое больше! Вот послушайте — Наша Башня стоит, пока мы ее строим и чиним. Ведь постоянно на стенах латают какие-то дырки. Если из нее уйдут люди, она скоро рухнет. Мне объяснили: башня — это мы сами!
— Ты хочешь сказать, что нас замуруют в башне? — спросил Абад. Стало очень тихо.
— Нет! Нет! Мне самому так сказали! — закричал Гамид. — Но это не так! Мы будем живы и здоровы! Но мы зря тратим тут время! В той башне, которую мы видели там, вдали, платят вдвое больше! И она не рухнет! Там новичок получает сразу два «кувшина» в день! А через месяц — уже три! Для чего нам тут мучиться, если на вершине не будет храма? Да и самой вершины не будет — просто на верхних ярусах будут сидеть храмовые звездочеты! Вот и всё!
— Дался тебе этот храм, — буркнул Тахмад. — Разве нам плохо жилось, пока мы о нем не знали? Я вон рубаху себе купил с синими полосками. Была у меня в Субат-Телле такая рубаха? Не было. И в пещере стоит бутыль с пивом. Была у меня в Субат-Телле своя бутыль с пивом? Не было. И еще мне сказал стражник Баркуд Амади, что осенью пригоняют молодых ослов. Если отложить денег и купить осла с повозкой, можно доставлять кирпичи с третьего яруса на шестой или, если повезет, сразу на восьмой. А это совсем другие деньги!
— А корм для осла? — спросил я. — Чем выше — тем он дороже. А если скотина заболеет?
— А в Другой Башне тебе могут дать осла просто так — чтобы ты на нем работал, — заявил Гамид. При дальнейших расспросах оказалось, что и на завтрак там не одна миска жирной каши, а две. Мы любим поесть, но две миски — это опасно.
— Так вторую можно продать! — тут же сообразил Гамид.
Мысль перебежать в Другую Башню, где всё вдвое лучше, чем у нас, так засела у него в голове, что он очень долго не давал нам покоя. А тут еще Таш...
Она, как мы решили, была не жрица, только одевалась и красила пальцы, как они, чтобы спокойно ходить по храму и приставать к крепким молодым парням. Я увидел ее — и у меня в глазах помутилось. Таких красавиц родителям нельзя из дому без покрывала выпускать, чтобы не сглазили, и безумие Гамида стало мне понятно: не Другая Башня ему голову вскружила, а Таш.
— Он вам главного не сказал, парни, — так взялась за дело красавица, когда мы наконец встретились. — Что вам обещали вербовщики? Что будете катать тачки и получать в день сперва один «кувшин», потом два? А потом, может быть, сикль в месяц? Больше ведь ничего не обещали? Нет! И они вас не обманули — вы еще десять лет будете катать тачки с нижнего яруса на третий. Вы ведь ничего другого не умеете, а учить вас никто не станет. А потом вы спуститесь вниз — а глины нет! Вы побежите искать своего главного — а его нет! Вы кинетесь к поварам — поваров нет! Все ушли! Пока в башне люди — она стоит. Люди уйдут — ее не станет. И вы одни останетесь в башне, которая уже начнет рушиться. И она упадет вам на головы!
Мы стали понимать, что имел в виду Гамид. Но поверить в это мы не могли.
— Послушай, девица Таш, не могут все разом уйти из Нашей Башни, — сказал Тахмад. — Куда им идти? Кому они нужны?
— Могут. Просто вы не знаете...
Она поднесла к губам накрашенный пальчик, и мы, все шестеро, уставились на эти пухлые губы, а тачки и бронзовые бляшки вылетели из наших голов, как воробьи.
— Наша Башня — не первая... — прошептала Таш. — До нее были другие... И все они рухнули...
— Как рухнули?! — заорал Абад.
— Молчи, сын бешеной козы от шелудивого верблюда, — сказал ему Тахмад. — Или засунь себе в рот головную повязку. А ты, девица, не говори того, что нельзя проверить.
Я обрадовался — как ловко Тахмад поставил на место эту красотку Таш!
— Вот как раз проверить очень легко. Вы работаете каждый день, и ваш труд начинается на рассвете?
— Нет, на рассвете мы только просыпаемся, — сказал Левад. — Потом мы умываемся, идем за кашей, едим, спускаемся вниз, нам выдают тачки из сарая, и тогда только начинается работа.
— А вечером? — спросила она. — После того, как вам дают вечернюю кашу, что вы делаете?
— Идем гулять по городу, — сказали мы.
— Тогда выбирайте — или я встречу вас до рассвета и поведу на место, где была Первая Башня, или мы туда сходим вечером, — предложила Таш. — Это недалеко. Их стараются строить поблизости от города. Я вижу, что вы не поверите, пока сами не увидите развалины своими глазами. Только я прошу вас взять с собой лопату или две. Они пригодятся.
Мы беседовали с Таш в храмовом саду — она знала, как можно туда пройти со стороны храмовых прудов. И мы бы себя чувствовали, как в раю, среди прекрасных деревьев, если бы боги послали каждому из нас такую Таш. Но она была одна, а нас — шестеро.
— Никому не рассказывайте о нашем уговоре, — предупредила она. — Так утро или вечер?
— Вечер, — сказали мы. И она, уговорившись, что будет ждать нас возле загона, где ослы крутили священную крестовину Мардука, ушла, красиво колыхая бедрами.
Весь следующий день мы не столько гоняли тачки, сколько поджидали друг друга в норе и переговаривались. Удивительно, что нас на этом не поймали. Наконец наш надсмотрщик приказал парням, копавшим глину и кидавшим ее в тачки, воткнуть лопаты в кучу. И все мы, оставив тачки в сарае и вымыв руки, отправились есть кашу
Потом мы оделись понаряднее и спустились вниз.
Крестовина в загоне была неподвижна — ослов выпрягли и увели.
— Как-то это неправильно, — сказал Гамид. — Если это священная крестовина Мардука, то почему ее вертят только днем? Нашлось бы немало людей, желающих повертеть ее и ночью, чтобы Мардук стал их покровителем.
