Армин Кыомяги - Луи Вутон
Но тут стало холодно.
Не мне. Этому чертову телу. Оно посинело, начало дрожать. Ни о каком полете и слушать не желало. Похоже, этого конфликта мне никогда не разрешить. Я так и буду оставаться во власти своего слабовольного тела, которое в свою очередь подчинено всем этим надменным учебникам по химии и физике. О чем бы я ни думал, как высоко ни летал бы сейчас мой разум, это трясущееся тело все равно нашло дверь для эвакуации и понесло меня по тысячам ступенек вниз, обратно на землю, которую оно называло реальностью и о которой я ничего не хотел слышать. Там, внизу оно подобрало свои дурацкие манатки, напялило их на меня, отыскало даже курево и зажигалку, поправило на Ким ее протез и даже не забыло отметить торжество и победу реальности быстрым отрезвляющим половым актом. Когда оно запихивало в штаны член, я взглянул на его глянцевую головку с сарказмом. Это и был тот лишний груз, которого я, стоя на верхотуре, так и не нашел. Сморщенный и безобразный, висячий дублер смысла жизни.
Затем тело отвело меня и Ким к машине и довезло до торгового центра, до нашего дома, не обращая никакого внимания на ту неловкость, которую все это время пребывания в нем я испытывал.
9 ноября
Это происходило в Париже. Я стоял в длинной очереди и, задрав голову, рассматривал уходящего в небо железного монстра. Передо мной извивалась толстенная змея из людей – здесь были представлены все континенты, все религии, все возрастные группы, все расы, но при этом, только один единственный класс – анаконда среднего класса. Я встал в конце хвоста, так как это показалось уместным и абсолютно естественным. Оказался последним, за мной никто не прибавился. Это слегка смутило. Стоящие впереди то и дело поглядывали через плечо, словно пытались угадать, что должен чувствовать последний.
Время тянулось и мы вместе с ним. Высокий, пожилой мужчина в очках и в форменной одежде, с выдающимися усами под еще более выдающимся уныло отвисшим носом, молча провожал гостей до лифта. Все шло гладко и вежливо, без ненужной сутолоки. Приглушенными голосами люди разговаривали на всех языках мира, поглядывая то на башню, то оглядываясь вокруг, не забывая бросить взгляд и на меня. За минуту нащелкивали тысячи снимков, большая часть которых за секунды оказывалась в интернете. Хотя довольно было бы и одного.
После терпеливого ожидания я, наконец, добрался до лифта. Последним рейсом усатый в форме тоже поднялся наверх. Ехали молча, перед глазами проплывали толстые стальные балки, как полосы поехавшего изображения на экране неисправного телевизора.
Наверху лифт открывался прямо на смотровую площадку. Ветер трепал и перемешивал всевозможные прически толпы настолько плотной, что развевающиеся волосы попадали в глаза, рты, прилипали совершенно незнакомым людям (в том числе, и выходцам с противоположной стороны земного шара) к чему попало. Это терпели с улыбками, однако панорамные снимки, которые были испорчены чужими лохмами, тут же украдкой стирались.
Для лучшего обзора я протиснулся к ограждению. Услышал бурчание на китайском. Похоже, у меня единственного здесь не было камеры и телефона. Это заметили и, как мне показалось, даже слегка обиделись.
Невероятно, как высоко мы находились. Посмотрел вниз на город и не смог отделаться от ощущения, что все эти сотни и тысячи домов будто обложили нас. Что мы тут, наверху, неважно, что мы строители этих домов (ну, или потомки строителей), словно загнанное в угол на верхушке башни стадо ослабленных животных, которых пытаются вытеснить со своей территории здания из камня, стекла и стали. На широкой темноводной реке между массивными мостами скопились десятки прогулочных суденышек, они, как и здания, явно наслаждались видом жертв, загнанных на верхотуру. У меня закружилась голова. Что-то здесь было не так. Чувствовал себя полудохлым существом в тесной клетке зоопарка, которое с кем-то перепутали. Надо было выбраться отсюда. Удрать без промедления, не раздумывая. Я подтянулся на перилах и оттолкнулся.
Я падал. Спиной вниз, лицом к небу. Видел, как защелкали вспышки фотоаппаратов. Слышал окрики и возгласы. Тогда повернулся в воздухе так, чтобы смотреть вниз. Хорошее чувство. Спасения и свободы. Легко дышалось. Земля приближалась очень медленно – настолько высоко мы залезли, вернее, заехали. Пешком за такое короткое время так высоко не заберешься. Для этого необходим транспорт. Транспорт ускоряет все, особенно восхождение, а добраться вниз нам дано и своими силами. Поискал в воздухе наиболее удобное положение, полежал на животе, потом на боку, даже попробовал позу портного. До чего же приятно было падать.
Примерно через час немного заскучал. Земля приблизилась незначительно. Встречный ветер холодил, пришлось до конца задернуть молнию на куртке и даже поднять воротник. Все позы были испробованы, костяк свело, я растирал бедра и икры, судороги донимали мышцы живота. Я забеспокоился. Долго это может продолжаться? Взглянул наверх. Смотровая площадка пропала из виду. А до земли по-прежнему еще ой, как далеко. Делать было нечего. В полном смысле этих слов. Курс один, без вариантов, опять же абсолютно не согласованный с моими скромными пожеланиями. Буквально. Если вам не подходит наша гравитация, сваливайте на другую планету. Навязчивое гостеприимство, исключающее возможность выбора.
Затем послышался какой-то свист, и я развернулся. Сверху приближалась черная точка. Я чуть не лопнул от нетерпения. Неужели кто-то спешит ко мне на помощь? Слава Богу, честное слово! Точка постепенно увеличивалась в размере. Скоро глаза различили несущуюся вниз головой человеческую фигуру в серебристом костюме вроде скафандра, только намного уже и по последнему писку моды плотно облегающем тело. Когда он завис надо мной (наши скорости в свободном полете не сильно различались), я успел заметить у него на голове каску с эмблемой Red Bull. Он пролетел мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания, словно я и не человек вовсе, а бессмысленно порхающая пылинка. На подошвах его кроссовок виднелась надпись: Felix. Я был обманут и разочарован. Но внезапно откуда-то послышался нервный окрик: «Watch out!», и прежде, чем я успел хоть что-то сообразить, мимо со свистом промчался человек с телекамерой, а за ним, хлопая юбкой, расфуфыренная девица с микрофоном, который она держала в вытянутых руках как револьвер. Я смотрел им вслед, пока они не превратились в точки. И тогда услышал новые голоса. Поспешно перевернувшись, застыл от ужаса. Небо надо мной потемнело от сонма точек. Их становилось все больше и больше, и я испугался, что вот-вот наступит полнейшая темнота. Мимо летели люди, веселые и возбужденные. Сотни, тысячи, думаю, что миллионы, если не больше, и у всех телефоны и фотоаппараты. Одна узкоглазая девушка мимолетом сфотографировала меня, проверила качество снимка на экране смартфона и, очевидно, оставшись довольна, послала мне воздушный поцелуй, после чего головой вперед нырнула в падающую человеческую массу.
Это продолжалось долгие часы. Поток людей не иссякал, они пролетали как вблизи меня, так и в отдалении. Я проголодался. Попробовал тормознуть кого-нибудь, чтобы попросить поесть, но кроме недоуменных взглядов ничего не выцыганил. Отступил и свернулся клубком. Было холодно. Поток падающих потихоньку начал редеть. Спустя час-другой из виду исчезла последняя точка. Небо вновь прояснилось и посветлело. Самую малость пригревало солнце, я вертелся и так, и сяк, чтобы тело хоть немного оттаяло. Вдруг услышал покашливание. Незаметно рядом возник тот пожилой мальчик-лифтер в форме. Он раскинул руки, погасив таким образом скорость, и повис рядом. Я показал пальцем на свой рот. Он в замешательстве смотрел на меня, и понадобилось довольно много времени, прежде чем понял. Он медленно закивал, а в уголках рта возникли сочувственные складки смеха. Вытащив из кармана брюк пачку сигарет, он протянул мне худую руку. Ветер трепал рукав пиджака. Я взял пачку. Pall Mall с единственной последней сигаретой. Я вопросительно посмотрел на мужика, тот пожал плечами, по-своему любезно и подбадривающе, поднес руку к козырьку, произнеся при этом: «Бери, чего там».
Потом принял позу ныряльщика и исчез с моих глаз.
12 ноября
Холодрыга. Не отпускает уже на протяжении довольно длительного времени. Еще и эти сновидения, в которых бесконечно падаешь навстречу пронизывающему ледяному ветру, тепла не добавляют.
Интересно, а у меня есть надежда дождаться весны? Или же в будущем этой оптимистической выдумке человечества из-за ничтожного количества зрителей будет неохота даже показываться на сцене? Я, конечно, могу и дальше тупо отрывать листки календаря – вплоть до 31 декабря. Но это и все. Больше календарей нет. Нет конферансье, который объявит о приходе очередной весны. И самое популярное из четырех времен года так и останется дремать за кулисами сцены с чашкой скованного льдом кофе в одной руке и пилочкой для ногтей – в другой.
