Юлия Андреева - Валюта смерти
Рассказать, как дело было? Да ты пей, еще есть. Это не хозяйские, это мои запасы, – она стукнула рюмку о рюмку, облизала остреньким сдвоенным язычком краешек рюмки, смакуя вкус.
Жила я тогда в Петрограде, юная и прекрасная, и любила юношу гимназиста чистою любовью. Любила, а он меня нет, – русалка звонко засмеялась, быстро макнув сдвоенный язычок в рюмку, – солидные мужчины, между прочим, сватались. Жила бы, как сыр в масле каталась, ан нет. От несчастной любви, можно сказать, и утопилась.
– А где тогда твой хвост?
– Хвост?! – секретарша снова заливисто рассмеялась. – Предрассудки. С рыбьим хвостом напряженно любовью заниматься, не находишь? А я это дело как раз обожаю. – она плеснула еще по рюмке.
Замуж русалке самое правильное выйти за водяного, ништяк. Но в наших краях холостых водяных нет. Все со своими водяницами живут. Смирно так живут, на сторону глаз не кажут. Ну, да и черт с ними, скучные они, водяные все. Да и я, что скрывать, по ряду характеристик, не дотягиваю я до приличной водяницы. Те хоть тоже из утопленниц, но из крещеных, – она подняла вверх указательный палец с изящным ноготком. – понимать надо.
Так путевку выписывать или может в другой раз?
– Выписывайте. – Аня опрокинула рюмку, и русалка тут же налила ей снова.
– Нам же жить поживать, да мужиков щекотать. Люблю спонтанный секс, только жаль, любовники мои не всегда с водой дружат. Сами же заиграют с тобой, а потом спасай их. Искусственное дыхание и все такое. – она отмахнулась
Впрочем, когда наступает «А поутру они проснулись…», обычно русалка одна просыпается на дне. Кругом примятые водоросли, и трупец уже всплывать пытается. Скукота.
Можно, конечно, замуж за простого человека, но, говорят, добра от таких браков не жди. Вот и приходится с моей-то, можно сказать, модельной внешностью, одной куковать, принца поджидать, да в сеть запутывать.
А то хожу бывает вдоль реки Смородины, брожу, точно болотница какая паскудная. Тьфу! Нежить!
– А болотницу я тут одну видела поблизости.
– Да ее сам черт из отдела внутренней безопасности вывести с наших владений не может! – секретарша достала из папки чистый бланк и начала заполнять его ровным почерком. – Вот здесь, где галочки, свои данные вписывайте.
Болотницы, глаза бы мои не смотрели на этих паскудниц, ведь ни ума, ни стиля, одна наглость и нахрапистость! Лопатницы поганые. А наша-то, та, что при Смородине ошивается, так и вовсе падаль!
– Почему лопатницы? – Аня написала в анкете адрес и расписалась, и теперь отсчитывала причитающуюся за тур сумму. Внизу, должно быть, уже заждался водитель.
– Да называют их так, чурок безмозглых – лопатницы, омутницы или болотницы. Тоже утопленницы. Живут на болоте.
Ты чуешь, на болоте их место жительства определено. А они где? В культурной столице, можно сказать. На реках и каналах, что лучшие зодчие мира в гранит одевали! Лимита, нахалюги! Была бы моя власть!..
Водяницы – они даже не нечистая сила, так, серединка на половинку, что попадья при попе, русалки – девушки или девочки умершие от любви или не дожившие до своей свадьбы, оттого часто русалки и ходят по миру в подвенечных платьях и с венками в волосах. В подвенечном белом платье и хоронили. Белое – символ чистоты!
А болотницы… эти лишь бы поближе к грязи. Им бы бури и ураганы на людей насылать. Обманывать, путать, ворожить. Все они кидальщицы и уличные гипнотезерки. Лохотрон в полный рост.
Да что там. Ни в один офис болотницу на работу в жизни не возьмут, очень надо перед клиентами позориться. Она ведь тянет к себе в трясину все, что плохо лежит: пьяный, наркоман, ребенок, мужик, девица, старуха… Все болотницам потребно. Все им нужно! Оттого и не любят их.
Может, бутерброд хочешь или конфетку? Не стесняйся, – русалка подмигнула и, сняв телефонную трубку, начала набирать номер.
– Мне бы побыстрее… – Аня с опаской поглядывала на телефон, все-таки в фирме могли прознать про беременную женщину. А что, если секретарша, заморочив ей мозги, теперь пытается вызвать охрану? А может, за ее голову уже и награждение обещано?
– Так я перевозчику и звоню, не вплавь же на тот берег, – она усмехнулась. – Давеча бабку одну с пацаном отправляли, так он еще не отзванивал о прибытии, может, и не успеет сегодня еще раз обернуться.
Странно, не отвечает Захарыч.
– Не случилось бы чего? – забеспокоилась Аня.
– А чего с ним случится? На патруль «Яви» нарвется, разве что. Но так в этом случае обычно клиентуру задерживают, а перевозчик на реке и им, и нам как нужен. Что они – дураки что ли, единственного перевозчика задерживать?
– А до скольки ждать-то?
– В договоре черным по белому форс-мажорные обстоятельства прописаны. – зеленоволосая дева пожала плечами. – Что же он трубку-то не берет, уродец? Ладно. Сама видишь, не могу дозвониться. Может, выключил ненароком?.. М-да.… Вот что, давай так, я тебе комнату гостевую открою, там кровать есть, телевизор, душевая. Располагайся, а я, как только объявится Захарыч, тебе прямо в номер позвоню.
– А когда выяснится? – Аня зевнула.
– Да сейчас попробую кого-нибудь послать на берег, мне-то самой отлучаться нельзя, а внизу, может, из охранников кто свободен или уборщицы еще на месте.
– А далеко идти? – с деланным безразличием осведомилась Аня.
– Как выйдешь из здания, сразу к воде, а там увидишь, если причалил, он в лодке или поблизости, да не помнишь, что ли, откуда в прошлый раз сама уезжала?
– Помню. – Аня взяла бланк договора, выложив перед русалкой деньги. – Сделаем так: я сейчас сама Захарыча поищу, и если найду, он позвонит, что все в порядке, а если нет, вернусь и подожду в гостевой. Пойдет?
– Конечно, – зеленоволосая расплылась в довольной улыбке. – А ты ничего. Вообще, заходи, как время будет, скука тут бессмертная, а я всегда на месте.
– Ага. – Аня сунула в карман договор и вышла из приемной.
Глава 39
Круг сужается
Довели меня гены
До огненной геенны.
Пока что все шло спокойно. Никто не пытался остановить ее, скорее всего, Людмила, рассказав о единственном в городе случае беременности, не выдала ее имени. Так что, если местная милиция и получила разнарядку искать женщину с большим животом, они не имели ни малейшего представления о том, как эта самая женщина выглядит.
Впрочем, в клинике был и другой персонал, который мог оказаться более разговорчивым, да и на Людмилу вполне могли надавить, так что особенно расслабляться не стоило.
И, если ментура искала женщину с животом, следовало уносить отсюда ноги, пока этот самый живот еще не бросается в глаза, или пока в фирме не придумали перед выдачей тура посылать на гинекологический осмотр.
По черному кафелю блестящего, точно зеркало, пола отдавались с глухим звоном ее одинокие шаги.
Внизу охранник сонно проводил Аню глазами, она скользнула за дверь, все еще ожидая подвоха, но ничего не произошло.
Как и прежде, набережная встречала ее жутковатой темнотой, или так только казалось от того, что Аня вышла из освещенного помещения.
Она посмотрела на берег, но не увидела там ни лодок, ни людей. Впрочем, Захарыч вполне мог затаиться где-нибудь в прибрежных кустах или отправиться прогуляться по берегу.
Силясь разглядеть хоть что-то под ногами, Аня проковыляла как-то до кромки воды, мысленно посылая проклятия зеленоволосой секретарше и ненавидя себя за поспешность. Сидела бы спокойно в комнате для гостей, ждала, когда явится Захарыч или кто-нибудь из проводников постучится к ней в дверь, а теперь…
Неожиданно она споткнулась обо что-то твердое, но как-то устояла на ногах.
Впереди мелькнул и тут же пропал белый лучик света, словно кто-то ощупывал перед собою дорогу фонариком. Снова блеснуло и исчезло, точно стегнуло светом берег.
Аня присела на корточки, стараясь быть незаметнее, она еще не забыла встречу с болотницей, благодаря которой чуть не утопла.
В этот момент раздались тихие всплески воды и скрип несмазанных уключин, приглушенные голоса. Должно быть, к берегу тихо и незаметно подходила лодочка.
Кто-то спрыгнул в воду. Аня услышала шаги и шорох лодки о дно. Луч фонарика снова дернулся, по всей видимости, человек искал, где привязать лодку, Аня разглядела его длинный плащ-палатку и хотела уже выйти навстречу перевозчику, как вдруг различила в лодке еще одну фигуру.
– Подожди, Ираидочка, сейчас с берега кто-нибудь из встречающих подойдет, а то ноги сломаешь. Вот ведь люди, такие деньжищи лопатами гребут, а чтобы фонарь поставить, нет их! – Захарыч чиркнул спичкой, на секунду его лицо осветилось красноватым пламенем.
– Подожду, чего уж там, да и малец мой, сам видишь, заснул. Умаялся за день, перенервничал. Я первый раз тоже нервничала, а потом вроде как и привыкла. Только одного понять не могу: ведь если это ад, если за грехи, как ты говоришь, отчего же тогда я силы трачу, за могилкой Васечкиной хожу? Странно мне это как-то, непонятно. Отчего же, если, как вы говорите, я померла, моей могилы на кладбище нет, а наоборот, его – есть? У живого-то?.. Грех.
