Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
Через несколько часов после покушения, вручив ключи от номера сонному портье, Филипп Костелюк вышел из гостиницы и распахнул дверцу старенького «форда», уже ожидающего их возле подъезда. Мила- да, ни слова не говоря, забралась внутрь. Оба представителя будущего также находились в машине. В полутьме на заднем сиденье шевелились их парики.
— Поехали! — сказал Жан, хотя, может быть, это сказал Поль.
Филипп сел за руль.
— В меня стреляли! — сообщил он, не поворачиваясь.
— Это полковник Дурасов, — проинформировал Жан. — Безумный человек. Он вас ненавидит. Он и еще будет стрелять. Но он не попадет! — Голос коротышки был немного простуженным.
— А вам-то это откуда известно, что он не попадет? — спросила Милада.
— Нам все известно! — парировал коротышка. — Он будет стрелять, но он не попадет! Это исторический факт.
Филипп не стал спорить. Действительно, им, наверное, лучше было известно будущее. Теперь нужно было как можно быстрее добраться до мертвого тела берлинского мэра, и он выжимал из машины все возможное.
Старенький мотор при поддержке процессора «ПТ» позволял развивать скорость до четырехсот километров, и уже через час их старинный автомобиль пересек границу Франции, а еще через два часа они подкатили к воротам кладбища в предместье Берлина.
* * *Гигантские железные ворота были закрыты. Но находящаяся с левой стороны от ворот незапертая калитка была так велика, что в нее можно было бы проехать прямо на машине.
Вокруг было темно. Кривые колеса инвалидной коляски громко скрипели и все время застревали в каких-то трещинах. Жан молчал. Молчал и Филипп Костелюк. Оставив Миладу и Поля в машине, он проник через калитку на кладбище, толкая впереди себя кресло с коротышкой.
Кладбище было, как и все немецкие или французские города, совершенно новеньким, построенным каких-то тридцать лет назад, но оно уже рассыпалось. Везде хрупкий бетон и сухие ветви. Это кладбище явно было построено после одиннадцатичасовой войны 2007 года.
Тогда, после роспуска НАТО, Соединенные Штаты Америки вместе с Россией организовали новый военный союз, а давнишняя вражда между Францией и Германией в результате какой-то дипломатической неосторожности мгновенно переросла в кровавую бойню.
Война длилась всего одиннадцать часов. Это была воздушная война. Ядерное оружие, к счастью, не использовали, но две встречные ковровые бомбардировки смели в прах все города и селения двух государств. Париж был уничтожен авиацией бундесвера, а Берлин в свою очередь сравняли с землей ВВС Франции.
Все это случилось двадцать восемь лет назад по отношению к данному моменту, и только длинные прямые аллеи, уставленные одинаковыми кубическими надгробиями, теперь напоминали о трагедии. Филиппу не было никакого дела до чужой минувшей войны, он двигался по кладбищу, медленно толкая перед собой кресло с коротышкой, и в голове его вертелась неприятная мысль: «Спасти планету — это достойно. Стать властелином мира, наверное, очень приятно, но могилу ведь придется в одиночку раскапывать. Гроб вскрывать придется. Череп ломать этому немцу. Что же я не подумал об инструментах? Ведь голыми руками все это у меня просто не получится. Да и времени особого нет, через сутки пуля снайпера должна снести голову мэру Парижа, если не выйдет, так ведь нужно и туда успеть».
Свернув на аллейку между двумя серыми памятниками, влажно искрящимися в ярком лунном свете, Филипп Костелюк вышел к могиле несостоявшегося мэра Берлина. На поваленном гранитном столбе можно было даже прочесть золотую надпись:
«ГАНС АДОЛЬФ СТРАУБЕРГ 1990–2036 Пал от руки наемного убийцы Муж, отец и политик Пусть земля тебе станет пухом, пусть память о тебе живет вечно».Могила была уже разрыта, и возле нее покачивалась тень человека с лопатой. Движением уставшего человека тень отерла с лица пот.
— Не бойтесь, — сказал Жан. — Это одна из ваших жен. Мы вынуждены были ее пригласить.
— Моя жена? — искренне удивился Филипп. — Зачем?
— Видите ли, нам самим было нелегко справиться с этой работой, а приглашать человека со стороны глупо и опасно. Вот мы и решили… Вы напрасно беспокоитесь, Филипп Аристархович. Мы обо всем позаботились. Возьмите. — Коротышка протягивал ему саперную лопатку. — На вашу долю осталось только спуститься в могилу и раскроить покойнику череп. — Он неприятно хихикнул и подтолкнул Филиппа слабенькой ручкой. — Ну, что же вы медлите? У нас мало времени.
— Милада? — неуверенно спросил Филипп и протянул руку.
Тень у разверстой могилы встрепенулась.
— Почему Милада? Кто это, Милада? — спросил слабый, но такой знакомый, такой любимый голос.
Гнусно хихикая, коротышка включил фонарик, и в его свете Филипп, наконец, разглядел лицо женщины. Перед ним, опираясь на лопату, стояла Земфира. Вид у его первой жены был усталый. Она была бледна. Платье и обувь заляпаны глиной.
— Мне сказали, я должна помочь тебе, Филипп! — сказала она, отряхивая с платья налипшую грязь. — Когда ты бежал на машине времени, меня несколько месяцев допрашивали, и я уже отчаялась увидеть тебя когда-нибудь. Но потом появились эти. — Она подняла лопату и показала на инвалидное кресло. — Они из будущего. Они…
— Я знаю! — сказал Филипп. — Знаю!
— Я что-то не так сделала? — спросила Земфира. В голосе ее совсем не было уверенности. — Я не должна была с ними идти? Мне не нужно было раскапывать эту могилу?
Его старшая жена опять вытерла пот. И вдруг Филипп заметил, что это совсем другая Земфира, совсем не та, что осталась в двадцать втором веке на Марсе, в доме, поставленном на месте разрушенного отеля «Арис». Несмотря на усталость, лицо женщины светилось молодостью, куда-то пропали маленькие морщинки в уголках глаз, да и сами глаза блестели, кажется, ярче.
Филипп понял: эта Земфира перенесена сюда носатыми эмиссарами прямо из прошлого, почти из того момента, когда они впервые расстались, она еще не знает ничего, она не участвовала в битве с посевами, она не пересекала космические пространства, она не была еще на Марсе, а только будет. там.
Жан и Поль взяли ее для того, чтобы предупредить его о своем появлении, и отсюда, наверное, она отправится в расшитый шатер. Эта Земфира не знает еще ничего, она не знает, например, что по ее личному времени, может быть, не пройдет и часа, когда в ее плечо вонзится нож, брошенный ревнивой Арисой.
«Она не знает… — подумал Филипп, и ему остро захотелось передать весточку самому себе, туда, назад, но он сдержался. — Не стоит, пусть все было как будет!»
* * *По приказу коротышки Земфира взяла фонарик и встала над разрытой свежей могилой. Луч света проник в темную яму. Внизу отсвечивала золотом крышка совершенно нового гроба. Не удивительно, ведь похороны мэра состоялись только утром.
Мысленно воззвав к Ахану, Филипп Костелюк сжал в руке саперную лопатку и спрыгнул на крышку гроба. Крышка хрустнула под его ногами.
Потребовалось несколько минут, чтобы справиться с покрашенной золотом сырой деревянной преградой. Филипп откинул ее. Ганс Адольф Страуберг лежал в гробу прямо. В дрожащем свете фонарика лицо несостоявшегося мэра показалось живым.
«Просто спит он… Просто глаза закрыты… Вроде дышит?.. Белый цветок в сомкнутых руках вздрагивает, но придется потревожить мертвеца, дай Бог, не проснется».
Примерившись, Филипп размахнулся своей саперной лопаткой и с одного удара раскроил голову мэра. Было очень противно. Отбросив лопатку, Филипп встал на колени. Наклонившись, он копался пальцами в холодном месиве мозга несчастного Ганса Страуберга. Через некоторое время все же нащупав твердый предмет, Филипп без особого усилия выдернул его.
Окровавленный ЛИБ лежал на его ладони. Желая рассмотреть приборчик получше, Филипп поднес его к глазам, и в это мгновение свет фонарика мигнул и померк.
— Это вы! — прозвучал над головой сверху напуганный голос Земфиры. — Почему вы здесь? Что вам здесь нужно? Я уже все сказала вам.
Фонарик вспыхнул опять, но его свет метнулся куда-то в другую сторону, скользнул сверху по кладбищу. И тут раздался еще один знакомый голос. Услышав его, Филипп похолодел.
— Все ли сказали?.
Не узнать мужской голос человека, стоявшего теперь где-то сверху над разрытой могилой, в которой сидел на корточках Филипп, было просто невозможно. Голос принадлежал Михаилу Дурасову.
— Да не нужно, не нужно светить мне в лицо. Прошу вас, опустите фонарик, — сказал следователь. — Поверьте, я больше не враг вам. Я больше не враг вашему мужу. Я понимаю, в это трудно поверить после всего, что произошло, но это так. Я не причиню вам зла.
