Юлия Андреева - Валюта смерти
– Ну и пусть отомстит, – мальчик пожал плечами. – Если он меня убьет, я попаду к папе и маме.
Тетка задумалась.
– И то верно, – Ираида Александровна посмотрела на Казика с невольным уважением. – А если не убьет? Если инвалидом, к примеру, оставит? Отделает баскетбольной битой, как соседа Мишку, все кости переломает, так что человек ни встать, ни сесть уже не может и срет под себя.… Почитай, как уже лет восемь живет Мишенька горьким калекой. Беда это, а не жизнь. Думаешь, что Вадим лох последний? Думаешь, он и сам не понимает, что ты больше всего на свете мечтаешь со своими воссоединиться?
Еще как знает, он только с такими и работает, в ком любовь жива. Он их за версту чует, сучара. И тебя почует, миленький. А раз в тебе есть любовь, нипочем он тебя не пропустит к твоим папе и маме.
О такой возможности Казик не думал и, услышав жутковатый прогноз, приуныл.
– Вот что, горе ты мое луковое. Аня пропала, объявится, нет, леший разберет. Дом на несколько недель в ремонт отволокли. Мне-то, если что, есть куда пойти, а ты один без людей точно не выживешь. Так что, может, со мной пойдешь? Вдвоем не так паскудно все же небо коптить.
Пойдем, я тебе оладушки печь стану, сказки перед сном рассказывать, хочешь – компьютер купим, диски с игрушками? А?
Звонить родителям будешь без проблем. Монет-то там на нас двоих хватит, а потом глядишь, еще что подвалит. Жизнь-то она штука вредная, стерва она своеобразная и с редким чувством юмора.
Думала я уже квартиру продавать, на вырученные деньги монеты купить и жить, пока сердца хватит, а тут ты подвернулся со своим контрафактом… да… Монет в коробке полным-полно, надолго хватит. А мы с тобой, знаешь, что учудим? Завтра поедем в «Навь», это турагентство, и купим путевки до того света. Как тебе такие рационализаторские предложения? А?
– Как Аня ездила?! – не поверил своим ушам мальчик.
– Как она, родненький, – заулыбалась тетка. – Пойдем, милый мой, прикипела я к тебе сердцем. Ты не гляди, что на личико я уж больно безобразная, что большая такая, нескладная, не то, что твоя Анечка – голубиная порода. Я хоть и страшна, как душа каторжника, хоть в обхвате, что колонна Ростральная на Васильевском острове. Да только я не потому, что ем много, такая большущая вымахала, это ведь понимать надо. Муж мой Васечка это как раз хорошо понимал, потому что любить умел и любовь чувствовал.
Так и говорил, бывало, что во мне, ну, внутри, то есть, где у нормальных людей селезенка, печенка, легкие, словом, всякая требуха, – во мне, говорил мой Васечка, одно большое сердце.
И болит это сердце, миленький, болит оно без любви, погибает совсем. Потому как не может такое большое дурацкое сердце без любви. Был муж, любила его – удержу нет. Маленький, собой неказистый, точно ребятенка малого, заспать можно, а любила…
Нет теперь моего Васечки со мной. Вот, звоню ему. А все чувствую, мало мне этого. Не могу ни есть, ни пить без любви этой распроклятой. Не могу жить, дышу в полвздоха, сердце работает вполсилы. Потому как сердце-то, оно сердце, без любви не может.
Хоть всю кровь из тела вылей, жизнь уйдет, а любовь… любовь – она никуда не денется. Казни меня, переказни. Пытай, перепытывай, а я все одно, воскресну и любви у господа сызнова просить стану!
Ты иди ко мне жить, миленький. Я тебя, как родного сына, воспитаю. Вот те святой крест. Будь моим мальчиком. Западло матерью назвать, зови теткой, бабкой, если хочешь – обиды в том решительно не вижу. Только и ты меня постарайся хотя бы немного полюбить.
Хотя бы изредка похвалишь стряпню мою или еще что, мне и ладно. Женщины, они ведь ушами хи-хи любят. Мужик мой, покойник, бывало, вернется домой на рогах и весь в помаде, мне лабуду какую-нибудь навешает на уши. А я и рада, потому как оправдывается, значит, любит. Потерять боится.
И ты меня похвалишь, душа моя и расцветет первыми цветами подснежниками.
А не похвалишь – твое дело. Только будь со мной, родненький. Только не оставляй. Моду такую тоже взяли, отец ушел, теперь вот Васечка ушел. Одна я сирота-вдовица горе-горькое. Ты только не уходи от меня. А?
Аня, она молодая, еще найдет себе кого-нибудь, а я…
Ираида Александровна заплакала, уткнувшись лицом в грязный фартук, и неожиданно для себя Казик прильнул к ее руке, ощущая тепло и мягкость.
– Будешь моим мальчиком? – наплакавшись, спросила Ираида Александровна.
– Побуду пока. – уклончиво ответил Казик. – Посмотрю, что да как. Только завтра же поедем за путевками. Хорошо? Вы обещали!
– Поедем, с утреца как раз и поедем. Давненько не видела я своего милого, поди, заждался он меня там, горемычный.
С неожиданной для своей комплекции нежностью, Ираида Александровна обняла Казика и, высморкавшись и утерев слезы, повела мальчика к выходу.
Глава 38
Еще на этом берегу
Тир ада. Матерная тирада.
С угольной террасы
Мечут вилы черти-асы.
Оставшись совершенно одна, в чужом дурацком белом парике и одежде не по размеру, Аня некоторое время пыталась находиться в толпе, в которой она чувствовала себя вполне защищенной.
Метро тоже было отличным местом для того, чтобы замести следы, тем не менее, спустившись на платформу, она не сразу вошла в вагон, а подождала и ринулась к уже закрывающимся дверям, больно ударив себе руку.
Как будто бы больше никто не попытался забраться в поезд одновременно с ней. Теперь появилась слабая надежда на то, что даже если ее и преследовали органы, то теперь она уже оторвалась.
Поезд в метро двигался достаточно быстро, а на следующей станции она могла перескочить на другую ветку.
На самом деле Ане было безразлично куда ехать, главное, не домой. Там, скорее всего, уже ждут.
Было немного совестно перед Казиком. Ничего себе, взяла ребенка и не заботится о нем, но с другой стороны, мальчишка ей попался уж больно странный – по росту, по мордочке вроде как малец сопливый, а рассуждения, а глаза, и особенно, как он умеет смотреть… брр… или приютские дети все такие, не по годам взрослые, серьезные…
Ладно, в доме есть еще какие-то деньги, отыщет – его счастье. Впрочем, если Аню ждут дома, Казик уже убежал или его обнаружили и сдали в детдом.
Ладно. Кол по педагогике, и гуляйте мамаша, готовьтесь к пересдаче. Воистину, как в паршивом анекдоте: «Наша семья хотела бы усыновить шестого ребенка, первые пять как-то не прижились».
Будет ли у Ани шанс оправдаться как-то перед мальчиком? Появится ли новый ребенок, о котором нужно будет заботиться? Впрочем, появится, если она не сплохует, если не будет заниматься ерундой, употребит свою силу и ум на то, чтобы выжить.
Точнее, не выжить, а… впрочем, она так и не решила, как называть свое нынешнее существование. Не посмертием же, в самом деле…
От таких мыслей кидало в дрожь, и Аня решила, что о Казике она подумает позже, когда как-то устроится, выроет себе в конце концов нору и как-нибудь родит в ней. В любом случае, теперь следовало сосредоточиться на еще не рожденном ребенке. Для начала понять, нужно ли прорываться в реальный мир или рожать его здесь.
Можно ли вообще родить в Мире Мертвых?
Аня вышла из поезда на следующей остановке, перешла на другую линию через переход, дождалась поезда и, войдя в вагон, пристроилась ближе к дверям.
В Мире Мертвых рожала шумерка Нинлиль, жена верховного бога Энлиля, сосланного в страну Кур за развратное поведение.
Собственно Нинлиль и стала женой Энлиля после того, как тот изнасиловал ее и был за это осужден на изгнание.
Нинлиль выступила перед судом, сказав, что простила Энлиля.
Но отец богов Анну был непреклонен. Несмотря на то, что Энлиль правил всеми богами, он должен был отсидеть положенное ему в подземных темницах.
Тогда Нинлиль приняла решение выйти замуж за Энлиля и спуститься вместе с ним в темное царство нижнего мира.
Тяжко было на душе прежде величайшего из богов не столько из-за того, что должен он снять со своей головы корону власти, а потому, что рядом с ним понесет наказание любимая женщина.
Но делать нечего. И сын Энлиля и Нинлиль, бог Луны Нанну родился в царстве, из которого нет возврата.
Впрочем, хитроумный Энлиль нашел-таки выход из царства мертвых, не самый здоровский вариант, но зато есть прецедент, и если подумать, то можно отыскать и второй.
Он велел своей жене идти к реке, отделяющей Царство Мертвых от Царства Живых, и делать все то, что ей будет велено. Все, и даже то, чего ей совсем не хочется. После, обратившись стражником, он потребовал от Нинлиль, чтобы та легла с ним.
Нинлиль хотела уже отказать, но вспомнила наказ мужа и отдалась незнакомцу. Потом она пошла дальше и отдалась поочередно перевозчику и еще одному стражнику. И всеми этими людьми был Энлиль.
После этого Нинлиль забеременела и родила троих детей. Этих детей Энлиль оставил в царстве мертвых в обмен на себя, жену и сына Нанну.
Жутковатый обмен, похабная история, но, должно быть, в то время подобный расклад считался допустимым.
