Ольга Голосова - Преобразователь
Маша проснулась от безысходного ужаса. Этот сон снился ей нечасто, но каждый раз, причудливо меняясь в деталях, в главном он оставался постоянен: ощущение смерти и мука от ее неизбежности. Сон за сном лопата методично перерубала ей позвоночник, и, просыпаясь, она чувствовала во рту соленый вкус крови.
В этот раз все было так же. Заснуть снова она даже и не пыталась, а потянулась за пультом от телевизора. В темноте она видела прекрасно, и ночник над головой являлся скорее данью декору, чем насущной необходимостью.
Хотелось пить, но вылезать из под одеяла было страшно. Смертная тоска затаилась в углах комнаты, и девушка в который раз обругала себя за забывчивость: — нет бы заранее поставить на столик воду. Маша глубоко вдохнула и осторожно нащупала ногами тапочки. Подавляя тревожную дрожь в ногах, встала и, накинув халат, отправилась на кухню. Но, не дойдя, зачем-то свернула в ванную и включила свет. Долго смотрела на себя в зеркало, потом взяла с полки купленный накануне вечером тест на беременность.
«Как все буднично», — пробормотала она и пошла на кухню за чашкой.
«Буднично все ужасно», — повторила она, глядя на две полоски несколько минут спустя. Откуда-то возникли слезы и противная испарина на лбу. Она закусила губу, выбросила тест в мусорное ведро и пошла за телефоном. Не попадая в кнопки, набрала всего два слова: «Я беременна». SMS-ка пискнула и улетела.
* * *
Айфон, лежащий на стеклянной крышке журнального стола, звякнул. Мужчина быстро схватил его и поднес к глазам.
«Я беременна» — прочел он раза три вслух, пока наконец, крепко сжимая трубку в руках, не расхохотался. Дрожа от радости, как охотничья собака, он налил себе виски и выпил. Пара капель упала на голубые джинсы, но он этого не заметил.
* * *
Сергей вздрогнул и обернулся. Кажется, он потерял что-то важное. Привычным жестом он хлопнул себя по карманам чужих штанов и выругался. Телефон с Машиным номером остался у них.
Глава 21
Кловин. Смерть Бьянки
Целый год прошел с тех пор, как она покинула эти места. За год многое может случиться.
Она шла и вспоминала. Вспоминала его объятия, его поцелуи, его ласки. Его жаркий шепот и смех, похожий на переливы ручья. До той ночи она не знала, что такое счастье. Счастье быть с ним, дышать с ним одним воздухом, вдыхать его запах, чувствовать прикосновения его рук… Каждый его взгляд вливал в нее жизнь, и как теперь быть, если его нет?
Путница встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Острая тоска по потерянному мужчине кольнула ее в самое сердце. Поежившись от холода, она подняла голову и огляделась. Накануне ударил мороз, грязь смерзлась в комья и мешала идти. Но закутанная в коричневый суконный плащ, она упрямо шагала по обочине разбитой дороги вдоль кромки леса, вдоль бескрайних голых полей. Холодный ветер с крупинками снега пронизывал ее до костей, и, чтобы сохранить тепло она согнулась до земли. На плече женщины болталась кожаная котомка, затянутая простой веревкой. Путница прятала красные замерзшие руки в рукава, тщетно пытаясь хоть немного их согреть.
Мысли ее блуждали где-то далеко отсюда, и она встряхивала головой, пытаясь отогнать назойливые воспоминания. К чему снова и снова возвращаться к давно передуманному и вечно ноющему где-то внутри?
Невдалеке раскинулся небольшой лесок. Надо бы свернуть туда, может, он укроет ее от ледяного ветра. До ближайшего жилья идти неизвестно сколько, велика опасность сбиться с дороги. Убогие деревеньки были разбросаны по этому пустынному, сожженному войнами и голодом краю слишком далеко друг от друга. Недолго думая женщина свернула в лес и некоторое время брела по нему, то и дело оглядываясь и принюхиваясь в поисках живой души. Но ветер нес с собой лишь запахи мокрого снега, прелых дубовых листьев и пустоты. Можно отыскать какую-нибудь берлогу и переночевать там. Возможно, ей повезет и волки не доберутся до нее. А даже если и сожрут, кроме нее об этом никто не узнает. Женщина усмехнулась. Лучше сдохнуть. Она сама не понимала, зачем спустя год она вернулась туда, где спрятала медальон — призрачный символ призрачной власти. Но она вернулась и забрала его. Отшельника она не застала и, напрасно прождав его возле заиндевевшего колокола до самого вечера, вытащила реликвию из тайника и отправилась в обратный путь. Вначале надежда найти Билэта еще теплилась в ней, но с каждым днем она таяла как мокрый снег, засыпающий черные студеные ручьи, из которых она пила по дороге. Билэт исчез. Крысы ничего не могли рассказать ей, попытки Жозефа разузнать что-либо про опального крысолова от своих соплеменников тоже не принесли результата. Кловин верила, что она еще встретит отца своего ребенка, но вместе с жаждой увидеть Билэта она испытывала ужас только от одной мысли, что он отнимет его у нее. Тогда необъяснимая власть Билэта над ней станет безграничной.
Женщина остановилась и снова принюхалась. Пахло лисьей мочой. Запах слабый, лисы были здесь давно, но стойкий. Женщина повернулась в ту сторону и зашагала вглубь леса. Вскоре она наткнулась на огромный поваленный дуб, в корнях которого скрывалась брошенная лисья нора Женщина покрутилась вокруг нее, запихала в рот несколько горстей снега, задержавшихся между травы и корней, и заползла внутрь. Ночь она переживет. Она свернулась калачиком и, положив голову на руку, задремала, вздрагивая от любого звука. Воспоминания не оставляли ее даже во сне.
На следующий день, с трудом ступая замерзшими ногами, она набрела на стоявшую среди пустынных полей деревню из пары десятков хижин, крытых соломой. Погода выдалась ветреная, и дым очагов сносило прямо в ее сторону. Пара лохматых тощих собак облаяла ее у первой же изгороди, но женщина оскалилась на них и что-то прошипела. Собаки отступили, и, тяжело опираясь на посох, она продолжила путь в сторону деревенской площади, где по обычаю росло священное дерево да располагались приходская церквушка с постоялым двором. Собаки еще долго лаяли ей вслед. На площади возле круглого колодца-журавля несколько женщин обсуждали местные новости. Они дружно окинули путницу подозрительными взглядами и придвинули кожаные ведра поближе к шерстяным юбкам.
— Вы не скажете мне, добрые женщины, далеко ли до Кельна? Я странствую туда по обету, данному во искупление грехов.
— Тяжелую епитимью накладывают святые отцы, — усмехнулась одна из них, краснощекая матрона, перевязанная платком из козьего пуха крест накрест. Ее чепец был сдвинут на затылок, из-под него выбилось несколько черных прядей. — Сами небось сидят в трапезной да вкушают вино с елеем за твое здравие, а тебе шляйся здесь…
— Тихо ты, — другая ткнула ее локтем в бок. — Чего попусту болтаешь? До Кельна еще дня три пути, но по такой дороге протопаешь и подольше. Вон трактир — там ты можешь поесть и переночевать, если, конечно, у тебя найдется несколько медяков.
Паломница кивнула.
— Наш сеньор не жалует путников. Так что поберегись, — откликнулась третья. Тем более здесь ужас что творится…
Но вторая женщина бросила на болтунью такой свирепый взгляд, что та аж поперхнулась.
Не успели кумушки перевести дух, как дверь трактира с грохотом распахнулась и на крыльцо выскочила растрепанная баба с кувшином. Она опрометью кинулась к колодцу, едва не зашибив мужика в овчинной безрукавке, лениво распутывающего сбрую.
— Совсем плохо, — крикнула она и, выпучив глаза, растопыренными руками показала как.
Деревенские дружно охнули и прижали руки к могучим грудям.
Но трактирщицу распирали противоречивые чувства, и она в сердцах дернула заспанного мужика за рукав:
— Слышь, Гаспар, кровь у нее пошла горлом! Священник, что гостит у сеньора, начал отходную читать…
— Да ну? — Гаспар покачал головой, не отрывая взгляда от кожаных ремней. — Тады тащи им то, зачем послали.
— Во дубина! — в поисках сочувствия баба оглядела товарок, и те снова дружно охнули, обозвав мужиков дурнями.
— А что, много крови-то вытекло? — возбужденно прошептала черненькая.
— Ой, бабы, с ведро, клянусь головой святого Христофора!
— Сильно мучается, бедняжка, да?
— Ой, прямо мочи нет. Хрипит сильно, глаза закатила. А платье-то, платье испорчено навсегда. Такое не отчистишь! Настоящая парча с бархатом!
Быстро достав воду, она обдала путницу ледяными брызгами.
— Да скоро ты там, дура!? — заорали из трактира, и, подхватив кувшин, трактирщица ринулась обратно, снова налетев на Гаспара с его ремнями. Прежде чем скрыться внутри, она обернулась и шепотом прокричала:
— Приехала-то сюда в повозке, обитой мехом, с разодетым кавалером, таким красавчиком, что глаз не оторвать, а сегодня — ни того ни другого! Вона как!
