Чайна Мьевиль - Город и город
Я взглянул, но никто из наших собеседников не выглядел особо возмущённым. На лице у Кая видна была даже тень добродушия.
— Я избавлю вас от лишних хлопот, — сказал Дхатт. — Он как раз такой бещельский дрочила, как вы думаете, и можете растрезвонить об этом по всей конторе. Пойдём, Борлу.
Мы прошли через гараж участка, и он взял свою машину.
— Эй… — Он указал на рулевое колесо. — Мне даже не пришло в голову, что вы, может, хотите попробовать езду по уль-комским дорогам.
— Да нет, спасибо. Думаю, это собьёт меня с толку.
Вождение в Бещеле или Уль-Коме является достаточно сложным делом, даже когда находишься в своём родном городе, стараясь поладить и с местным, и с иностранным трафиком.
— Знаете, — сказал я. — Когда я впервые сел за руль… должно быть, здесь оно так же: видя все машины на дороге, надо научиться не-видеть те, что за границей, но не-видеть с такой быстротой, чтобы успеть убраться с их пути.
Дхатт кивнул.
— В общем, когда я подростком впервые сел за руль, надо было привыкнуть носиться, огибая все эти старые колымаги и прочее в Уль-Коме, ослиные упряжки в некоторых районах и что там у вас было. Что не-видишь, но о чём знаешь… Теперь, спустя годы, большинство из того, что я не-вижу, обгоняет меня.
Дхатт рассмеялся. Чуть ли не смущённо.
— Дела идут то вверх, то вниз, — сказал он. — Через десять лет вы снова станете обгонять.
— Сомневаюсь.
— Да ладно, — сказал он. — Всё переменится, всегда так бывает. Это уже началось.
— Наши выставки? Пара крошечных инвестиций. Думаю, какое-то время вы будете вожаком стаи.
— Мы в блокаде!
— Кажется, вам из-за неё не так уж плохо. Вот нас Вашингтон любит, но в доказательство этого мы можем предъявить только кока-колу.
— Не возмущайтесь, — сказал Дхатт. — Вы канадскую колу пробовали? Всё это чушь времён холодной войны. Кого вообще колышет, с кем хотят играть американцы? Удачи вам с ними. «О, Канада…»
Дхатт пропел эту строчку, а потом сказал:
— Как там в вашем отеле с едой?
— Ничего. Паршиво. Не хуже, чем в любом другом отеле.
Он крутанул руль, свернув с уже знакомого мне маршрута.
— Милая? — сказал он в телефон. — Ты не могла бы сварганить ужин побольше? Спасибо, красавица. Хочу познакомить тебя со своим новым напарником.
Звали её Яллья. Прехорошенькая, намного моложе Дхатта, она, однако, встретила меня с большим достоинством. Она играла роль и наслаждалась этим, поджидая у дверей их квартиры, чтобы на уль-комский манер трижды расцеловать меня в знак приветствия.
По пути Дхатт посмотрел на меня и спросил: «Всё в порядке?» Быстро выяснилось, что он жил, говоря гросстопично, в пределах мили от моего дома. Из их гостиной я увидел, что окна Дхатта и Ялльи, как и мои, выходят на один и тот же участок зелёной земли тонко сбалансированной штриховки, который в Бещеле был рощей Майдлина, а в Уль-Коме — парком Квайдзо. Я сам часто гулял в Майдлине. Там есть места, где заштрихованы даже отдельные деревья и где уль-комские и бещельские дети карабкаются рядом, повинуясь шёпотным наказам своих родителей не-видеть друг друга. Дети подобны кулям с инфекцией. Из-за этого распространялись заболевания. И здесь, и у меня на родине с эпидемиологией всегда было трудно.
— Как вам нравится Уль-Кома, инспектор?
— Тьядор. Очень нравится.
— Чепуха, он думает, что все мы бандиты и идиоты и наводнены тайными армиями из скрытых городов. — Смех Дхатта не был лишён язвительности. — Во всяком случае, возможностей осматривать достопримечательности у нас немного.
— А как движется дело?
— Нет никакого дела, — сказал он ей. — Есть ряд случайных и неправдоподобных происшествий, которые не имеют никакого смысла, если только не верить в самую страшную чушь изо всех возможных. А в основе всего этого — мёртвая девушка.
— Это правда? — спросила она у меня.
Еду вносили по частям. Она была не домашнего приготовления и вроде бы включала в себя множество полуфабрикатов и расфасованных продуктов, но была лучшего качества, чем я ел прежде, и более уль-комской, хотя это не безусловное благо. Небо над заштрихованным парком потемнело из-за наступающей ночи и влажных облаков.
— Вы скучаете по картошке, — сказала Яллья.
— Это у меня на лице написано?
— Вы ведь, кроме неё, ничего не едите? — Она думала, что ведёт себя игриво. — А такое для вас слишком остро?
— Кто-то следит за нами из парка.
— Как вы можете отсюда определить? — Она глянула поверх моего плеча. — Надеюсь, ради их же блага, что они в Уль-Коме.
Она была редактором финансового журнала и увлекалась, судя по книгам, которые я видел, и плакатам в ванной, японскими комиксами.
— Вы женаты, Тьядор?
Я пытался отвечать на вопросы Ялльи, хотя на деле они для этого поступали слишком быстро.
— Вы впервые в Уль-Коме?
— Нет, но давно не был.
— Значит, вы её не знаете.
— Нет. Когда-то я мог утверждать, что знаю Лондон.
— Вы хорошо попутешествовали! А теперь со всем этим путаетесь со странниками и брешедеями? — Такое направление разговора меня не порадовало. — Куссим говорит, что вы проводите время там, где выкапывают какое-то заколдованное старьё.
— Там так же, как и в большинстве мест, всё куда более бюрократично, чем представляется, какие бы причудливые истории ни плели.
— Это смешно. — И вдруг, совершенно внезапно, она приняла смиренный вид. — Мне не следует шутить по этому поводу. Это просто потому, что я почти ничего не знаю о той девушке, которая умерла.
— Ты никогда не спрашивала, — сказал Дхатт.
— Ну, это… У вас есть её фотография? — спросила Яллья.
Должно быть, я выглядел удивлённым, потому что Дхатт пожал плечами, глядя на меня. Я полез во внутренний карман пиджака, но вспомнил, когда его коснулся, что единственная фотография, которая у меня была, — уменьшенная копия фото, сделанного в Бещеле, вложенная в мой бумажник, — изображала Махалию мёртвой. Мне не хотелось её показывать.
— Простите, нет.
В непродолжительной тишине мне пришло в голову, что Махалия была лишь на несколько лет моложе Ялльи.
Я пробыл там дольше, чем ожидал. Она была хорошей хозяйкой, особенно когда я отвлёк её от прежних тем — она позволила мне перевести разговор в другое русло. Я наблюдал, как они с Дхаттом исполняют неясно-склочные сценки. Это было так трогательно, что я отвлёкся от наших проблем. Созерцание Ялльи и Дхатта навело меня на мысли о Сариске и Бищайе. Мне вспомнилось странное рвение Айкама Цуеха.
Когда я собрался к себе, Дхатт вывел меня на улицу и направился к машине, но я сказал ему:
— Я доберусь сам.
— С вами всё в порядке? — спросил он. — Вы весь вечер были словно не в себе.
— Всё в порядке, извините. Мне очень жаль, я не хочу быть грубым; это очень любезно с вашей стороны. Правда, вечер был очень хорош, а Яллья… Вы счастливец. Я просто стараюсь всё обдумать. Слушайте, я вполне смогу добраться. Деньги у меня есть. Уль-комские. — Я показал ему свой бумажник. — Все документы при мне. Значок посетителя на месте. Знаю, вам неудобно, что я отправлюсь вот так, но я, серьёзно, хотел бы пройтись, мне надо немного побыть на воздухе. А вечер был прекрасный.
— Чёрт, о чём вы толкуете? Дождь ведь идёт.
— Я люблю дождь. И вообще это морось. Вот в Бещеле вы бы и дня не выдержали. В Бещеле у нас дожди что надо.
Старая шутка, но он улыбнулся и сдался.
— Ладно уж. Но нам надо решить эту задачку, знаете ли, мы не очень-то продвинулись.
— Верно.
— А ведь мы — лучшие умы, что имеются в наших городах, не так ли? Но Иоланда Родригез до сих пор не найдена, а теперь у нас пропал ещё и Боуден. Медалей нам за это не вручат. — Он огляделся. — Серьёзно, что происходит?
— Вы знаете всё, что знаю я, — сказал я.
— Меня донимает, — сказал он, — вовсе не то, что нет никакого способа осмыслить это дерьмо. А как раз то, что способ его осмыслить есть. Но я не хочу идти этим путём. Я не верю в…
Он отмахнулся от зловещих спрятанных городов. Посмотрел вдоль улицы. Она была сплошной, так что ни одно из освещённых окон вверху не являлось иностранным. Ещё не так уж поздно, и мы были не одни. Людские силуэты высвечивались фонарями дороги, перпендикулярной улице Дхатта, дороги, проходившей по большей части в Бещеле. На мгновение я подумал, что вон та чёрная фигура наблюдает за нами достаточно долго, чтобы это представляло собой брешь, но потом она двинулась дальше.
Когда я пустился в путь, поглядывая на размытые очертания города, то никуда конкретно не направлялся. Просто двигался на юг. В одиночестве шагая мимо тех, кто одинок не был, я тешил себя мыслью пойти туда, где жили Сариска, Бищайя или даже Корви. Они знали, что я в Уль-Коме. Я мог бы найти их и идти рядом с ними по улице, и мы были бы в нескольких сантиметрах, но не могли бы друг друга признать. Как в той старинной истории.
