Филип Дик - Короткая счастливая жизнь коричневого тапка (Сборник)
Никаких цифр, пустота.
— Что это значит? — выдавил Рейнхарт.
— Фантастика! Кто бы мог подумать, что…
— Я спрашиваю, что случилось?
— Машина не способна обработать эту информацию, а поскольку не может ее интегрировать, то выбрасывает произвольные цифры.
— Но почему?
— Переменная величина, — побелевшими губами прошелестел трясущийся Каплан. — Нечто, что нельзя просчитать. Тот непредсказуемый индивидуум из прошлого. Машина бессильна. Человеческий фактор.
II
Томас Коул точил нож, когда его поглотил вихрь.
Нож принадлежал хозяйке большого зеленого дома. Всякий раз, когда Коул проезжал мимо на своей повозке с надписью «Починяю», она давала ему что-нибудь заточить. А однажды угостила кофе, настоящим черным кофе из древнего гнутого кофейника. Коулу понравилось; он знал толк в этом напитке.
Моросило, небо затянули облака. В такой денек много не заработаешь. Автомобиль распугал его лошадок. В такую погоду редко кто высовывал на улицу нос, и Коулу самому приходилось слезать с повозки и звонить у дверей.
Впрочем, хозяин желтого дома дал ему доллар. Коул исправил холодильник, который никто, даже ремонтники с фабрики, не мог починить. Доллар — это вам не шутки, доллара ему хватит надолго.
Коул понял, что это торнадо, еще до того, как его накрыло. Внезапно стало тихо. Он спокойно сидел, склонившись над точильным камнем, зажав коленями вожжи. К тому времени Коул почти закончил работу, поплевал на лезвие и поднял нож. И тут его накрыл вихрь.
В мгновение ока мир вокруг окутала серая пелена. Коул вместе с лошадками и повозкой оказался в самом центре вихря; они бесшумно парили в сером бесконечном — сколько хватало глаз — мареве.
Он еще размышлял над тем, что теперь делать и удастся ли вернуть леди ее нож, как его стукнуло о землю, опрокинуло и распластало. Лошади испуганно заржали, пытаясь встать на ноги. Коул вскочил.
Где он?
Серая мгла рассеялась. Коула окружили белые стены. Все вокруг заливал свет, не солнечный, но не менее яркий. Упряжка завалила повозку набок, инструменты посыпались на землю, но Коул запрыгнул на козлы и выправил крен.
И тут заметил людей.
Мужчины в странной униформе, с изумленными лицами. Крики, вопли, всеобщее смятение — и острое ощущение опасности.
Коул направил повозку к двери, расшвыривая по сторонам оторопевших незнакомцев. Звонко зацокали по металлу железные копыта. Повозка выехала в широкий коридор, похожий на больничный.
Коридор разветвлялся. Отовсюду выскакивали люди, вопя и суетясь, словно белесые муравьи. Темно-лиловая вспышка — и угол деревянной повозки задымился.
Испуганный Коул погонял и погонял лошадок. Повозка с грохотом врезалась в огромную дверь — та поддалась. Они были на свободе, солнце слепило глаза. Повозка накренилась, и целую секунду казалось, что она перевернется, затем лошадки набрали скорость и рванули через поле к дальней кромке зелени. Коул не выпускал вожжи из рук.
Постепенно уменьшающиеся в размерах люди отчаянно жестикулировали. Какое-то время Коул еще мог слышать их вопли, но скоро все стихло. Коул натянул вожжи и перевел дух.
Лес вдалеке оказался одичавшим нарком: непроходимые джунгли, буйная и беспорядочная растительность.
В парке было пусто. Судя по солнцу, раннее утро или вечерние сумерки. Судя по ароматам трав и цветов и мокрых от росы листьев, скорее утро. Но когда на Коула обрушился торнадо, стоял дождливый вечер, а небо было затянуто тучами.
Коул размышлял. Далеко ж его занесло. Больница, странный свет, люди с бледными лицами, их речь с акцентом — Небраской тут и не пахнет. А что, если он и вовсе перемахнул через границу?
Часть инструментов выпала по дороге. Коул собрал то, что осталось, любовно поглаживая каждую железку. Пропали маленькие зубила и деревянные стамески. Коробочка со всякой мелочью раскрылась, детали рассыпались, но Коул сгреб оставшиеся и аккуратно ссыпал обратно. Затем вынул ножовку, протер промасленной тряпицей и убрал на место.
За повозкой медленно вставало солнце. Коул приложил к глазам мозолистую руку. Сутулый крепыш с седой щетиной, в помятой и грязной одежде, но взгляд бледно-голубых глаз ясен и чист, а руки удивительно благородной лепки.
Ему нельзя оставаться в парке. Они видели, куда он поехал, погони не избежать.
Высоко в небе что-то чернело. Крошечная точка приближалась с пугающей быстротой. А вот и вторая. Точки пропали, он едва успел их заметить. Они передвигались совершенно беззвучно.
Коул насупился, эти точки беспокоили его. Нельзя останавливаться, к тому же пора поискать чего-нибудь съестного. В желудке урчало.
Работа. На свете не существовало такой работы, с которой он бы не справился: копка огородов, заточка ножей, починка часов, домашней утвари, любых механизмов, даже покраска стен, столярные и прочие работы по хозяйству.
Ему был по плечу любой труд. Все, что ни попросят. За еду и пару монет.
Томас Коул горбился на козлах, настороженно оглядываясь, а повозка катилась сквозь спутанную траву.
Рейнхарт гнал свой флаер на предельной скорости, сопровождаемый военным эскортом. Внизу зеленовато-серым пятном пролетала земля.
Под ним расстилались руины Нью-Йорка, заросшие травой. Великие атомные войны двадцатого столетия превратили всю прибрежную полосу в однообразную пустошь, покрытую окалиной.
Только шлак и сорняки и буйные заросли на месте Центрального парка.
Показалось здание Департамента исторических исследований. Рейнхарт скользнул вниз, на запасной аэродром, расположенный за главным корпусом.
Харпер, глава отдела, выскочил на поле, не успел корабль Рейнхарта приземлиться.
— Не понимаю, чего вы так всполошились, — неуверенно начал он.
Рейнхарт одарил Харпера неприязненным взглядом.
— Я сам решу, что важно, а что нет. Это вы отдали приказ вернуть пузырь в ручном режиме?
— Фридман, в соответствии с вашей директивой о переводе всех подразделений на…
Рейнхарт быстро шел к входу.
— Где Фридман?
— Внутри.
— Он мне нужен. Срочно.
Фридман поздоровался с Рейнхартом спокойно, не выдавая эмоций.
— Простите, что доставил вам хлопоты, комиссар. Мы всего лишь хотели подготовить базу к войне. Вернуть пузырь как можно скорее. — Он вопросительно всматривался в гостя. — Силы безопасности в два счета скрутят этого человека с его глупой повозкой.
— Мне нужно подробное описание того, что случилось.
Фридман поежился.
— Да рассказывать-то почти нечего. Я отдал приказ отключить автомат и вернуть пузырь в ручном режиме. Он как раз завис в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Этот человек вместе со своей повозкой и куском почвы перенесся в настоящее внутри пузыря.
— Нежели у вас нет приборов, которые показывают, что внутри пузыря что-то есть?
— Мы были слишком взволнованны, чтобы следить за приборами. Через полчаса после того, как ручное управление было включено, пузырь материализовался в лаборатории и был обесточен еще до того, как мы обнаружили человека внутри. Мы пытались его остановить, но он рванул в коридор, сметая нас с пути. Его лошади понесли.
— Что за повозка?
— С обоих боков надпись черными буквами, которую мы не успели прочесть.
— Дальше. Что было потом?
— Кто-то выстрелил, но промазал. Лошади вынесли его в поле. Когда мы добежали до выхода, он был уже на полпути к парку.
Рейнхарт задумался.
— Если он до сих пор там, мы его схватим, но горячиться не стоит.
Отвернувшись от Фридмана, он зашагал к выходу. Харпер бросился за ним.
Подойдя к кораблю, Рейнхарт подозвал правительственных гвардейцев.
— Поместить руководителей отдела под арест. Им будет предъявлено обвинение в измене. — Заметив, что Харпер смертельно побледнел, Рейнхарт усмехнулся. — Идет война, вам повезет, если останетесь живы.
Флаер Рейнхарта взмыл в небо, военный эскорт последовал за ним. Он летел над морем спекшегося шлака, над мертвой пустошью, над квадратиком зелени посреди серого океана, провожая его глазами, пока тот не скрылся из виду.
Центральный парк. Рейнхарт видел, как по небу рыщут полицейские флаеры. Транспортники, набитые войсками, готовились прочесать крохотный квадрат зелени. К парку подтягивались тяжелые орудия и вездеходы, черными линиями окружая беглеца со всех сторон.
Скоро они непременно найдут его. А до тех пор вычислитель, от прогнозов которого зависит исход войны, будет молчать.
К полудню повозка добралась до границы парка. Коул остановился, давая лошадям возможность пощипать травку. Молчаливая пустошь из шлака подавляла. Что тут случилось? Нигде ни шороха, ни звука. Местами окалину пробивали упрямые сорняки, но положения они не спасали — зловещая местность заставляла ежиться.
