Геннадий Семенихин - Космонавты живут на Земле
Девушка отодвинулась и выпрямилась. Алеша увидел большие печальные глаза, боль в складках у рта.
— Это все, что ты хотел мне сказать?
— Все, Марина.
— А других слов ты для меня не найдешь?
— Нет, Марина.
— Тогда прощай. Спасибо за правду.
Она встала и медленно пошла по аллейке, неестественно прямая от того, что была придавлена первым в ее короткой жизни горем. Алеша сорвался с места и догнал ее в конце темной аллеи.
— Маринка, ты только не сердись. Ты пойми, у меня никогда ни сестренки, ни брата не было, и мне больно потерять в тебе друга. Хочешь, Маринка, я тебе сейчас портрет этот подарю? — просительно протянул он. — Давай сейчас же ко мне зайдем. И чаю попьем. Ладно?
Она обернулась, и по лицу ее было видно, что она уже овладела собой. Лишь в больших глазах горела обида.
— За портрет тебе большое спасибо. Сейчас же его заберу. Да и чаю у тебя выпью, — отчаянно махнула она рукой, и тогда Горелов обхватил ее за плечи, привлек, несопротивляющуюся, к себе и поцеловал в мягкие теплые губы, но совсем не тем поцелуем, какого ожидала Марина.
11
Прошла неделя. Апрель бушевал над затерянным в подмосковных лесах городком космонавтов. Кроны деревьев сделались вызывающе яркими, зазеленели цветочные клумбы и даже одинокое вишневое дерево, что стоит за проходной, начало покрываться белым цветом. Днями ярко светило солнце, а по ночам, ему на смену, выходил месяц и безмолвно сторожил звездные стада вселенной. К полуночи воздух становился холодным, сырым — Алексей закрывал окно. Но и сквозь гладкое темное стекло он видел желтое загадочное лунное сияние и невольно ловил себя на мысли, что любуется им совершенно профессионально, не забывая, что далекая холодная Луна стала теперь его целью, так же как и целью всех других космонавтов их маленького отряда.
Когда не спалось, Алеша вспоминал недавнюю беседу с генералом Мочаловым. Тот вызвал его как-то к себе в кабинет и очень доверительно, как равный у равного, спросил:
— Вы знаете, Горелов, какая задача стоит перед нашим отрядом?
Алексей не совсем уверенно кивнул головой:
— Учиться, готовить себя к космическому полету.
— А точнее? — улыбнулся Сергей Степанович. — К каким космическим полетам?
— Вероятно, об этом я узнаю позднее,
— Это верно, — подтвердил генерал, — но вы, Алексей Павлович, уже сейчас должны знать, какая задача стоит перед отрядом. Это знают все ваши коллеги.
— Кроме меня.
— Не удивительно, — успокоил его Мочалов. — Вы пришли в отряд позднее других и только сейчас заслужили право об этом узнать. — Мочалов снял чехол с большого глобуса, стоявшего на сейфе. Горелов настороженно следил за его движениями. — Знаете, что это такое? — продолжал генерал. Алеша чуть было не брякнул: «Конечно, знаю. Еще с третьего класса», но вдруг понял: в руках командира отряда был вовсе не тот глобус, с каким каждый знаком со школьной парты, а глобус Луны. — Вот цель, поставленная перед нашим отрядом, — тихо продолжал генерал, и Алеша, все уже понявший, оцепенел от удивления. — Я не знаю, когда это произойдет и кто поведет первый космический корабль: Костров или Дремов, Субботин или вы. Но именно наш отряд пойдет к этой цели. Мы не будем участвовать в программе обычных орбитальных полетов. — Генерал замолчал и щелкнул по голубому глобусу. Маленький лунный шар с легким скрипом пришел в движение. — Что мы знаем о Луне, Алексей Павлович? Много и слишком мало, потому что многое может легко меняться и оборачиваться в свою противоположность при ближайшем знакомстве, ибо ничто не вечно под Луной. До нее, голубушки, почти четыреста тысяч километров. — Днем там сто двадцать градусов жары, а ночью сто пятьдесят градусов холода. К этой характеристике можно было бы прибавить и многое другое. Не так ли?
— Совершенно верно, Сергей Степанович, — бодро подтвердил Алеша, — но разве это так просто — сразу на Луну?
— Чудак человек, а кто же сказал, что сразу? — пожал плечами Мочалов. — Еще не однажды будут стартовать космонавты, прежде чем мы решимся на высадку человека на другой планете. Сначала надо разведать радиационные пояса на больших высотах, метеоритную деятельность и действие солнечных взрывов, магнитные поля Луны, облететь ее, а уж потом... Но любой полет, который будет осуществлен нашим отрядом, входит в план «Луна».
Сейчас Алеша вспомнил эту беседу с генералом и, глядя на желтый серп месяца, встревоженно подумал: «Неужели и на самом деле придется когда-нибудь пролететь над морем Спокойствия или лунным полюсом? Просто не верится...»
Рано утром Горелова разбудил телефонный звонок. Говорил дежурный по штабу:
— Алексей Павлович, к семи ноль-ноль к генералу.
— Чего это в такую рань? — поинтересовался Горелов, но получил в ответ лаконичное «не знаю».
В назначенное время в кабинете у Мочалова он застал помимо самого генерала майора Ножикова, полковника Иванникова, замполита Нелидова и еще одного незнакомого человека в штатском, черноволосого, с подвижными, глубоко посаженными глазами и загорелым лицом. Был он в светлом лавсановом костюме и летних туфлях.
— Старший лейтенант Горелов явился, товарищ генерал, — доложил с порога космонавт.
Мочалов озабоченно кивнул головой и спросил:
— Вы сегодня хорошо отдохнули, Алексей Павлович?
— Хорошо, товарищ генерал, — ответил Алеша и посмотрел на незнакомца. Люди в штатском часто навещали городок космонавтов и удивления у него не вызывали, но этот появился очень рано, и, значит, неспроста. Штатский сдержанно улыбнулся, перехватив его взгляд.
— Товарищ Горелов, — медленно заговорил Сергей Степанович, — вам предстоит пройти ответственное испытание. Подробно объяснит его условия Станислав Леонидович, — кивнул он на штатского, — с ним вы и уедете.
— Слушаюсь, — по-военному коротко откликнулся Горелов, — с собой брать ничего не надо?
— Не надо. Я вас всем обеспечу, — пояснил штатский.
Ножиков и Нелидов как-то очень серьезно поглядели на Алексея, и тот почувствовал, как в него закрадывается тревога. Но Мочалов добродушно подбодрил:
— Испытание интересное, Алексей Павлович. Ни пуха вам, ни пера.
Штатский гулко рассмеялся и неожиданным для его не слишком могучей фигуры басом спросил:
— Это вы кому ни пуха ни пера пожелали, Сергей Степанович? Горелову или мне?
— Обоим, — уточнил командир отряда.
У штаба стояла длинная черная машина. Штатский сел рядом с водителем, Горелов — сзади. Когда машина плавно тронулась, он обернулся и коротко сказал:
— Меня можете называть Станиславом Леонидовичем. — И тут же спросил: — Значит, на здоровье не жалуетесь, Алексей Павлович?
— Да нет, — подтвердил Алеша, не хуже, чем у других космонавтов.
— А жена, дети?
— Так у меня же их нет.
— Вот как! — с удивлением воскликнул штатский и погрузился в долгое молчание.
Нет, он не был веселым собеседником. За всю дорогу так больше и не возобновил разговора. Машина бесшумно скользила по широкой окружной автостраде, потом, не доезжая Москвы, снова свернула в лес и по извилистой узкой дороге примчала их к белому каменному забору. Часовой бегло взглянул на сидящего рядом с водителем человека в штатском, молча взял под козырек и отворил ворота. «В лицо знают, — подумал Горелов о спутнике, — не из рядовых необученных этот Станислав Леонидович». Машина остановилась у высокого белого здания, увенчанного куполом, и Алеша тотчас же догадался, что это одна из многих испытательных станций, без которых немыслима подготовка космической техники и космонавтов.
— Вот мы и приехали, — почти весело сказал Станислав Леонидович.
На широкой лестнице их никто не встретил, но когда они шли длинным коридором, люди уступали им дорогу, и по тому, с какой почтительностью они здоровались с человеком в штатском, Алексей понял, что здесь он один из главных. В большом рабочем кабинете Станислава Леонидовича все стены были увешаны чертежами и фотографиями космонавтов в скафандрах, в углу на специальной вешалке поблескивал гермошлем, висел голубой теплозащитный костюм. Над широким столом, совершенно пустым, если не считать прибора, календаря и маленького бюста Циолковского, висела большая картина, не имевшая никакого отношения к космонавтике. Накренившись на левый борт, двухмачтовый фрегат боролся с бушующим морем. Низкое полутемное небо падало на разгневанную поверхность моря, и казалось, что вспененные верхушки волн дотрагиваются до него. У Алеши, не помнившего этого этого сюжета, манера письма не оставляла никаких сомнений.
— Айвазовский, — сказал он уверенно.
— Подлинник, — гордо заявил Станислав Леонидович, — такой картины нет ни в одном музее. Мочалов говорил, что вы тоже художник.
