Мэтт Хейг - Эхобой
Папа изредка беседовал с ним по холофону из своего кабинета.
— Мы взрослые люди, — говорил он таким тоном, что я ему почти верила. — И, несмотря на разницу во взглядах, даже очень сильную, взрослые люди могут вполне цивилизованно общаться. Хотя будь на то воля твоего дяди, цивилизацией давно бы заправляли роботы.
Но, безусловно. Эхо не были обычными роботами.
Эхо внешне мало чем отличаются от человека, кроме буквы «Э» на тыльной стороне левой руки и марки производителя на спине. По крайней мере, должны мало чем отличаться.
Если честно, я никогда этого до конца не понимала.
Эхо были слишком идеальными. Их кожа не была похожа на нашу: на ней не было ни единой морщины, ни одного прыщика или шрама. И папа всегда говорил, что в день, когда мы начнем слишком сентиментально относиться к великолепным роботам, мы забудем самих себя. В этот день мы перестанем быть людьми.
Я все еще слышу твой голос, папа. Я так сильно по тебе скучаю.
Соберись, Одри. Сконцентрируйся. Скажи то, что должна. Это поможет пережить все, что произошло. Ты должна вспомнить все.
Итак, я готова.
После истории двадцать первого века мы немного поболтали с Толой.
— Почему у нас был сдвоенный урок? — спросила она, меняя виртуальный цвет своих волос с красного на черный и обратно.
— Что?
— Я хочу сказать, что мистер Брим не самый большой зануда в мире, да и про Гугл-бунты интересно послушать, но все-таки сдвоенный урок…
— Да, странно.
— Таких длинных занятий у нас ни разу не было. Может, это компьютерный вирус? А вдруг хакерская атака?
Эта идея явно пришлась Толе по душе. Ясное дело: после хакерской атаки школа не работает целую неделю, пока не переустановят программное обеспечение.
— С чего бы кому-то взламывать программу? Гугла уже даже не существует.
Тола пожала плечами, остановив свой выбор на красном цвете волос:
— Угадай, где я буду вечером?
— Откуда мне знать?
— В Древнем Риме. В Колизее.
— Хорошая, должно быть, имитация.
— Гладиаторы такие клевые. Ну и вообще там круто — смотреть, как они погибают и все такое.
— Да… Я бы, может, и хотела пойти, но…
— Не волнуйся, я тебя и не приглашаю. Я иду с Джей Пи.
Она еще какое-то время рассказывала про своего нового парня, а потом мне наконец-то удалось уйти.
Я выбралась из капсулы и отправилась к себе. Пока меня не было, произошло нечто удивительное. То, что случалось крайне редко. Показалось солнце. Свет, прорвавшись сквозь серые облака, заливал золотым сиянием всю комнату.
Я невольно потянулась к окну и заметила машину, зависшую прямо над магнитным треком. Ну да, мамину встречу в Новом Нью-Йорке отменили. Значит, она была дома. И тут я поняла, что вокруг слишком тихо. Конечно, папа, скорее всего, работал в капсуле, но мама?.. Она бы услышала, как я выхожу из капсулы, и непременно спросила бы про уроки. И я бы не пропустила момент, как она заходит в дом.
Мама была из тех людей, которых всегда слышно. Я не имею в виду, что она шумела специально, нет. Но, например, она часто напевала. У мамы была одна замечательная черта. Несмотря на то, что часто она была просто вне себя, ей всегда удавалось сохранить в душе радость. А может быть, ей просто нравилось показывать папе свою радость. Ему-то как раз не хватало веселья. Иногда она даже пела что-нибудь из «Нео Максис». Ей нравилась «Песня для Элеоноры». Но чаще это было какое-нибудь старье — «Ментальный провод разбитого сердца» группы «Аватары», «Роботизированные тенденции» группы «Если б это была жизнь» и тому подобная муть. Даже если бы мама не пела, я бы услышала, как она заваривает чай или делает что-то еще. Вообще-то, когда я думаю об этом сейчас, мне кажется, что все-таки она шумела нарочно. Наверное, ей хотелось, чтобы я знала, что она пришла. Хотелось пожаловаться мне на очередной просто кошмарный день.
Но в любом случае — дом у нас был небольшой.
Я вышла из своей комнаты.
— Мама, — позвала я. На секунду я отвлеклась на книжный шкаф, стоявший около стены сразу за капсулой. У моих родителей была богатая коллекция старых книг — тех самых, сделанных из древесины. Когда их открывали, даже воздух пах по-особенному.
Я нашла книгу, которую искала, и начала читать тут же, не сходя с места. Потом я поняла, что хочу есть. После завтрака прошла уже куча времени. Так что я поставила книгу обратно на полку, пошла к левиборду и спустилась в кухню.
— Мама? Папа?
Никакого ответа.
В кухне их не было, и я пошла обратно наверх через отверстие в потолке, по шаткому внутреннему левиборду.
— Мама? Ты здесь?
Иногда она долго не отвечала, особенно если папа успевал ее чем-то разозлить. Я и правда начала думать, что папа ее расстроил. Я имею в виду утреннюю ссору. По крайней мере, расшумелся он по полной. И что беспокоило маму? О чем она хотела с ним поговорить? Я подумала еще кое о чем. Вспомнила, что Тола говорила о сдвоенном уроке мистера Брима. Почему он был сдвоенным? В этом не было ничего страшного. Я не придала этому значения, тем более что лучше уж заниматься в капсуле, чем с Алиссой. Но вот что странно: мистер Брим не предупредил нас заранее.
Может быть, это все-таки дело рук хакеров?
И еще одна странность — Алисса заранее знала о сдвоенном уроке.
— Мама? — я прошла вдоль лестничного пролета.
И наконец-то что-то услышала.
Я не могу точно сказать, что это был за звук. Но он шел из южной части дома. Что-то вроде свиста или тяжелых вздохов.
Я двинулась в сторону звука, который довольно быстро прекратился. Я направилась к папиному кабинету, не ожидая увидеть ничего, кроме книжных шкафов, древнего компьютера (обычная модель начала двадцать первого века — она стояла там только для красоты, и мама не раз просила ее продать, так как нам были нужны деньги), дождя, магнитного трека за окном и папы, сидящего в закрытой капсуле. Окно слегка приоткрыто, и с улицы пахнет холодной грязной водой — папе нравился этот запах. Да. Он должен был бы сидеть там над своей книгой, которой занимался уже столько недель.
Как бы мне хотелось увидеть именно это.
— Папа?
Я не сразу сообразила, что вижу.
Вывернутая ладонь. Серебряное обручальное кольцо.
Папина кисть.
Папина рука.
Почему он на полу? Я взглянула на его рабочий стол — из кружки шел пар.
— Папа? Что случилось? Почему ты не..?
Подойдя к двери, я увидела все. Все и сразу. Леденящую кровь картину, которую я никогда не забуду.
Мои родители мертвы, убиты самым безжалостным и старомодным образом, который только можно представить.
Ножом.
Ножом, который она, должно быть, взяла на кухне.
Папина кровь стекает на мамин самоочищающийся костюм, впитывается в ткань, но не вся. Крови было слишком много даже для ковра, который обычно удалял пятна, когда папа проливал кофе или чай.
Кровь моих родителей.
Это казалось невозможным. Думая об этом сейчас, я понимаю, что больше всего меня поразило то, что родители оказались такими материальными. Последнее, что ты думаешь о своих близких, — то, что они обычные существа, представители биологического вида, состоящие из крови, костей и еще чего-то там. Они люди — мудрые, спокойные, серьезные, веселые, иногда раздражающие, иногда ворчливые, устающие, любящие люди. И смерть — особенно такая ужасная — все это перечеркнула, словно их жизнь была ложью, словно мои родители были всего лишь двумя телами.
И, конечно, она была там.
Алисса. Со своими светлыми волосами и слишком идеальной улыбкой.
С ножом, с которого стекала кровь:
— Я ждала, когда ты придешь, я ждала, когда ты придешь, я ждала, когда ты придешь…
Она продолжала повторять это, как сломанная машина, — да так оно, скорее всего, и было.
А я просто застыла, пока она не двинулась с места.
Как долго я так простояла? Как долго?
Я и правда не знаю. Время и реальность взаимодействовали сами по себе. Но внутри меня что-то было — твердое желание спастись, не дать этому человекоподобному монстру убить меня, не дать отнять мою жизнь, жизнь, которую мне подарили те, кто лежал сейчас на полу. И, должно быть, расстояние между нами было достаточно большим и тела на полу создавали преграду. Мне удалось добежать вдоль лестницы до окна и даже достало сил крикнуть: «Откройся!»
Створки распахнулись только через долю секунды после моей команды — все потому, что папа не считал нужным тратить деньги на обновление техники.
И этой доли секунды хватило, чтоб она — это существо, которое я не хочу называть человеческим именем Алисса, — вцепилась в рукав моей хлопковой футболки. Она прикончила бы и меня. Но должно быть, я чувствовала себя иначе, чем мои родители.
