Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса
— Это выглядит безобразно! Я возмущена.
— Не спорю. Но обратите внимание, как приспосабливаются люди к меняющейся обстановке. Они проложили на уровне вторых этажей деревянные плавающие тротуары и входят в дома через окна бельэтажа.
— Это тоже безобразно!
— Согласен с вами. Позвольте помочь вам выйти из вагона. Мы прибыли к платформе над бывшим железнодорожным вокзалом в Гавре.
— О, благодарю вас, виконт. Я буду вспоминать о нашем совместном путешествии. Дайте мне номер вашего полка, я попрошу о вас министра.
— Безмерно благодарен, — сказал офицер, передавая даме карточку. — Я помогу вам нанять лодочника, вернее, моторный катер. Он доставит вас по адресу вашего сына. Надеюсь, он живет не на первом этаже?
— На первых этажах ютятся люди не нашего круга, молодой человек.
— Ах да, конечно! Ведь он граф де Гранже!
Они вместе с сопровождающими их незримо Ильей и Наза Вецом спустились на залитую водой площадь, напоминавшую озеро, окруженное плотным кольцом домов с остроконечными крышами.
У деревянного причала при выходе с полузатопленного вокзального здания стояло много лодок и моторок.
Пассажиры торговались с гребцами, и те отчаливали от причала.
Офицер нанял графине комфортабельную лодку на воздушной подушке и помог ей перейти на палубу, где была даже каюта с мягкой мебелью. Илья и Наза Вец вошли туда.
Они видели, как молодой виконт здоровался с такими же, как он, офицерами и как они вместе сторговались с лодочником моторки, которая, очевидно, отвезет их в полк.
Фантомы присутствовали при встрече графини со своим семейством. Ее сын, статный француз с модной, видимо, бородкой, вышел к ней навстречу, рассчитав, когда она доберется сюда после прибытия монорельсового поезда, не встретив ее на вокзале, к неудовольствию графини.
— Неотложные дела, маман, связанные с нашим отъездом из Гавра, — оправдывался он. — Ведь я покидаю большое дело переправки грузов продовольствия для Франции, доставленного на судах из Австралии.
— Надеюсь, в Швейцарии ты будешь освобожден от этих забот, — ворчала графиня, опираясь на руку сына и входя в окно второго этажа.
Из другой комнаты вбежали радующиеся приезду бабушки дети, пяти, шести лет, мальчик и девочка, в сопровождении их матери, молодой аристократки с картинными чертами лица, на котором не отразилась радость по поводу прибытия надменной свекрови.
Тотчас же были вызваны грузовые моторные лодки для переправки багажа на монорельсовый вокзал.
Вскоре все семейство в сопровождении наблюдательных фантомов приплыло туда на лодке с каютой для богатых господ пассажиров.
Поезда монорельсового пути отправлялись в Париж и далее к швейцарской границе один за другим.
На высокой платформе толпилось множество народу: мужчины, женщины, старики и дети. Все с чемоданами или тюками, переходя от спокойной жизни горожан к печальному существованию беженцев на чужой земле.
Фантомы на этот раз, покинув аристократическое семейство, перешли в вагон с пассажирами меньшего достатка,
Места здесь были только сидячие, и в проходах теснились люди, как в переполненном пригородном поезде в былые времена.
Но сейчас багаж занимал немало места на полу, и людям приходилось стоять не просто между скамьями, а на своих или чужих тюках и чемоданах из–за невозможности ступить куда–нибудь, кроме них.
— Господь карает людей за грехи, — вздыхала сгорбленная старушка.
— Так уже было однажды, — поучал аббат в черной сутане, — когда из всех живущих и грешивших на земле после сорока дней и сорока ночей непрерывного дождя остался только Ной со своей семьей, взяв на ковчег семь пар чистых и семь пар нечистых животных.
— Надеюсь, Альпы не затопит, — и мы найдем в Швейцарии приют. Там привыкли к туристам, и есть прекрасно оборудованные отели, — размечтался молодой франт.
— В Гавре с хищными лодочниками, дерущими с вас шкуру, стало невозможно жить. И сырость одолевает. Непрестанные дожди. Откуда вода берется в небе? — ворчал что–то жующий толстяк.
— Да если бы только в дождях было дело! Океан наступает. Вот в чем неодолимая беда, — заметил мужчина в рабочей блузе.
— Молитесь, и Господь спасет вас, — вставил аббат.
— Боюсь, не хватит нам швейцарских храмов. Придется разбивать молитвенные палатки, как вы думаете, ваше преподобие? — спросила женщина с ребенком на руках.
— Господь услышит отовсюду. Не падайте духом, дети мои.
— Духота в вагоне! Позавидуешь первому классу! — вздохнула нарядная дама.
— Завидовать будем тем, кто первым пересечет швейцарскую границу.
— Я думаю, что сделаем это все разом, — решил обладатель блузы.
— А вы не читали газет? Усиленный паспортный режим у пограничников, — забеспокоился толстяк.
— Не может того быть! Мы все европейцы. При чем тут Швейцария или Франция, — возмутился франт.
— Вот именно! Думаю, что толпы нашего брата заполнят швейцарские горы и из Германии, и из Италии. Недаром в Швейцарии говорят на трех языках.
— Европа давно едина. Пора бы переходить на общеевропейский язык, — заметил молчавший до сих пор старик.
— Не хотите ли вы навязать нам искаженную английскую латынь, или безобразную гортанную речь бошей, или итальянские напевы? — вмешалась нарядная дама.
— В Швейцарии, куда мы скоро приедем, в соседних деревнях все знают по три языка, а говорят на одном из них, — заверил бывалый франт.
— Нам не язык единый нужен, а сухое, безопасное от наводнений место!
— Не будет ли там тесно? Вот о чем думаю я, — возразила толстяку дама.
— Не только тесно, мадам, но и голодно. Готовьтесь сохранить фигуру.
Илья воспринимал все эти разговоры с тоскливым чувством, укоряя себя в противостоянии отцу, мечтавшему уничтожить вредный слой углекислоты в атмосфере.
Никто из здесь сидящих не подозревал, что ждет их впереди. А на последней монорельсовой станции перед горами, к удивлению беглецов из Гавра, их ждало… море. Но не прорвавшейся сюда воды, а море голов таких же беженцев с побережий прекрасной Франции и из Нормандии, и с юга… Они скопились перед цепью швейцарских стрелков с направленными в их сторону стволами автоматов.
Земля гор была занята исконными ее жителями, не желавшими пускать к себе чужаков.
Но как бы ни плотна была масса полуобезумевших от страха и негодования людей, но им пришлось потесниться для прохода бронекатов, с грохотом рвущихся к границе.
— Франция предъявила ультиматум. Мы войдем в горную страну вслед за бронекатами! — радостно кричали в толпе.
Но против бронекатов Франции появились бронированные машины Швейцарии, которая не воевала тысячу лет. Всему приходит конец, даже традиционному нейтралитету. Объектом вожделения стала сухая швейцарская земля с уходящими в облака горами. Впрочем, не в облака, а в суровые низкие тучи, то и дело проливавшиеся дождем.
В толпе беглецов ползли слухи о начавшихся переговорах между ощерившимися военными силами двух стран.
А людям надо было жить. Ставили неведомо откуда появившиеся палатки. Складывались из тюков стены, натягивался брезент, и под ним спасались уже промокшие, трясущиеся в ознобе люди. С трудом разжигали костры, кашляя не то от дыма, не то от простуды.
Настали сумерки, а затем и осенняя прохлада, вскоре перешедшая в нестерпимый холод. Под дождем костры тлели, а не грели.
Замерзшие люди сидели на земле, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как–нибудь согреться, забывая ссоры из–за места в палатке.
Доставали из тюков одеяла и кутались в них по двое, по трое, и даже не из одной семьи.
Ночь прошла в тщетном ожидании. Лишь Наза Вец с Ильей не рисковали ничем, прогуливаясь между противостоящими французскими и швейцарскими бронекатами и стволами артиллерийских орудий, готовых к бою.
Утром стало хоть светлее, но не теплее. Дождь лил по–прежнему, напоминая библейское сказание о сорока днях и сорока ночах проливных дождей перед великим потопом.
— Уж если нам тонуть, то пусть океан поднимется до снегов на горных вершинах. Погибать, так всем! — восклицал бывший нарядный франт, промокший костюм которого представлял жалкое зрелище.
Тогда–то и послышались первые выстрелы.
Началась война. В воздухе появились летательные машины, сбрасывая смертоносный груз, с грохотом взмывались с земли фонтаны огня и клубы дыма. Рушились здания, уничтожая, раня или оглушая людей…
Завязывались воздушные схватки. Юркие истребители, рев которых был слышен, когда они уже пролегали, схватывались с бомбардировщиками, напоминавшими исполинских летучих мышей с развернутыми треугольными крыльями.
Машины, оставляя в небе черный хвост, падали прямо на не знавших, куда убежать, людей, губя многих при ударе о землю, когда взвивались столбы огня.
Отовсюду слышались стоны и солдат, и мирных беженцев, спасавшихся от воды и попавших в огонь.
