Александра Седых - Башня континуума
— Дьявол… прости.
— Дэнни, ты голоден?
— Как зверь.
— Замечательно. Скоро будем ужинать. Собирайся потихонечку. Кит уже вернулся с работы, они с Ричардом в гостиной.
— С этим придурком Торнтоном? Они так и ходят вдвоем, как Гог и Магог? Вот придурки!
— Дэнни.
— Ладно. Прекрати, пожалуйста. Не надо за меня волноваться.
— Как я могу не волноваться? Я ведь глупая курица. Мне бы только поволноваться, только бы покудахтать над кем-нибудь…
Дэниэл поцеловал ее теплую, нежную руку. Пусть семь лет прошло, Терри ничуть не изменилась. Она была по-прежнему такой маленькой, такой хрупкой, такой трогательной и беззащитной… и хорошенькой, как картинка. Хотелось взять ее, будто прелестную фарфоровую статуэтку, и поставить на каминную полку.
— Ты ведь больше никуда не собираешься пропадать, Дэнни? Ты насовсем приехал?
— Пока не знаю. Не могу сказать ничего конкретного.
— Мне бы так хотелось, чтобы ты остался. И твоему брату тоже. Это ведь твой дом, мы твоя семья, мы тебя очень любим, и мы тебя очень ждали. Просто подумай над этим… пообещай мне, что подумаешь.
Когда Терри ушла, Дэниэл выбрался из постели и начал собираться. Пока он лежал в анабиозе, его вещи распаковали, одежду выстирали, вычистили, выгладили и аккуратно развесили в гардеробной, в ванную комнату положили все необходимые мелочи, бар забили спиртными и прохладительными напитками, шоколадом, мятными пастилками и сигаретами. На столе дымился горячим паром серебряный кофейник. Сервис в этом доме всегда был на высоте.
Дэниэл выпил чашку кофе, постоял под ледяным душем, побрился, побрызгался одеколоном, натянул черные брюки, черную рубашку, черный пиджак, черные ботинки и черный галстук. Теперь он выглядел что надо — как зловещий вестник смерти и погибели.
Затолкав в рот плитку шоколада, Дэниэл вышел в коридор, огляделся и присвистнул. Хоть он и вырос в этом доме, но за минувшие годы успел изрядно подзабыть, что это такое, и теперь увидел все, будто впервые. Высоченные потолки, каскады хрустальных люстр, оранжереи, зимние сады, паркет, гобелены, цветные витражи, золото, бронза, скульптуры, картины, антиквариат, мягчайшие ковры, старинные зеркала в серебряных рамах, камины, мраморные лестницы, фонтаны, горничные в белых кружевных наколках, ливрейные лакеи, охранники, все вышколенные, услужливые, неприметные, как тени, и все почтительно расшаркивались перед Дэниэлом, пока он шел по коридорам особняка.
К тому времени, как Дэниэл добрался до гостиной, он пал духом и был изрядно деморализован. Настроение его ничуть не улучшилось при виде двух лощеных корпоративных монстров, лакающих джин и обсуждающих Слияния-Поглощения и Куплю-Продажу. Кит с Ричардом и впрямь настолько были увлечены своим серьезным деловым разговором, что не сразу заметили Блудного Сына, а, когда заметили, вид у обоих сделался, будто им явилось привидение.
— Дэнни? Ну и ну, — протянул Торнтон, — глазам своим не верю.
— Да уж придется поверить, — сказал Кит без особого воодушевления.
— У, какой тощий. И бледный, как из морга. Ничего, ничего, мы его откормим, обогреем, прижмем к любящей груди…
Дэниэл и пикнуть не успел, как Торнтон, этот клоун, и впрямь принялся прижимать его к своей широкой любящей груди и трепать по голове, и щипать за щеку, и нести какую-то невразумительную ахинею.
— Надо же, сколько лет, сколько зим, как ты вырос, как возмужал, Дэнни…
Кит поморщился.
— Ричард, мой сахарный, полегче.
— Да ну?
— В самом деле, уймись, голубчик. Лучше плесни малышу выпить для аппетита.
Дэниэл сел, неосмотрительно опрокинул в себя стаканчик веселящего пойла и несказанно раскаялся в том. Глаза моментально заволокло ядовитыми слезами, в голове загудело, а в желудке начался пожар. Корпоративным могулам явно доводилось пить еще и не такое, потому что оба свои напитки тянули, словно детскую шипучку, без малейшего намека на осоловелость в породистых лицах.
— Добавь-ка нашей крошке лимонного сока, Ричард.
— И оливку?
— Будь другом. Итак, что привело тебя в наши края, Даниил?
Пить на пустой желудок было далеко не блестящей затеей. Уже после второй рюмашки гул у Дэниэла в голове сменился приятной фоновой музыкой.
— Ну… я соскучился. Ты ведь мой брат все-таки.
— Значит, соскучился. И камнями забросали. В остальном, полагаю, у тебя все просто обалденно. И ты хочешь, чтобы я поверил в эту белиберду.
— Да, знаю, это странно… но именно так все и было… честно.
Кит нахмурился.
— Тогда расскажи нам с дядей Ричардом, как жил-поживал все это время. Чем занимался. Что видел. Где был. Что собираешься делать теперь. Намерен ли ты, наконец, перестать валять дурака, как все предыдущие годы своей жалкой, никчемной, бесполезной жизни.
Повисло гробовое молчание.
— Почему молчим, девочки? — жизнерадостно поинтересовался Ричард, сверкая белоснежными зубами, бриллиантовыми запонками, бриллиантовым перстнем с печаткой, бриллиантовой булавкой для галстука, усыпанными бриллиантами наручными часами стоимостью в полмиллиона империалов и бриллиантом в три карата в мочке уха.
— О чем говорить? — сказал Кит, пожимая плечами. — Видимо, говорить не о чем. Тереза?
Хоть муж, как обычно, ни на йоту не повысил голоса, Терри услышала зов и немедленно появилась в дверях, вытирая руки о накрахмаленный передник.
— Дорогая, где наша еда?
— Через пятнадцать минут все будет готово.
— Пятнадцать минут? Чем ты решила поразить нас сегодня. Быком на вертеле?
Терри нервно дотронулась до белоснежного отложного воротничка своего болотно-серого, очень скромного, с длинными рукавами, платья.
— Нет. Салат, лангусты, суп, барашек с розмарином и суфле.
— К чему такие изыски. Полагаю, мы все прекрасно могли обойтись и бифштексом.
— Но ведь не каждый день твой брат возвращается домой. В чем дело, дорогой?
— И ты еще спрашиваешь, в чем дело? — поинтересовался Кит, зловеще заломив бровь.
— Да, спрашиваю, — пискнула Терри, отчаянно храбрясь.
— Прошу прощения, мы на минутку, — встрял Торнтон, не переставая сверкать зубами и бриллиантами, ухватил Кита за рукав пиджака, вытащил из кресла и поволок в холл.
— Вот и правда, в чем дело? Что ты сходу набросился на паренька.
— А что он расселся и смотрит на меня бешеным взглядом. Я ведь еще и не говорил ничего. И Тереза… посмотри на нее — вот глупая курица! Раскудахталась, распушила перья и стряпает суфле.
— Милый мальчик, ненавижу быть жеманным и сиропным, но Дэниэл — твой родной брат все-таки. Видимо, у паренька что-то стряслось, раз приехал. Порадовался бы лучше, что он жив и здоров. Остальное — сам знаешь — дело поправимое.
Конечно, Ричард был прав. Только Кита что-то изводило, дергало и ныло внутри, как больной зуб.
— Не смейся, но у меня мрачное предчувствие, — сознался он, скрепя сердце.
— Давай сделаем так. Я прихвачу Терезу и твоего брата, сходим в ресторанчик, выпьем, перекусим, я осторожно расспрошу его, что и как. А ты съешь суфле, выпьешь таблеточку от мрачного предчувствия, ляжешь и хорошенько отоспишься. Когда оба придете в себя немного, сядете и спокойно переговорите. Что ты смеешься? Вспомнил что-то смешное?
Кит и впрямь вспомнил, смешнее некуда.
— А ведь подумай, тринадцатого этажа у нас в Копилке нет — именно из-за этих мрачных предчувствий и дремучих суеверий. Сразу за двенадцатым идет четырнадцатый.
— Да… одного этого факта вполне достаточно, чтобы напрочь утратить веру в человечество, — посочувствовал Ричард.
Кит фыркнул и позвал брата. Дэниэл вышел и поглядел столь памятным Киту удивленным и недоумевающим взглядом — будто не мог до конца поверить, что на свете существуют столь полные, окончательные придурки.
— Вот только не спрашивай меня опять, здоров ли я. Если ты надеешься, что я вернулся, чтобы здесь подохнуть — черта с два.
— Значит, здоров. Никаких проблем. Ничего неладного?
— Нет.
— У меня абсурдное чувство, что ты, быть может, не врешь, — сказал Кит, недобро щурясь.
— А когда я врал?
— Верно. Помнится, ты прямо и честно называл нас в лицо полными придурками и зажравшимися лицемерами. Я это так хорошо помню, словно это было вчера. Господи! За что мне это?
— С кем сейчас разговаривает этот придурок? — буркнул Дэниэл, сунув руки в карманы брюк.
— Ты сам разве не слышишь. Внемли, ибо сей великий муж, подобно Иову, беседует с самим Богом, — сказал Ричард, закатывая глаза и молитвенно сложив руки.
— Что же ты за балабол такой, Торнтон…
— И Бог отвечает ему, аминь, — сказал Ричард и осенил себя крестным знамением.
Дэниэл сплюнул под ноги.
— Тьфу! Да прекратите вы! Такие взрослые, а все еще верите в сказки. Нет никакого Бога. Потому что если бы был, неужели позволил бы людям вроде вас обдирать до последней нитки бедняков и наживаться на человеческих несчастьях.
