Евгений Енин - Случайностей не бывает
— Зхдите, — невнятно пробурчал парень, махнув в сторону открытой двери.
За дверью был ещё один коридор. С паркетным полом, красной ковровой дорожкой, стенами в дубовых панелях и розетками на потолке в виде пятиконечных звёзд. В конце коридора, у закрытой двустворчатой двери высотой под потолок с большими латунными ручками стоял стол с чёрным телефоном с круглым диском и лампой с зелёным абажуром. За столом сидел мужчина лет тридцати, в сером костюме, который смотрелся на нём как военная форма.
— Нас не расстреляют? — не разжимая зубов спросила Яна.
— Не знаю, — также ответил Артём.
Яна обернулась. Сзади была такая же дверь, как впереди, весь её вид говорил: «Заперто».
Человек за столом молча смотрел на них, постукивая тупым концом карандаша по столу.
— Пошли, спокойно, — прошептал Артём.
— А ты плясать хотел или рожи корчить? — прошептала Яна, и пихнула его пальцем в рёбра.
Они встали у стола. Человек в сером костюме внимательно посмотрел на каждого. У Яны создалось ощущение, что её лицо сканируют медленным сканером на паровой тяге. Мужчина перевёл взгляд на разлинованный листок, лежащий перед ним, не торопясь, пронёс карандаш над бумагой, что-то выискивая. Карандаш остановился. Он зачеркнул две строчки.
«Артём Столетов». «Яна Скворцова». Артём был уверен, что успел прочитать их фамилии.
Человек положил поверх списка другой лист, исписанный вручную, и, не поднимая от него головы, молча кивнул на дверь.
За дверью был кабинет. Полутёмный, но видно, что вполне современный, с нормальной мебелью, с большим компьютерным монитором на столе. Над столом висели портеры президента и премьера, на приставном столике справа от кожаного, явно дорогого кресла стояли два телефона с гербами вместо номеронабирателей. Дверь, через которую они вошли, видимо, была дверью в комнату отдыха хозяина кабинета.
— Вертушки. Правительственная связь, — сказал Артём вполголоса.
Яна кивнула. Ему лучше знать.
— Смотри! — Она показала на окно.
Там был рассвет, улица Охотный ряд и, направо, Манежная площадь с большим, метров пять в диаметре, синим ёлочным шаром у входа в метро. Вся площадь, Театральный проезд, Охотный ряд, перекрёсток с Тверской, насколько им было видно, заполняли плотно стоящие, лицами в затылки, люди. Все стояли, повернувшись к одной точке, входу в метро Охотный ряд.
— Под землёй они как-то живее были, — заметила Яна.
— Ну, наверное, там быстрее заморозились и быстрее разморозились. Слушай, а что это за дребезжание?
Яна только сейчас обратила внимание на звук. Дребезжало где-то на столе. Стол они не рассматривали, свет в кабине не включали, сразу подошли к окну. Точно, дребезжало оттуда. Они подкрались с двух сторон, как будто ловили мышь.
За стопкой кожаных папок, лежащей с правого края стола, невидимая от окна, крутилась жёлтая монета. Так, словно её крутанули, и она вот-вот упадёт, переваливаясь с ребра на ребро, но всё никак не падает.
Не падала монета, видимо, очень давно. Она продолбила в твёрдой древесине столешницы лунку, и сейчас продолжала вращаться, наполовину засыпанная красноватыми опилками дорогого дерева.
— Кирпич, — прошептал Артём.
— Кирпич, — согласилась Яна.
В боковом зрении монета не то, что дребезжала, она металась по столу размытым пятном.
— Совсем не отсюда, — сделала вывод Яна.
Артём протянул руку к столу, которую Яна тут же перехватила.
— Дурак совсем? Если тебя в эту дырочку затянет, ты в сосиску превратишься.
— Может, её вон, ручкой подцепить? — показал Артём на письменный прибор с серебряной перьевой ручкой.
— Тоже нельзя, металл, ток проводит, — Яна помнила, как её замкнуло через Артёма.
— При чём здесь ток? Ну давай я её клавиатурой шибану, она пластиковая?
Яна посмотрела на свои руки. Она, как и Артём, стояла, нагнувшись над монетой, опершись о стол.
— Давай с гарантией. Стол точно можно трогать. Мы уже его трогаем. Можешь его перевернуть?
— Стол? Перевернуть?
По лицу Артёма было ясно, что переворачивать столы в жизни ему не приходилось, и даже мысль об этом в голову не заглядывала. Теперь она пришла, и они с Артёмом радостно улыбнулись друг другу.
— Отойди.
Он отодвинул Яну от стола, взялся за край.
— А монитор? — вдруг повернулся он к ней. — Может, убрать? Разобьётся же.
— Давай быстрее, — шикнула Яна.
— Понял.
Артём напрягся, стол был из цельного дерева, с тумбами, очень тяжёлый.
— Щ-щ-щас, — выдавил он.
Руки его заметно тряслись.
Яна бросилась помогать.
Свалившийся со стола монитор порадовал их хрустом. Посыпались папки. Тяжело упал письменный прибор. Со стола соскользнуло всё, что на нём лежало. Кроме монеты.
Она продолжала вращаться, и её вибрация усилилась, как только они начали наклонять стол. Теперь монета не дребезжала, а била по дереву, так что у них в руках отдавалось.
— Быстрее, — простонала Яна.
У неё сил больше не было, у Артёма чуть-чуть нашлось, и этого хватило, чтобы стол тяжело грохнулся набок, зашатался и перевернулся вверх ногами, задрав тумбы и гарантированно доломав монитор.
— Фу-у-ух! Круто!
Артём явно вдохновился разгромом кабинета какого-то большого начальника и смотрел на столик с «вертушками» с большим воодушевлением.
— Вон, смотри, — дёрнула его Яна, тяжело дыша.
По паркету катился жёлтый кругляшок. Артём догнал его и схватил до того, как он начал вращаться на одном месте, на всякий случай.
— Эк, — только успела крякнуть Яна, но ничего не произошло.
Артём вернулся, держа в пальцах монету. Бронзовую. На одной стороне номинал, пять копеек, в обрамлении колосков, на другой — герб СССР и надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Год отчеканен на той стороне, где номинал. Тысяча девятьсот тридцать пятый. Год, когда заработала красная ветка, а с ней и всё московское метро. Таким же пятачком Джозеф платил за их проезд в поезде-призраке.
Яна посмотрела на монету и шагнула к окну, закусив губу.
Люди на улице зашевелились.
Подробностей сверху не рассмотреть, но они как будто проснулись и пытались понять, как здесь оказались. Многие тряслись, видимо, замёрзли, пока стояли неподвижно.
— Иди сюда, — позвал её Артём. — Смотри. Краем глаза.
Яна отвернулась от окна уже с другим выражением лица и посмотрела на то, что показывал Артём. Воздух над монетой, лежащей на его ладони, дрожал, как нагретый.
— А теперь сюда смотри. — Он взял её запястье, показывая ей собственную руку.
— И что? О… Да.
Воздух над её ладонью дрожал точно так же. Она на всякий случай посмотрела на свою ногу. Та же картина.
— Сейчас попробуем.
Прежде, чем Яна успела сообразить, что он делает, Артём положил монету ей на ладонь.
Кабинет исчез.
* * *Сутки спустя, после долгих бесед, больше похожих на допросы, в кабинете Ракитского, после чиха от попытки обнять Табачного Духа и шишек, набитых рогами обнимающейся Азалии, после бани, которой заправляли банники, маленькие и бородатые, как домовые, только голые, после того, как они уснули ещё до того, как их допарили, и после двадцати часов сна, во время которого над ними произвели какое-какие полезные для здоровья магические процедуры, Яна, Артём и Табачный Дух сидели, как он сказал, в офисе.
Это был маленький одноэтажный домик, спрятавшийся за трёхэтажными небоскрёбами недалеко от станции Малюты Скуратова. На двери сделанная, видимо, мелом полустёршаяся надпись: «Случайники. Штаб-квартира. Круглосуточно. Не стучать».
Внутри пахло нагретой пылью. Табачный Дух как-то умудрился щёлкнуть своими призрачными пальцами, и пыль, покрывавшая все горизонтальные поверхности, исчезла, но запах остался.
Пока Дух работал один, нужды в этом офисе не было, глупо сидеть в кабинете с табличкой «Табачный Дух, действительный статский советник», если эту табличку с той стороны двери некому прочитать. Но теперь их было трое.
— Завтра полностью все станции откроют. Ну кроме Тропарево, конечно, там ещё ремонту на неделю, — рассказывал Табачный Дух.
Его лицо сейчас представляло собой гибрид лиц Сталина и Черчилля с фотографии, где они сидят рядом с Рузвельтом в Ялте. Холмсу место в рядах победителей не нашлось.
На столе стоял маленький, литра на полтора, самовар, дым из которого втягивался в Табачного Духа где-то под столом, и блюдо с разными пирожками. Оказывается, Тут тоже была доставка еды. Если адрес был точный, лукошки с заказами доставляли маленькие летающие коврики. Как их назвал Артём, квадрокоптеры каменного века.
— А что так долго? — спросила Яна. — Это же четверо суток почти, получается, метро не работает.
— Расследуют. — Сигару Черчилля в зубах Табачного духа сменила папироса Сталина. — А точнее, придумывают, как объяснить. Так просто это дело не замять, это, почитай, целый город очухался неизвестно где и не понял, как туда попал. Ну, — махнул он третьей рукой, — опять наплетут что-нибудь про утечку газа.
