Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
Собравшееся здесь общество вполне отвечало обстановке. Броские женские платья, нелепые панталоны, неестественно розовые лица, гигантские пуховые веера, натянутый смех. Официанты все до единого — турки. Одетые в белые костюмы и белые ботинки, они бесшумно скользили по залу с серебряными подносами в руках, и в их наголо бритых головах отражались большие стеклянные люстры.
Виновник торжества Люсьен Антуан д’Арк появился только за несколько минут до начала торжественной церемонии. Снимая с серебряного подноса ледяной бокал и подавая его Миладе, Филипп старался не смотреть в сторону мэра. Он знал, что наемный убийца где-то здесь, в зале, среди гостей, или, может быть, наемник притаился в соседнем здании, и эта красивая, коротко стриженная голова уже спустя несколько минут будет разнесена в клочья прямым ударом разрывной пули, а эти кружевные жабо и изящный темно-синий фрак будут залиты кровью. Знал и не имел права вмешаться.
Филипп понимал, что нужно подобраться поближе к жертве. Когда пуля раскрошит голову мэра, у него будут считанные секунды, чтобы найти среди осколков хрусталя освободившийся ЛИБ, но почему-то медлил и только при навязчивой помощи Ми- лады оказался поблизости к мэру.
Только позже, уже сидя на высоком золотом троне Земли пятого тысячелетия, он понял, что стреляли вовсе не в мэра, стреляли в него, в Филиппа. А в Люсьена Антуана д’Арка попали случайно, по ошибке.
Милада, работая правой рукой, пробивалась сквозь толпу, левой рукой она тащила за собой Филиппа. И так получилось, что в момент выстрела оба они оказались стоящими рядом с новоиспеченным мэром Парижа.
— Вишню в сахаре? — Галантно улыбнувшись, мэр повернулся к Филиппу. — Пожалуйста! — Он подтолкнул бритого турка, так что поднос, уставленный маленькими тарелочками, оказался между мэром и Филиппом. — Или вы желаете?..
Но Филипп так никогда и не узнал, чем хотел угостить его несостоявшийся мэр, потому что в эту секунду раздался первый выстрел.
Два первых выстрела грянули одновременно, они будто слились. Третий и четвертый выстрелы прозвучали уже по отдельности под аккомпанемент лопнувших хрустальных бокалов и женский визг.
Стрелки прятались за гобеленами в конце зала, охрана мгновенно изрешетила их. Но это не помогло, потому что был еще один, третий стрелок. Он прятался в противоположном здании, далеко за окном.
Все продолжалось только долю секунды. Филипп Костелюк увидел прямо перед собой посеченное осколками лицо своей жены, ее страшную гримасу. Милада вскрикнула. Она рванулась вперед и. прикрыла мужа своим телом. Первая пуля зацепила плечо Филиппа и разнесла голову мэра, вторая раздробила бокал в руке Милады. А третья и четвертая вошли точно в грудь этой безумно красивой женщины.
— Всем лечь на пол! — крикнул кто-то из охранников, и над головами собравшихся прошла автоматная очередь.
Перепачкавшийся в крови Филипп, стоя на четвереньках, тыкался как слепой щенок между чужими коленями и локтями. Он шарил ладонями вокруг себя, пытаясь найти ЛИВ. И когда пальцы наткнулись на прибор, это показалось ему настоящим чудом. Только Ахан мог сотворить такое в подобную минуту.
Присев на пластиковом ковре, Филипп Костелюк отлепил от прибора чешуйку черепа предыдущего владельца, вытер еще теплый ЛИВ о собственный костюм, после чего сунул его себе в ухо. Надавил большим пальцем, продавливая внутрь головы, и тут же потерял сознание от боли.
ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ ВЛАСТИ
Голубая чаша, полная звезд, чем-то напомнила потолок в столовой на «Малом бакене», но достаточно было чуть повернуть голову, и сходство пропало. Филипп Костелюк лежал на длинном столе, а вокруг были совершенно белые, похожие на стены в гостинице «Арис», чистые стены. Воздух очень свежий. Комната наполнена озоном. Играла тихая музыка. Он лежал на спине и был укутан с ног до головы в белую тонкую простыню.
Слева пронзительно скрипнуло инвалидное кресло, зашуршали колеса, и голос коротышки спросил:
— Как вы себя чувствуете, Филипп Аристархович? Готовы ли вы к принятию на себя великой миссии — управления всем человечеством?
— Это что, реанимация? — присаживаясь на столе и глядя на Жана, спросил Филипп.
— Нет, это суперсуггестер, — сказал коротышка с гордостью. — Последнее достижение седьмого тысячелетия. У нас на исходе пятого тысячелетия есть только один подобный аппарат. Комната, позволяющая воспроизвести любую часть человеческого тела, в том, конечно, случае, если эта часть была утрачена. Комната, позволяющая в случае крайней необходимости…
Но Филипп, не дал ему докончить фразу.
— Она умерла? — спросил он, соскакивая со стола. — Милада? Моя жена? Она умерла?
Пол был металлическим, ледяным. Стоять на таком полу оказалось больно, и Филипп был вынужден вернуться обратно на стол.
— Она умерла. — Рыжий парик коротышки в знак согласия качнулся сперва вниз, а потом вверх. — Но какое это имеет значение, она же не была инвалидом? Она была второй вашей женой, а у нее не было даже элементарного радикулита. Эта женщина была проституткой, но у нее не было даже элементарной чахотки. Поверьте мне, тут совершенно не о чем сожалеть.
— Хорошо, — сказал Филипп и посмотрел в глаза Жана. — Вы меня вылечили. ЛИБ у меня там. — Он постучал пальцем себе в висок. — Голова не болит. Что дальше?
— Дальше, — повторил Жан.
Вместе со своим креслом он подался назад. Стена разошлась, и в комнату вошел другой представитель пятого тысячелетия. Он был в белом лохматом парике, в голубой накидке, больших голубых туфлях. В руках он держал знакомый серебряный портфель.
— Что, прямо сейчас? — испугался Филипп.
— Прямо сейчас.
Коротышка в белом парике щелкнул замочками портфеля, и на бархатной подушечке засверкал золотой венец.
С трудом осознавая всю торжественность минуты, Филипп Костелюк потерял дар речи. Он хотел сказать что-нибудь незначительное, веселое, как-нибудь пошутить, улыбнуться, в конце концов, и не мог. Венец, похожий на тонкие сплетения колючей проволоки, просто заворожил его.
— Сейчас! — сказал коротышка и вынул из портфеля венец. Его черные маленькие глазки уперлись в Филиппа. — Будьте так любезны, опустите голову, иначе мне не дотянуться! Я должен возложить на вас этот венец!
— И только? Я не должен принести клятву? — спросил Филипп. — Неужели не будет никакой торжественной церемонии? Не будет никаких выборов? Неужели я даже нигде не должен поставить свою подпись или хотя бы отпечаток пальца? Неужели вот так просто?
— Никаких подписей. По-моему, все и так достаточно торжественно, — буркнул коротышка, протягивая к нему свои тоненькие голые ручки с венцом. — Пожалуйста, Филипп Аристархович, наклоните голову. Вы видите, я не достаю.
То, что перед ним женщина, Филипп сообразил лишь в ту минуту, когда острые зубья золотого венца уже легли на его голову. По лицу побежали струйки крови, но было совершенно не больно.
— Как вас зовут? — спросил он, вглядываясь, в это сморщенное, но чем-то симпатичное личико,
— Зачем это вам знать? — спросила маленькая женщина и вдруг отвернулась.
— А может быть, я захочу взять себе еще одну жену, — задыхаясь от восторга, проговорил Филипп. — Почему я не могу жениться на женщине пятого тысячелетия? — Он слизывал с губ собственную кровь. Кровь была теплой и почему-то не соленой, а сладкой. — Наверное, я просто обязан жениться на женщине из этого времени, если мне уже предстоит управлять всем человечеством.
— Простите, Филипп Аристархович, но вы не сможете больше жениться! — не поворачиваясь, сказала она, и в ее голосе явно прочитывалось сожаление. — Власть, увы, накладывает на правителя некоторые ограничения.
— Какие ограничения? Почему мне об этом ничего не сказали?
Вдруг ощутив сильную слабость, Филипп опустил голову. Лег лицом вверх. Закрыл глаза. Опьянение не проходило, но одновременно с тем что-то в теле его быстро менялось. Лишь спустя несколько минут он понял, что полностью парализован и не может шевельнуть даже пальцем.
Над головою что-то щелкнуло и зажужжало. Филипп открыл глаза. Голубая чаша потолка исчезла, и сверху опускалось большое зубчатое лезвие. Лезвие на очень тонких суставчатых штырях, похожих на туго натянутые шелковые нити, двигалось точно на него.
— Что вы делаете? — сухими губами прошептал Филипп Костелюк. — Зачем все это?
— Сейчас мы отсекаем вам голову!
— Зачем?
— Видите ли, Филипп Аристархович. — Голос женщины пятого тысячелетия немного дрожал. — Нам нужна только ваша голова с заключенным в ней прибором. Ваше тело нам совершенно ни к чему. Поверьте, оно и вам будет теперь ни к чему. Тело помешает вам управлять народами Земли. При наличии тела, подверженного разнообразным плотским влияниям, человек просто не может быть объективен.
