Келли Линк - Милые чудовища
— Можно подумать, в твои времена было намного лучше, — фыркнул я. — И не забывай, что мой отец врач. Я знаю все что надо и много чего еще. И скажи, что это ты делала вчера ночью? Ты разбудила меня, когда ложилась. Не могу точно сказать, когда это было, но поздно.
— Я в школу не ходила, училась на дому, — сказала Наоми. — Родители сами мне преподавали, хотели, чтобы у меня было преимущество перед сверстниками. — Глаза у нее покраснели.
— Что с тобой? — спросил я. — Ты не заболела? Все нормально?
— Думаю, да, — сказала Наоми и потерла нос стерильной салфеткой. — Вчера вечером я разговаривала с мамой. Она говорит, Вермонт все еще на военном положении, поэтому она не может навестить бабушку. А к телефону та не подходит. Наверное, плохи дела, да?
— Может, и нет, — возразил я.
Наоми промолчала.
— По крайней мере, у твоих родителей все хорошо, — сказал я.
Она кивнула.
— Так, — продолжал я. — Давай подберем тебе подходящую книжку. Что-нибудь бодрящее. Как насчет Наоми Новик?
Мы сидели рядом, она читала, а я думал о всяком разном. О Соркене. Об отце. О матери. О брате Стивене. Думал: то, что Стивену казалось при жизни забавным, мне таким никогда не казалось. Например, тот случай, когда он столкнул меня с лестницы. Я помню, он хихикал. А когда я в последний раз ездил к маме, все было по-другому. Он смеялся моим шуткам, нормально смеялся, а не так, будто я дебил. Мы опять поцапались из-за какой-то ерунды, я что-то сказал, и он рассмеялся. Хотел бы я вспомнить, что я сказал, из-за чего разгорелась ссора.
Наоми оторвала взгляд от страницы и обнаружила, что я смотрю на нее.
— Что тебе? — спросила она.
— Ничего, — ответил я.
— Кстати, — сказала она, — ты серфингом занимаешься?
— Нет, — сказал я. — А что?
— Там, в коммуне Ханса Блисса делать-то особо нечего, — сказала она. — Футболистов там не найдешь. Все занимаются серфингом. Видел того парня, одного из фанатов Блисса? Филипп. Ну тот, с татуировкой и мамашей. Паулой. — Ага, это она про носатого. — Он рассказал мне об одном своем знакомом серфере. Однажды тот пошел кататься, и его сшибло огромной-преогромной волной. Он потерял равновесие, доска выскользнула и прямо-таки разрезала его. Но он не понял, что произошло, пока не вылез из воды, потому что вода была ужасно холодная, но когда он вылез и стал стягивать с себя костюм, выяснилось, что краем доски ему разрезало мошонку, только он не почувствовал, потому что холодно было. А когда он стянул с себя костюм, одно яичко отвалилось и повисло между ног на такой… как бы ниточке. Вроде игрушки йо-йо.
— Ну и? — сказал я. — Ты меня на испуг берешь, или что? Мой отец врач, забыла, что ли? Я постоянно слышу такие байки.
Наоми стушевалась.
— Просто будь осторожен, — сказала она. — Что у тебя там? Плохие новости?
Я отыскал свой мобильник и размышлял, стоит прослушивать сообщения от Соркена или нет. В итоге я просто стер их. А потом пошел собирать народ, чтобы поиграть в футбол.
Это был уже пятый день, если вы считаете, и никто в ангаре не заболел гриппом, что не могло не внушать надежду, но у отца по-прежнему хватало забот. Среди пассажиров была беременная женщина из Швейцарии, ехавшая в коммуну Ханса Блисса. Пара дней в карантине, и она решила, что с нее хватит. Она впала в бешенство и заявила, что вот-вот родит. И в чем самый смак — прежде чем взбелениться, она поскидывала с себя всю одежду. Представляете картину: злющая голая беременная тетка что-то орет на немецком, французском и английском и топает ногой, как борец сумо. Футбольный матч насмарку. Мы все оторвались от дел, чтобы посмотреть.
Отец подошел к ней и опустился на пол. Я тоже встал рядышком, на случай, если она вдруг сделается опасна. Кто-то же должен присматривать за отцом. Он сказал, что охотно ее осмотрит, если она хочет, но, скорее всего, до родов еще не один месяц, а мы не просидим здесь так долго. И в любом случае, ему уже не раз приходилось принимать роды. Все, что в этот момент действительно необходимо, — это кипяток и много полотенец. Думаю, это он так пошутил.
Не прошло и нескольких часов, как в ангаре нарисовался доктор-тико с целой передвижной клиникой. К тому времени мы уже пинали мяч. Я выпендривался перед Ларой. Фамилия врача была Меноз. Все происходило примерно так, как и предсказывал отец. Они с доктором Менозом сначала поговорили, потом заглянули в историю болезней, которую вел отец. Я немного покрутился возле них, надеясь, что доктор Меноз вот-вот выйдет вперед и объявит, что мы свободны, но похоже было, что не все так просто. Так что мы с Ларой отошли и сыграли один последний футбольный матч вместе. Собралось немало зрителей.
Тот охранник, который несколько раз со мной заговаривал, стал теперь моим главным фанатом. Когда бы мы ни затеяли игру, он вопил, хлопал в ладоши, а если я отбивал мяч, даже пританцовывал. На этот раз посмотреть на игру собралась вся охрана, не только он, как будто они понимали, что правила сейчас не важны. Хватит уже карантина.
Перед тем, как мы начали, случилось нечто странное. «Мой» охранник отложил оружие, переговорил со своими приятелями, и те в знак согласия взмахнули рукой. Потом он вышел на поле. И даже респиратор снял. Он улыбнулся мне и сказал:
— Я играю с вами. — Он гордился тем, что знает английский хотя бы настолько. Что ж, он знает хоть как-то, а вот я в испанском вообще ни бум-бум.
Я пожал плечами и ответил:
— Конечно. — Я указал на другую команду, ту, в которой была Лара. — Будете играть за тех ребят. Им необходима посильная помощь.
Было около трех часов дня, тепло, но через отдушины в крыше и сквозь большие металлические двери задувал ветерок. У кого-то на компе, как обычно, играла музыка, а в импровизированном зоопарке собралась малышня и бурно что-то обсуждала: наверное, что делать со всей этой уродской живностью, которую они насобирали. Теперь мне почти нравилось здесь. Я почти ощущал ностальгию. Не то чтобы у меня в ангаре была уйма друзей, но тех, кто достаточно хорошо знал меня, чтобы сказать «привет», было много. Когда бы я ни решил замутить матч, всегда находилось достаточно народу, чтобы поиграть. И никто не расстраивался от того, что моя команда в большинстве случаев выигрывала. Что бы ни произошло потом, не думаю, что в ближайшее время мне придется часто играть футбол. Где бы нам с отцом ни предстояло оказаться, там никто не знает ни обо мне, ни о том, на что я способен в игре. Я буду просто американским парнишкой, чей отец — врач, мечтающий о встрече с инопланетянами.
Наоми, решившая, что ей время от времени приятно судить матчи, вбросила мяч на поле, и охранник мгновенно устремился к нему. Остальные еще и пошевелиться не успели. Он был великолепен. Более чем великолепен! Он носился по бетонному покрытию так, будто вокруг больше никого не было. И что бы я ни делал, ему всякий раз удавалось забить мне. И всякий раз, когда мне не удавалось его остановить, он только усмехался и говорил: «Хорошая попытка, хорошая».
Самое ужасное, что он даже не пользовался нашей разницей в росте. Он не сбивал меня, просто обходил сбоку. И двигался так ловко, что все походило на кошмарный сон. Или фантастику. Как будто я был Супермен, а он — Криптонит. Он будто знал, как я поступлю, раньше меня. Он знал обо мне все, словно в ходе предыдущих игр записывал каждый мой шаг.
Вскоре обе команды прекратили игру и стали наблюдать, как он проделывает всякие интересные штуки. Если я рвался вперед, он проскальзывал мимо и оказывался у меня за спиной. Гол. Если я торчал прямо перед воротами, все равно не помогало. Он посылал мяч именно туда, где меня не было. Впрочем, я не сдавался. Мне наконец удалось отбить гол. Я радовался, пока не сообразил, что это он мне поддался. На самом деле ничего я не отбил.
И это оказалось последней каплей. Вот он, улыбается мне, как будто игра ничего ему не стоила. Он даже не запыхался. Я заставил себя улыбнуться в ответ. Он даже не догадывался, что я знаю — он позволил мне отбить последний гол. Он не думал, что я настолько умен. Он аплодировал мне. А я аплодировал ему. Все, кто следили за игрой, хлопали и кричали. Даже Лара. Поэтому я просто развернулся и ушел.
Я не злился, не расстраивался, ничего такого. У меня было такое ощущение, будто я только что обнаружил что-то важное. Я был не настолько хорош, как мне казалось. Я думал, что играю великолепно, но оказался не прав. Какой-то парень, который пять дней подпирал стенку с пушкой в руках, мог подойти и за десять минут доказать, что я ничего особенного собой не представляю. Вот такие дела. Вы, наверное, думаете, что я жалел себя и сгущал краски, но нет, ничего подобного. Я был реалистом. Именно в тот день я поставил на футболе крест.
Почему-то я все думал о том маленьком пустом стеклянном пузырьке, который отец подарил маме, а мама мне. Я гадал, что скажет Соркен, когда я объявлю ему, что бросаю футбол, а потом вспомнил, что Соркен умер. Так что мне не нужно беспокоиться о его реакции.
