Илья Некрасов - Сумма биомеханики
Человек, приходящий сюда, сталкивался с ненормальным положением вещей, с не полностью живущими людьми, не до конца умершими покойниками и фальшивыми жизнями, с месивом воспоминаний и вымысла. Все эти странности рождают вопросы, которые помогают взглянуть на себя со стороны…
Кого я люблю на самом деле? Ее или ту икону, что живет где-то внутри моего мозга, блокированную рассудком, кричащим, что она неправда, что ее давно нет? Означает ли это, что мумии в намертво прикованных к полу саркофагах живут более настоящей жизнью, чем я – имеющий свободу передвигаться по миру, который мне не нужен? Которому я не нужен.
Елена. Она сама говорила, что ей давно предлагался перевод с повышением. Тогда что она здесь делает? Ну зачем ей смотреть на эти трупы, на их растянувшуюся смерть? На кладбище, где хоронят прошлое нашей цивилизации, человечность?.. Они купили билет на аттракцион бессмертия, однако это не было результатом праведной жизни. Скорее, наоборот. Они договорились не с Богом, а с кем-то другим. Кто он?
Гардероб сменного персонала представлял собой небольшой зал, где переодевались заступавшие на дежурство.
Команда состояла из четырех человек, хранителя и трех операторов. Стандартная смена в восемь часов – треть суток и продолжительность нормального сна человека. Конечно, операторам никогда не хватало типового времени отдыха, напротив, после восьми часов чужих видений им самим не удавалось выспаться. Большинство после дежурства сразу ехали домой и буквально падали в кровать. Забытье продолжалось гораздо дольше нормы обычных людей. На личное время оставалось совсем чуть-чуть. Сходить в магазин, заплатить за квартиру, перекусить. Впрочем, для многих, состоявших в сложных отношениях с городской действительностью, это не представлялось главной проблемой.
Работа оператора была не столько выматывающей, сколько «небезопасной». В определенной мере. Не реже одного раза в три-четыре месяца кто-то попадал в корпоративный центр психокоррекции, так называемую «психушку Морфея», отделения которой имелись при каждом филиале. Редко кто не наблюдался у штатного психолога, который напрямую подчинялся директору филиала и даже сидел в соседнем с ним кабинете.
Общаться с прессой без специального разрешения строго запрещалось, дабы не давать шанс конкурентам и недоброжелателям лишний раз уколоть фирму. Да и зарплата с соцпакетом заставляли держаться за место. Все понимали, что надо помалкивать. И сотрудники молчали – как рыбы в аквариуме. Кроме того, у многих были свои причины. Никто вслух не признавался, но, в принципе, было известно, что многие пытаются заработать на личный контракт по сохранению собственного тела. В этом подозревались самые отчаянные трудоголики, имеющие проблемы в обычной человеческой жизни.
Причинами недоверия к фирме являлись распускаемые конкурентами слухи. Конечно, они имели под собой некоторые основания. Одно из них: судьба первых добровольцев-испытателей системы. Официальная версия состоит в том, что после контрольного цикла они получили миллионы и теперь разъезжают по миру в свое удовольствие… Но возможен и другой вариант: им так только кажется, а на самом деле тела до сих пор лежат в неприметных морозильных банках подальше от глаз и центрального офиса…
Может, в нашем зале. Где-нибудь сбоку. Кто знает, что с ними сейчас? Логика здесь есть. Если это финансовая пирамида, припудренная биомеханикой, то мошенничество вскроется только через полвека.
Поскольку источник неофициальной версии (по слухам) находился внутри фирмы, то она могла быть правдивой. Другая причина претензий к «Морфею» заключалась в основном методе работы. В пределах территории банка принято считать, что «предварительное крионирование», совершаемое незадолго до естественного варианта, – не убийство. Ты просто закрываешь глаза и засыпаешь. Еще не остывшее тело кладут в капсулу, кокон, который будет жить и дышать за тебя, подобно органической плоти. Биомеханическая оболочка рассчитана на обычный человеческий срок, от пятидесяти до ста лет. Затем капсула потеряет функциональность, и волей-неволей придется проснуться… Одна неизбежность замещается другой. Насколько это меняет порядок вещей?
Обязанности хранителя – как правило, ими были женщины – подразумевали огромную ответственность и необходимость поддерживать высокий уровень внимания на протяжении смены. Хотя возможности полностью автоматизированной системы считались безграничными, ее ошибка могла стоить очень дорого. За нею приходилось наблюдать и поправлять, когда нужно (за всю историю фирмы такое случалось считанное количество раз). Практика показала, что женщины гораздо лучше справляются с работой такого рода.
Операторами же, наоборот, являлись только мужчины, поскольку воображаемые миры по ряду причин (в основном, из соображения экономии) создавались на основе популярных игр, а их зачастую переполняло насилие…
Олег повесил белый халат и брюки в шкафчик. Достал оттуда джинсы и футболку, надел их.
Внутри шкафчика на дальней стенке висел старый постер. «Бегущий по лезвию». Олег подмигнул изображениям Рика и Рейчел, остальным репликантам «Нексус-6». Поправил нательный крестик и закрыл дверцы. Прихватив под мышку планшетный компьютер, направился к выходу из раздевалки.
Прямо на двери висело неофициальное руководство, отпечатанное на листе А4 крупным шрифтом: «Помни: святая обязанность оператора – занимать мозг полупробужденных клиентов. Если нужно отлучиться, бери планшет, но не выноси с территории. Криоконденсат не пить!»
Сразу под текстом красовалось изображение пятерни. Выходя, Олег приложил к ней ладонь. На удачу – такова местная традиция.
Улица Калининграда встретила его солнечными лучами и светом девичьих глаз: студентки расположенного неподалеку Университета имени Канта спешили на лекции.
Олег подошел к краю проезжей части и принялся голосовать. Почти сразу удалось остановить маршрутку.
В салоне двадцатиместного мерседеса не оказалось ни одного пассажира. Олег нырнул внутрь, порылся в кармане и вытащил горсть монет. Заплатил за проезд, сел на место. Включил планшет.
На экране сразу возникло изображение: застывший фрагмент той прерванной игры. Келья священника и надпись «пауза».
Палец оператора коснулся самого центра слова.
Конечно, полного погружения в игровой мир при использовании удаленной связи не было, но опыт показывал, что клиенты от этого совершенно не страдают. Даже наоборот (еще один вопрос к ноу-хау «Морфея»). Энтропия сигналов в системе снижалась наполовину. Возможно, спящие чувствовали себя свободнее, когда их не заставляли осознавать варианты выбора. В такие моменты возникало ощущение, что оператор просто не нужен.
Кенигсберг, апрель 1945.
Хеллиг поднимается с пола и оборачивается к Айрин.
Когда он пытается сосредоточиться на лице девушки, гремит гром. Ночное небо за окном разрезает молния, и сознание мужчины погружается в воспоминания…
По коридорам управления РСХА Кенигсберга идет Хеллиг, в своей обычной сутане католического священника. Его сопровождает молодой офицер СС со следами ранения на шее. Они приближаются к широкой мраморной лестнице и поднимаются на следующий этаж.
Очередной коридор, завешанный нацистскими флагами и портерами лидера Рейха. Повсюду снуют люди, в форме и без, так или иначе связанные со службами безопасности.
Проходя дальше, мужчины слышат душераздирающий вопль с мольбами о помощи, раздавшийся из кабинета неподалеку – на чистом немецком языке. Хеллиг вздрагивает, но следует дальше, шепотом произнося молитву.
Наконец они подходят к дубовым дверям кабинета, у которых стоят двое часовых. Офицер пропускает священника внутрь.
За массивным столом оказался родной брат Хеллига, внешне мало похожий на него, но примерно того же возраста. Старший офицер СС в звании оберфюрера, сцепивший в замок крючковатые пальцы. Над его седеющей головой портрет вождя нации, а на столе маленький бронзовый бюст.
– Здравствуй. Сам бы ты не пришел, – высокий худощавый брат поднимается из-за стола и пристально смотрит на священника. – Что ты там встал? Проходи.
Два острых кристалла, один из синего льда и другой из чего-то темно-коричневого, почти черного, вонзаются в область между бровей и принимаются вгрызаться глубже и глубже, куда-то внутрь, пытаясь достать до самой души. Мало кто мог справиться с таким натиском. И Хеллиг не из их числа. Оказавшись под этим острием, привыкшим раскалывать людей за считанные секунды, он предпочел защититься завесой безразличия…
Замерший у двери священник смотрит сквозь фашиста, пытаясь скрыться за пеленой расфокусированного взгляда и продолжая молиться про себя.
– Советы уже в тридцати километрах, – нацист отворачивается и подходит к окну, по-военному заложив руки за спину, и смотрит куда-то вдаль. – Если… я все еще рассчитываю на твою помощь, – и вот он вновь впивается в Хеллига, – как брата.
