Майк Мак-Кай - Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость
— Подумать только! Больше полдня убили, коту под хвост, — сказала мама, когда «Лендкрузер» проехал шлагбаум, — Вот нажалуюсь на этих дур из отдела Виз! Надо устроить, чтоб их вышибли с работы.
— А почему все уехали? — спросила я.
— Почему-почему! По команде! В нефтяном бизнесе — как в армии. Так: слушай мою команду. Соф готовит попкорн, я делаю чай и бутерброды. Нэт — ты выбираешь DVD. Комедию какую-нибудь, что давно не смотрели. «Люди в чёрном», например.
Посмотрев видео, мы отправились спать, но в четыре часа утра меня растолкала Софи.
— Слышишь? На улице. Что-то странное происходит.
— Что? — я выбираюсь из-под одеяла и выглядываю в прихваченное инеем окно. Вроде бы свет автомобильных фар, — Давай маму разбудим?
— Уже разбудила. Она вооружилась шваброй и пошла смотреть.
Мы спускаемся на первый этаж. Мама в прихожей запирает дверь на все задвижки.
— Идите наверх, закройтесь в спальне и не высовывайтесь!
Софи кивает и тащит меня за руку на второй этаж.
Не успели мы запереть дверь спальни, внизу раздаётся глухой удар. Потом — ещё один. Треск дерева. Громко говорят по-русски. Вскрик мамы. Быстрые шаги на лестнице. Хлопает дверь, опять громкие голоса. Я разобрала слово «safe»[82]. Может, не бандиты, а какой-то русский спецназ? Как в боевиках, двигаются плотной группой, прикрывая себя и товарищей бронежилетами, штурмовые винтовки и пистолеты направлены во все стороны. Осмотрев каждое помещение, объявляют ситуацию безопасной. Хотя, почему русский спецназ должен орать американское «safe»?
— Это полиция? — шепчу я.
— Вряд ли. Надо выбраться на крышу, — так же шёпотом отвечает Софи. Она поднимается с пола и на цыпочках крадётся к окну. Но в окно, помимо москитной сетки, вмонтирована изящная белая решётка.
За дверью раздаётся оглушительный механический визг, вроде как режут металл на стройке. Что-то тяжёлое падает на ковёр. Снова голоса, явно чем-то рассерженные. Шаги по коридору. Кто-то дёргает ручку запертой двери, что-то кричит. Затем, с мощным выдохом, как у каратистов, — удар в дверь.
Щепки от косяка летят по всей комнате. Дверь распахивается, пробив ручкой дырку в гипсокартонной стене, и в комнату заглядывает бритоголовый парень лет двадцати. Его губы растягиваются в похотливой улыбке: «Хэллоу, гырлс». Софи обнимает меня, пытаясь защитить.
В комнату деловито входят ещё трое: двое молодых, бритоголовых, как и первый, и один постарше, лет сорока, с лысинкой и обрамляющей её сальной рыжеватой шевелюрой. Все четверо в кожаных куртках, но почему-то в спортивных штанах. Мужчина с лысиной, наверняка предводитель, отдаёт команды лениво, повелительным тоном. Во рту блестят золотые зубы.
Первый парень хватает Софи за локоть. «Ком, ком», — он говорит ласково и продолжает улыбаться. Софи сжалась, почти придушив меня в объятиях. «Ком». Остальные хохочут. «Ком!» — парень дёргает локоть сестры, вдруг отпускает, и резко бьёт её ладонью по лицу. Подскакивает второй, рывком ставит нас на ноги. Через мгновение я лечу в угол, больно ударившись головой о стену. Сестру волокут в коридор. Она орёт что-то неразборчивое и цепляется за косяк двери. Вот сорокалетний подошёл и спокойно, деловито, въехал ей кроссовкой «Адидас» по пальцам.
Третий парень стоит у шкафа, явно не зная, что ему делать. Босс что-то приказывает, ткнув большим пальцем в сторону коридора. Парень кивает и выскакивает из комнаты. Мужчина по-хозяйски прикрывает дверь, покачав головой, словно прикидывая, как приладить на место вырванную с корнем накладку замка. Повернувшись, стягивает с себя куртку и аккуратно вешает на ручку двери. Указал на меня, потом на кровать.
Я слышу из коридора голос сестры. Она говорит громко, быстро: «Н-не надо. Ну п-пожалуйста, не надо. Вот, з-заберите всё. Деньги. Не надо. Пожалуйста».
Оглушительный мужской хохот. Один из парней там сказал что-то весёлое, даже сорокалетний предводитель, тут в спальне, улыбнулся, блеснув золотыми зубами. Он снова указывает на меня, на кровать, а потом показывает небольшую пантомиму: что именно он собирается со мной делать. Вот из коридора раздался вопль сестры, вдруг перешедший в ритмичные придушенные стоны…
Всё продолжалось меньше часа. Последний насильник стоял надо мной с сигаретой в зубах. Струйка мочи пробежала по моей разорванной футболке, растеклась отвратительным теплом по груди, перескочила на лицо. Парень стряхнул последнюю каплю и поддёрнул на место спортивные штаны. Почему они так любят марку «Адидас»? Носок кроссовки коснулся моей щеки.
«Good girl»[83], — произнёс он по-английски, неожиданно почти без акцента.
Из коридора позвали. Бандит развернулся и двинулся к двери. Ещё минута, и всё затихло, только скулит за окном чей-то щенок.
Я встаю на четвереньки. Между ног саднит. На сером ворсе ковра — красно-бурое пятно. Провожу по бедру. На ладони — свежая кровь и ещё что-то липкое. Предпоследний прыснул мне в глаза. А последний — держал мой затылок, а я задыхалась и кашляла, разбрызгивая слюни и сперму через нос. Он смотрел и улыбался, икая алкогольным перегаром.
Я пытаюсь встать на ноги, но колени не слушаются. Освободившись от остатков футболки, подползаю к шкафу. Дёргаю какую-то одежду с плечиков, обтираю лицо. Так же на коленях, ползу по коридору. Чей это щенок скулит? Ванная, там горит свет. Добраться до раковины нет сил, но до крана ванны можно дотянуться и с колен. Головка душа окатывает меня ледяной водой, но вода потихоньку теплеет. Я сижу в ванне, ловлю струйки и полощу, полощу, полощу рот. Как отмыться от этой гадости? Внезапно, меня рвёт желчью.
То ли вода помогла, то ли рвота — я поднимаюсь на ноги. Из зеркала глядит незнакомая девчонка, с всклокоченными волосами и кровоподтёком во всю щёку. Вдруг понимаю: у меня разорваны мочки ушей — кто-то вырвал серёжки. Ужаснувшись своей наготы, прикрываю ладонями грудь и промежность. Мокрая от душа, бреду в спальню. Если пошире расставлять ноги, почти не больно. Щенок скулит всё громче. Выбрасываю одежду из шкафа. Джинсы? Нет, не смогу надеть. Длинная юбка — подойдёт. Течёт ли ещё кровь? Вроде нет. Фиолетовая футболка, моя любимая. Откуда взялся этот щенок? Звук вовсе не от окна, а из коридора.
Заковыляла из комнаты. В спальне родителей содержимое шкафа вывалено. Дверца от сейфа, испачканная чёрными разводами, — на полу. Рядом — пустая бутылка из-под французского коньяка, самого дорогого, папа смаковал только по праздникам.
Щенок скулит внизу, на первом этаже. Спускаться по лестнице невозможно, каждый шаг отдаётся жуткой болью в промежности. Сажусь на пол и так сползаю по ступенькам. Тело мамы лежит в прихожей. Остекленевшие глаза, руки ещё сжимают швабру. Засохшая струйка крови из уха. Тоже вырваны серёжки. Где-то внутри шевельнулось: мамы больше нет. Затем вдруг: как хорошо, что она умерла сразу. Никаких эмоций. Ни жалости, ни огорчения.
Откуда у нас щенок в доме? Вдруг, понимаю: это не щенок, а Соф! Ковыляю в залу, боль между ног — как бритвой. Софи на полу, голая. Глаза широко открытые, безумные. Ноги раскинуты в стороны. Господи! Между ног… торчит горлышко бутылки!
— Соф! — я опускаюсь на колени, дотронувшись до её лица.
Она отползает назад, — Не-е-ет… Не-е-ет…
Сошла с ума от боли, догадываюсь я, — Соф, потерпи, ладно? Надо позвонить.
Я ищу глазами мамин «айфон». Обычно она оставляла на кофейном столике в зале, но теперь мобильника нет. Возможно, забрали бандиты. Телефон на тумбочке возле дивана. На коленях, подползаю к аппарату. Гудок в трубке меня почему-то обнадёжил. Девять-один-один. Электрическое шипение в трубке.
Дура! Почему девять-один-один? Я же не в Америке! Вот под пластиковой панелькой телефона листочек. Сверху отпечатано на принтере, ниже — аккуратный мамин почерк. «Отдел Безопасности НХЭЛ — 44–0000. Единый спасения — 112. Пожарные — 01. Полиция — 02. Скорая Медицинская Помощь — 03».
Дрожащими пальцами набираю 44–0000. Длинный гудок, второй, третий. Где-то на двадцатом — вешаю трубку. Если «горячая линия» Безопасности не отвечает, можно попробовать 112. В трубке женский голос по-русски.
— Помогите, на нас напали! — выпаливаю я.
Пауза, затем голос в трубке говорит с акцентом: «No English. No English. Speak Russian, please».[84]
В отчаянии, грохнула трубкой о телефон. Мой взгляд останавливается на заметках, сделанных на листочке рукой мамы: «Фитнесс. Кафе. Домработница (Леся)». Длинный номер с девяткой, вроде бы мобильный.
Трубку подняли на пятом гудке.
— Аллё? — недовольный мужской голос.
— Кто это? — дурацкий вопрос. С той стороны должны спрашивать, кто я, и почему в пять утра. Но тот, на другом конце линии, наверняка взглянул на входящий номер.
— You are Missis Smiles, yes?[85]
— Да. То есть нет. То есть да. Я — Натали Смайлс. Помогите!
