Андрей Бондаренко - Народная Воля – 2017
Алексей, стараясь выглядеть естественным, огляделся по сторонам.
Занято было примерно половина столиков. В основном, парами – дамы с оголёнными плечами, армейские офицеры в парадной форме. Хотя и штатские попадались – в смокингах и фраках.
На низкой сцене, расположенной посередине зала, что-то наигрывали на балалайках и ложках дюжие парни в белых льняных рубахах, расшитых разноцветными петушками и медвежатами. После них дородная тётушка старательно и душевно пропела пару русских народных песен. Типа: – «Степь. Да степь – кругом. Путь – далёк – лежит. В той степи – глухой – замерзал ямщик. И, набравшись сил, чуя – смертный час, он – товарищу – передал наказ. Ты, товарищ мой, не попомни зла. В той степи глухой – схорони меня…».
Публика вяло и равнодушно похлопала в ладоши, уделяя, в основном, внимание кухонным изыскам и дорогим винам.
Вскоре в зале, в сопровождении трёх дюжих охранников, появился Аматов – дородный пожилой дядечка в белом летнем костюме.
Дядечка выглядел солидно и презентабельно донельзя. Ростом – под метр девяносто пять. Грузен и вальяжен – килограмм на сто пятьдесят запросто потянет. Чёрная кучерявая шевелюра, очки в платиновой оправе. На левом запястье красовался массивный золотой «Ролекс». На безымянном пальце правой руки был выставлен на всеобщее обозрение перстень с нехилым чёрным брильянтом.
– Натуральный «шеф» из мультика про капитана Врунгеля, – едва слышно хмыкнув, прошептала Аля.
После краткой процедуры знакомства Аматов забрал основную нить мероприятия в свои пухлые и хваткие ручонки. Последовали цветастые и заковыристые тосты, сопровождавшиеся двусмысленными шуточками и «солёными» анекдотами.
«Этот австрийско-русский гад посматривает на Альку с нескрываемо-плотоядным интересом», – начал злиться Лёха. – «Так и раздевает взглядом, тварь похотливая. А наша легкомысленная фройляйн Мюллер-Вагнер его в этом старательно поощряет. Глазками, блин горелый, так и стреляет. Принимает различные игривые и завлекательные позы…. Тьфу, да и только! Ага, на сцену поднялся старенький скрипач. Осторожно коснулся – длинным смычком – струн…. Да, большой мастер, ничего не скажешь…».
Через некоторое время Алина выразила горячее желание – немного помузицировать.
– Без вопросов, прекрасная парагвайская донна! – обрадовался-оживился Аматов. – Просим, просим! Проходите на сцену!
Аля, элегантно сверкнув пикантным разрезом на платье, поднялась со стула, и, вызывающе покачивая стройными бёдрами, проследовала к сцене, где что-то негромко наигрывал пожилой скрипач, обладатель совершенно немыслимой, седой и лохматой шевелюры.
Девушка, взойдя по короткой лесенке, небрежно постучала старика по плечу сложенным японским веером, дождавшись, когда он опустит смычок, протянула лист нотной бумаги и, улыбнувшись, произнесла несколько длинных фраз.
Скрипач – в первый момент – посматривал на Алину с явной неприязнью, как и полагается смотреть на взбалмошных богатых дур, но, вот, его лицо подобрело и расплылось в широкой улыбке. Бросив ещё один быстрый взгляд на листок нотной бумаги, обладатель седой гривы согласно закивал головой.
Аля грациозно уселась за рояль, сбросила с правой ноги туфельку немыслимой красоты с десятисантиметровым каблучком-шпилькой, и освобождённой ступнёй несколько раз нажала на латунную педаль, приноравливаясь к её ходу.
Скрипач вышел на самый край подиума и, солидно откашлявшись, громко объявил:
– Уважаемые дамы и господа! Сейчас прекрасная и обворожительная фройляйн Герда, обладательница совершенно неземной красоты, прибывшая к нам из одной далёкой южной страны, исполнит старинный немецкий романс – «Серебряное прозрение»!
Старик медленно приблизил смычок к тонким струнам изящной скрипки цвета переспелого абрикоса. Алина осторожно коснулась пальцами чёрно-белых клавиш рояля и запела:
Когда приходит он – уже – под вечер, Бродяга-ветер, с розою в руке. Несёт её – прекраснейшей из женщин, И тишина – купается в реке…
Когда приходит он. Уже – под вечер…
Тогда – вновь просыпаются желанья. И память – словно чей-то громкий вскрик… На краюшке обрыва – мирозданья Вы не волнуйтесь. Я уже привык… На краюшке обрыва – мирозданья…
Ещё сюжет. Уже на склоне лета, Тот ветер испугался, убежал. Она пред ним предстала – не одета, Совсем другого он тогда – желал… Она пред ним предстала – не одета… Я прихожу всегда – уже – под вечер. С бордовой розой, трепетный – уже.
За целый час – до вожделенной встречи, Она меня встречает – в неглиже…
За целый час – до вожделенной – встречи… Романса нить – серебряная пыль. Вуаль на клавишах – по-прежнему – прозрачна… Она вновь уверяет: это – быль. И на меня глядит – так однозначно… Романса нить – серебряная пыль…
Песенка была очень короткой и простой, но старый скрипач умудрился превратить её в настоящий шедевр – ресторанная публика зашлась в экстазе, кавалеры тут же побросали своих прекрасных дам и, неистово аплодируя, бросились к подиуму…
Только минут через десять Аля, сопровождаемая восхищёнными мужскими возгласами и завистливыми женскими взглядами, вернулась на место.
«Странно, но сброшенная туфелька вновь оказалась у неё на ноге», – удивился Алексей. – «Когда она только успела надеть её – в этой беспокойной чехарде? Чертовка шустрая…. Интересно, а куда это подевался милейший Александр Михайлович? Был – и нету. Неужели, гнида скользкая и подозрительная, соскочил с крючка?».
Но вскоре Аматов, в компании с огромным букетом шикарных алых роз, вернулся к столику и, преданно посматривая на Алину похотливыми глазёнками, сделал неожиданное (Или же, наоборот, насквозь ожидаемое?), предложение:
– Может, счастливые парагвайские молодожёны, переберёмся ко мне домой? Гости пусть выпивают, закусывают и веселятся. Естественно, за мой счёт…. И не спорьте, пожалуйста! Неужели вы думаете, что я возьму с вас деньги? Никогда! Считайте этот банкет моим скромным свадебным подарком. Вернее, первым – из череды – подарком…
– А, что мы будем делать у вас дома? – подозрительно прищурившись, спросил Лёха.
– Ну, ничего особенного, – на секунду вильнул взглядом «серый» банкир. – Выпьем хорошего вина, произведённого на моих французских виноградниках. Немного пообщаемся и обменяемся, так сказать, мироощущениями…. Вы мне подробно расскажете о легендарных немецких колониях, размещённых в Парагвае. Я же, в свою очередь, похвастаюсь всякими историческими раритетами и документами времён Великого Рейха…. Так, как? Едем?
– Едем! – браво тряхнула светлой чёлкой Алина. – Меня всегда интересовали всякие исторические штуковины…. А, как же ваша семья? Мы не потревожим домочадцев?
– Жена и дочка отдыхают в итальянском поместье моих закадычных друзей. Так что, нам никто не помешает…
Они душевно распрощались с гостями и покинули ресторанный зал.
– А уважаемые супруги Наливайко чем-то очень сильно встревожены, – поправляя перед зеркалом причёску, шепнула Алина. – Да и Митя Пушениг заметно волнуется…. С чего бы это, вдруг?
Алексей и Аля устроились на заднем замшевом сиденье тёмно-коричневого «Бентли».
– Обивка выполнена из шкур месячных гуанако, – усаживаясь на водительское место, с гордостью хмыкнул Аматов. – Стоит – страшно сказать, сколько. Ну, поехали, благословясь…
Следом за «Бентли» следовал, словно привязанный, чёрный «Мерседес» с телохранителями.
Минут через двадцать пять машины подъехали к двухстворчатым металлическим воротам, встроенным в высокий кирпичный забор.
– Закрытое коттеджное поселение для солидных и обеспеченных людей, – нажав на тормоз, пояснил Александр Михайлович и, достав из кармана пиджака мобильник, скомандовал: – Охране – следовать по домам! Я сказал…. Что? Не спорить! И без вас обойдусь. Подъезжайте завтра утром, к семи тридцати. Всё. Конец связи!
«Мерседес», обиженно фыркнув, уехал. Створки ворот разошлись в разные стороны.
«Бентли» медленно и плавно катил по узкой дорожке, вдоль которой – через каждые двенадцать-пятнадцать метров – были расставлены яркие фонари, а Аля восторженно комментировала увиденное:
– Ух, ты, какое необычное и величественное сооружение! Натуральный средневековый замок! Башенки, башенки, ров, заполненный водой, перекидной мостик…. Здорово придумано! Ой, настоящая корейская пагода! Какие изящные линии! Запросто можно обалдеть…
– Извращенцы богатенькие, – вертя баранку, неодобрительно вздохнул Аматов. – Выпендриваются друг перед другом, словно капризные звёзды Голливуда на вручение «Оскара»…. Лично я в этом параде тщеславий участия не принимаю. Выстроил скромный домик в стиле – «классическая русская усадьба девятнадцатого века». Не более того. Скромность, как известно, украшает человека. Причём, любого.
