Нил Гейман - Хрупкие вещи
Я как раз выходил на улицу с пакетом в руках и столкнулся в дверях с мисс Корвье. Она сказала: «Здравствуйте, мистер Барроу».
Я сказал: «Здравствуйте, мисс Корвье». «Называйте меня просто Эффи. – сказала она. – Вам понравились грибы?» «Очень понравились, – сказал я. – Большое спасибо».
После этого она принялась оставлять мне под дверью всякие разные подарки. Чуть ли не каждый день. Цветы в бутылках из-под молока, и все в таком роде. А потом они вдруг прекратились, подарки. Честно сказать, я испытал облегчение.
И вот как-то раз я, как обычно, обедал с хозяевами. Дело было в августе. К ним на каникулы приехал сын. Он учился в политехническом. И кто-то сказал, что они уже целую неделю не видели мисс Корвье. Меня попросили зайти к ней. Узнать, все ли в порядке. И я сказал: «Да, конечно».
После обеда я сразу пошел к мисс Корвье. Дверь была не заперта, я вошел. Она лежала в постели, укрытая простыней, Но все равно было видно, что она лежит голая. Не то чтобы я очень старался что-то там рассмотреть... Она годилась мне в бабушки, эта старуха. Но она была рада, что я пришел.
«Вам вызвать врача?» – спросил я.
Она покачала головой. «Я не болею, – сказала она. – Просто мне надо поесть».
Я спросил: «Вы уверены? Может быть, все-таки вызвать врача?»
Она сказала: «Эдвард, я не хочу доставлять никому беспокойства, но мне очень хочется есть».
«Я принесу вам поесть, – сказал я. – Что-нибудь легкое для желудка». Она посмотрела на меня как-то странно. А потом очень тихо сказала: «Мяса». Я подумал, что ослышался. Но она повторила: «Мяса. Свежего мяса. И непременно сырого. Буду готовить сама. Никому не даю готовить для себя. Мяса. Пожалуйста, Эдвард».
«Хорошо, мяса так мяса», – ответил я и спустился вниз. Мне вдруг пришло в голову, что можно взять мясо из кошкиной миски. Но, разумеется, я так не сделал. Не знаю, зачем я вообще взялся ей помогать. Все получилось само собой. Она сказала, что хочет есть, и я пошел принести ей еды. У меня просто не было выбора. Я дошел до ближайшего универсама и купил упаковку лучшего говяжьего фарша.
Кот почуял запах мяса. Увязался за мной на чердак. Я сказал: «Кот, ты даже и не надейся. Это не для тебя. Это для мисс Корвье. Она болеет, ей надо хорошо кушать». Кот замяукал с таким надрывом, как будто его не кормили как минимум неделю, хотя он не съел и половины того, что было в его миске. Глупое животное.
Я подхожу к двери мисс Корвье, стучу. Она говорит: «Входите». Она по-прежнему лежит в постели. Я отдаю ей упаковку фарша, и она говорит: «Спасибо, Эдвард. У тебя доброе сердце», а потом раздирает пластиковую пленку дрожащими пальцами. Прямо в постели. Кровь, собравшая на донце лоточка с фаршем, льется на простыню. Мисс Корвье этого не замечает. Мне становится жутко. Я иду к двери и слышу, что она уже ест. Сырой фарш. Хватает его руками и жадно пихает в рот. Не вставая с постели.
А на следующий день она встала. И была очень бодрой. Для ее возраста – прямо на удивление бодрой. Умчалась куда-то на целый день и пришла только под вечер. Вот говорят, мясо вредно. А ей оно явно пошло на пользу. Ну да, она ела его сырым... Ну и что? Даже блюдо такое есть, «фарш по-татарски», и его подают в ресторанах. Ты когда-нибудь ел сырое мясо?
Вопрос застал меня врасплох.
– Я?
Эдди посмотрел на меня своими мертвыми глазами.
– Здесь больше никого нет.
– Да. Только очень давно. Когда я был маленьким. Года в четыре. Или, может быть, в пять. Я ходил с бабушкой в магазин. И продавец из мясного отдела давал мне кусочки сырой печенки. И я их ел. Прямо там, в магазине. И все смеялись. – Я не вспоминал об этом лет двадцать. Но все действительно так и было. Я до сих пор ем печенку почти сырой. А когда я готовлю ее для себя, и у меня в гостях нет никого, и меня точно никто не увидит, я отрезаю кусочек сырой печенки и жую, наслаждаясь плотной консистенцией мяса и чистым вкусом железа.
– А я вот – ни разу, – сказал Эдди. – Я люблю мясо, но мне нравится, чтобы оно было нормально прожарено. А потом пропал Томпсон.
– Томпсон?
– Хозяйский кот. Кто-то мне говорил, что сначала котов было двое. Их звали Томпсон и Томпсон. Уж не знаю, с какой такой радости. Лично мне непонятно, зачем называть обоих котов одним и тем же именем. Как-то оно по-дурацки выходит. Первого Томпсона раздавил грузовик. – Эдди вдруг замолчал и принялся рассеянно водить пальцем по столу, собирая в кучку рассыпанный сахар. По-прежнему левой рукой. Я уже начал задумываться; «Может быть, у него вообще нет правой руки? Может быть, у него там пустой рукав?». Впрочем, мне не было до этого дела. Жизнь, она не обходится без потерь. Каждый что-то теряет.
Я пытался придумать, как бы потактичней ему намекнуть, что у меня нет ни гроша – на тот случай, если он попросит у меня денег, когда закончит рассказывать свою историю. У меня действительно не было денег: только билет на поезд и несколько пенни – на автобус от вокзала до дома.
– Вообще-то я не люблю кошек, – вдруг сказал Эдди. – Ну, то есть не то чтобы совсем не люблю. Но мне больше нравятся собаки. Они большие, надежные и верные. И ты всегда знаешь, чего от них ждать. А кошки, они не такие. Целыми днями гуляют сами по себе. Какие у них там кошачьи дела – кто их знает. Когда я был маленьким, у нас дома жил кот. Его звали Рыжик. А в другом доме на нашей улице тоже жил рыжий кот. Мармелад. А потом оказалось, что наш кот и их кот – это один и тот же кот. Жил на два дома и ел за двоих. Они хитрые, кошки. Своего не упустят. Им нельзя доверять.
Собственно, я поэтому и не заметил, что Томпсона нет уже несколько дней. Хозяева переживали. Но я был уверен, что он вернется. Кошки всегда возвращаются.
А потом, как-то ночью, я услышал, что где-то мяукает кошка. Причем постоянно. Не умолкая ни на секунду. Я пытался заснуть, но не мог. Дело было уже за полночь, и кошка мяукала даже не то чтобы очень громко... но когда тебя мучает бессонница, всякий звук раздражает. Я подумал, что это, наверное, Томпсон. Может, застрял где-то в стропилах или на крыше снаружи. Как бы там ни было, я уже понял, что заснуть не удастся. Я встал с постели, оделся. Надел ботинки, на случай, если придется лезть на крышу, и пошел искать кота.
Я вышел в коридор и прислушался. Звуки доносились из комнаты мисс Корвье. Я постучал в ее дверь, но никто не ответил. Я надавил на дверную ручку. Дверь была не заперта. Я вошел. Я думал, что Томпсон где-то застрял. Или, может, поранился. Я не знаю. Мне просто хотелось ему помочь.
Мисс Корвье в комнате не было. То есть там было темно и почти ничего не видно, но ведь всегда можно почувствовать, есть кто-то в комнате или нет. И только в дальнем углу что-то дергалось и надрывалось: «Мяу, мяу, мяу». Я включил свет, и...
Эдди умолк на полуслове и молчал, наверное, больше минуты, ковыряя пальцем колечко засохшего соуса на горлышке бутылки с кетчупом, сделанной в форме большого мясистого помидора. А потом он сказал:
– Он был еще жив. Это невероятно, но он был еще жив. То есть спереди все было живое: голова, грудь, передние лапы... Он дышал, он мяукал... но задние лапы, и ребра, и хвост... все было обглодано до костей. То есть действительно до костей. Как куриные кости, оставшиеся на тарелке. Кости и... как они называются... сухожилия? А потом он поднял голову и посмотрел на меня.
Да, это был кот. Бессловесная тварь. Но я сразу понял, чего он хочет. Прочитал по глазам. – Эдди опять помолчал. – Просто понял, и все. Таких глаз я не видел ни разу в жизни. Если бы ты видел эти глаза, ты бы знал. Ты бы понял, чего он хочет. И я это сделал. Потому что я не бессердечное чудовище.
– Что ты сделал?
– Я избавил его от мучений. – И вновь – долгая пауза. – Крови почти и не было. Я наступил ему на голову. Потом – еще раз, и еще, и еще... пока ничего не осталось. Ничего, что хотя бы отдаленно походило на что-то. И ты бы тоже так сделал. Если бы видел его глаза.
Я не сказал ни слова.
– А потом я услышал, как кто-то поднимается по лестнице на чердак, и подумал, что надо срочно что-то делать. В смысле, все было как-то неправильно, хотя я не знаю, как должно быть правильно, когда ты стоишь рядом с мертвым животным, которое сам и убил, и у тебя все ботинки в его крови, так что я просто стоял, как дурак, и вообще ничего не делал, а потом дверь открылась... Дверь открывается, и в комнату входит мисс Корвье.
Она все видит. Глядит на меня, а потом говорит: «Ты убил его». У нее странный голос, но я никак не пойму, в чем дело, а потом она подходит ближе, и я вижу; что она плачет.
Что-то есть в стариках такое... когда они плачут, как дети... тебе отчего-то становится стыдно. И вот я стою и не знаю, куда девать глаза. А она говорит: «Кроме него, у меня не было ничего, что давало бы мне силы жить. А ты убил его. Взял и убил. А я так старалась, чтобы он не умирал – чтобы у меня было свежее мясо. Я так старалась...»
Она говорит: «Я совсем старая. Мне нужно мясо.»
А я не знал, что сказать.
