Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете…
Когда тюремщик явился по звонку проводить адвоката, тот протянул к нему руку с листком, как бы желая что-то показать, и прикоснулся к металлическому панцирю. Робот замер, глаза его погасли, он стал походить на рыцарские доспехи, напяленные на чучело. Ферфакс подмигнул Сторти, и они двинулись не спеша по коридору.
— Что ты с ним сделал?
— Обесточил.
Ферфакс без лишних слов показал короткий белый стерженек, с помощью которого он вывел из строя робота.
— Послушай, Пью, откуда у тебя эта штуковина?
— Знакомый тех снабдил.
— Смотри-ка, и среди техов есть приличные люди!
Ферфакс постучал пальцем по лбу, выражая свое мнение об умственных способностях приятеля.
У выхода их остановил часовой. Мантуанец протянул документы.
— Как вы нашли своего клиента, адвокат? — спросил робот.
— В полном отчаянии. Это глупый и ничтожный человек, — сказал Ферфакс, наслаждаясь тем, что Сторти вынужден помалкивать, — которого использует в своих целях каждый кому не лень. Вот он и влип в очередную передрягу.
— Надеетесь выручить?
— Не сомневаюсь. А это синьора Петра, моя помощница.
— Помнится, вы проходили один.
— Да, сержант, она явилась сюда намного раньше, чтобы подготовить узника к свиданию с адвокатом.
— Я проходила за полчаса до того, как вы заступили на пост, — защебетала вдруг помощница.
— А откуда вам известно, синьора, когда у нас смена караула?
— Мне все здесь известно, — нагло сказала Петра. — Я ведь профессионалка.
Глаза робота мигнули, выражая нечто вроде сомнения.
— Извините, я вынужден проверить, это не займет много времени.
Он отвернулся и наклонился к окошечку, чтобы позвонить по телефону. В тот же момент Ферфакс дотронулся до него стержнем, и часовой замер в нелепой позе. Приятели выскочили на улицу и кинулись бежать. Позади послышался топот. Оглянувшись, Сторти увидел, что их по пятам преследует несколько дюжих полицейских. Оторваться от них было невозможно: роботы бегали, как спринтеры. К тому же ни по своей комплекции, ни по образу жизни приятели не были приспособлены к бегу. Они уже пыхтели, как старинные паровозы.
Но тут фортуна им улыбнулась. Завернув за угол, Ферфакс и Сторти увидели огромное сборище и не преминули в него нырнуть. Толпа сомкнулась. Стражи тщетно пытались настигнуть свою добычу. Их стали осыпать бранью, кидать в них камни, и роботы предпочли вернуться восвояси.
Переведя дух, беглецы стали интересоваться, чем вызвано такое скопление публики. Им разъяснили, что объявлен митинг патриотов, которым надоело сносить бесчинства швали, покушающейся на профессиональный кланизм.
— А почему именно здесь? — осведомилась синьора Петра.
— Видишь дом, тетка? — сказал один из патриотов, в котором по выговору легко угадывался физ. — В нем живет профессор Чейз.
— Тот самый?
— Тот самый. Сейчас он обратился с речью к народу.
— Вам жутко повезло, — подключился к разговору тощий ист с гнилыми зубами, — вы станете свидетелями исторического события и сможете лицезреть великого человека. Я предчувствую, что сегодня открывается новая эра в развитии Гермеса.
Собравшиеся с энтузиазмом загалдели.
— Сами-то вы откуда? — спросил кто-то.
— Мы из Мантуи, — ответил Ферфакс.
— Ура! — крикнул физ. Он возвысил голос. — Друзья, веронцы не одиноки, к нам прибыли полномочные представители Мантуи, чтобы примкнуть к движению. Поприветствуем наших соседей и соратников!
Послышались восторженные возгласы. Ферфаксу и Сторти пожимали руки, обнимали и, войдя в раж, принялись качать.
— Внимание! — раздался громовой голос.
Оставив мантуанцев в покое, все устремили взоры на балкон, на котором стоял здоровенный детина.
— Сейчас перед вами выступит профессор Чейз.
Дубина Голем, подумал Сторти, решил сменить мотокегли на политику.
Появление профессора было встречено овацией. Как всегда подтянутый и элегантный, он, казалось, стал выше ростом. Вместе с ним к народу вышла Розалинда. Красота ее всегда была чуть холодноватой, ей недоставало одухотворенности. Но теперь, когда тщеславная агрянка нашла, наконец, свою звезду, глаза ее лихорадочно блестели, она приковывала к себе все взоры. По толпе пронесся вздох восхищения.
— Сограждане, — начал Чейз негромко и вкрадчиво. — Я не собираюсь произносить длинную речь. Мне нечего мудрить. Задача моя проста. Я выражу лишь то, что все вы чувствуете.
Приглядываясь к окружающим, Сторти заметил, что толпа состояла отнюдь не из одних рьяных поклонников Чейза. Видно было, что часть людей пришла сюда, движимая любопытством или надеждой на развлечение. Уйдут они неофитами или скажут про себя: «Пустое дело, надо держаться подальше» — это зависело от того, что они здесь услышат. И нельзя не признать, что шельма, как назвал Сторти Чейза, нащупал правильную манеру. Никаких плавных профессорских пассажей никаких ораторских трелей, предназначаемых для искушенного интеллигентского уха. Короткие фразы, ясные как день, простые и доступные, как картинки в букваре, увесистые, как топор.
— Не все мы живем одинаково. Кто побогаче, кто победнее. Но у каждого есть кусок хлеба и крыша над головой. Каждый может надеяться, что его дети поднимутся выше. И этим мы обязаны нашей технической цивилизации. Великой цивилизации Гермеса, не знающей равных во Вселенной. Что же заложено в ее фундамент? Во-первых, профессионализм. Во-вторых, система кланов. Соединяя то и другое, мы говорим: основа нашего благоденствия — профессиональный кланизм.
Если у человека есть дом, он его защищает. Всем, чем может. Даже ценой своей жизни. Дом гермесита — это его профессия, его клан. Лично я — математик, родное мое пристанище — клан матов. Я прошу людей других профессий признать мое право иметь свой клан. В свою очередь, я готов признать такое же право за каждым. Следовательно, защищая клан матов, я тем самым защищаю все остальные кланы. Я не матовый патриот.
Я — кланист. Уверен, друзья, что каждый из вас скажет то же о себе. Мы — единомышленники, считающие своим святым долгом защищать не только свое право на своеобразие, но и сам принцип профессионального кланизма.
Пронесся одобрительный гул. Чейз явно завоевывал сердца, говоря от имени народа, подбирая и возвращая ему его собственные мысли. Как его слуга и как вождь льстил будущим солдатам своей армии, возносил их и одновременно ставил в строй, приучал к дисциплине, обучал тактике, готовил к бою.
— Но почему вообще возникла потребность защитить этот принцип? Потому что на него посягают. Посягают нагло, грубо, беспардонно. Это началось не сегодня и не вчера. Положа руку на сердце, кто из вас не знает о существовании секты универов? По вашим лицам и возгласам нетрудно понять: все знают. Универы — это потерявшие стыд и совесть извращенцы, которым посторонние знания заменяют наркотики. Толкаемые любопытством или непомерной гордыней, они пытаются познать все, а в итоге утрачивают свою специальность и становятся нахлебниками. Добро бы эти подонки отравляли самих себя. Так нет, они хотят всех нас совлечь с пути истинного и уравнять во грехе. А вы представляете, что случится, если выродится профессионализм, если каждый, как идиот, захочет знать все на свете? Упадок нравов и производительных сил, деградация науки, разорение, разбой, нищета, голод, одичание — по этим зловещим ступеням гермеситы покатятся в пропасть, к неизбежной гибели.
Сторти почувствовал, что его соседи накаляются, словно через них пропускают ток высокого напряжения. Он взглянул на Ферфакса. Тот тоже внимательно посматривал на окружающих, стремясь понять, что происходит в их головах под воздействием чейзовского красноречия.
— Теперь я спрошу вас: почему универы могут безнаказанно предаваться разврату и разлагать молодежь? Разве у нас нет властей, которые обязаны охранять порядок? Разве наши правители не располагают средствами одним ударом прихлопнуть врагов? У нас есть власти, а у них в распоряжении комиссии, суды, полиция, тюрьмы, средства массовой информации, наконец, церковь с ее моральным авторитетом. Но вся эта могучая сила пасует перед кучкой смутьянов. На них смотрят сквозь пальцы. Больше того, им потакают и попустительствуют, ибо зараза проникла в высшие слои гермеситского общества.
Но раз власти не хотят и не могут выполнить свою обязанность, значит, это должны сделать мы сами!
Разразилась буря аплодисментов. Теперь в толпе уже не было видно равнодушных или любопытствующих лиц, она становилась все более однородной, на глазах чейзировалась. Сторти и Ферфакс вынуждены были изображать такой же энтузиазм, иначе бы им несдобровать.
— Чтобы выполнить свою задачу, мы должны быть сильными. Чтобы быть сильными, нам нужны сплочение и дисциплина. Объединяйтесь в десятки во главе с декурионами и сотни под командованием центурионов. После митинга мы произведем регистрацию и промаршируем по городу стройными колоннами. Пусть все видят, что честные и мужественные граждане Вероны не позволят больше над собой измываться. К нам присоединится каждый порядочный человек.
