Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)
— Александр, давайте прекратим фарс и поговорим как деловые люди. Мы оба с вами неосторожные дураки, равно виноватые в случившемся. Не стану отрицать: интерес к вам — да ещё и усиленный алкоголем — подтолкнул меня переступить через собственные границы. Теперь же я жду от вас ребёнка — и это, конечно, несоразмерная плата за интерес. Но усугублять ситуацию я не намерена, — Брада с решимостью задрала подбородок. — Я понимаю, что вы человек высокородный, и брачные обязательства накладывает на вас среда. Меня это полностью устраивает, поскольку плыла я в Петерберг не за браком.
— Что? — вырвалось у Метелина.
— Становиться графиней Метелиной у меня желания нет.
Из плеч вдруг вышел весь сковавший их чугун, и Метелин от изумления даже откинулся на спинку шаткого стула. Леший-леший, надо же было так перепугаться.
— Я вынужден принести извинения за свою неосведомлённость — не приходилось сталкиваться на практике с подобными процедурами, поэтому, увы, не могу никого вам порекомендовать. Но если вдруг вы уже нашли доктора сами, знайте: средствами своими я распоряжаюсь свободно и предоставлю вам необходимую сумму хоть бы и сегодня.
Брада как раз справилась с бинтом и выглядела теперь предельно вызывающе, оставшись в одних только брюках да грубых сапогах.
— Вы вновь поняли меня превратно, Александр, — она рефлекторно коснулась сосца и отчего-то поморщилась. — Никаким «процедурам» я подвергаться не собираюсь.
— Но вы же сами сказали…
— А вы меня не услышали. Ни свадьба, ни «процедуры» мне не подходят. Вы хоть представляете себе эти «процедуры»? Впрочем, откуда бы вам, я и сама вникла в вопрос совсем недавно. Поверьте на слово, мы говорим о вещах крайне болезненных и к тому же ненадёжных. Простите уж, но моё физическое благополучие мне дорого. Рожать всё же безопасней.
— Нет, постойте… я, кажется, не улавливаю…
— Ваша наивность почти что очаровательна. Никогда не слышали о незаконнорождённых детях, Александр?
О незаконнорождённых детях Метелин слышал. Уже больше года как слышал каждый проклятый день и каждую проклятую ночь — от безжалостного внутреннего голоса.
— Должна признаться, не имею представления, что бы я делала, окажись вы грузчиком из Порта, — Брада нахмурилась. — Но вы всё-таки граф, вас вряд ли слишком стеснит необходимость воспитать в своём доме — как это правильно сказать по-росски? — бастарда.
Воспитать в доме бастарда. Ещё одного.
— …Не могу настаивать на признании своего ребёнка вашим наследником — это может нанести вам репутационный ущерб, я понимаю. Но уж как привилегированного слугу вы его взрастить всяко можете.
Метелин не сдержался, вдарил-таки по тумбе, и та протяжно, будто бы взывая к жалости, хрустнула.
— Вы не понимаете, что несёте! Оставьте эти бредни про привилегированного слугу и выходите за меня замуж!
Брада расхохоталась.
— Вот уж не думала, что мне доведётся услышать предложение руки и сердца в подобном тоне! — она всё же накинула рубашку. — Александр, это было неподражаемо, но мой ответ вас разочарует. Законный брак — тем более с графом — в мои планы никак не укладывается.
Её искренний, звонкий смех — смех того, кто сильнее, — выбил у Метелина остатки почвы из-под ног.
— Так вы отказываетесь?
— Окончательно и бесповоротно, Александр.
— Я не понимаю…
— Как можно отказаться от вас? — Брада всё не могла унять веселье. — От ваших смоляных локонов, алмазных запонок и роскошных авто с вашим именем прописью на капоте? Знаете, да запросто. Я могла бы сказать, что предпочитаю блондинов и водный транспорт, но даже не в этом дело. Александр, почему вы до сих пор не женаты? Не сомневаюсь, в Петерберге или в Столице для вас найдётся немало привлекательных и состоятельных невест — но вы не женаты. Не утруждайте себя путаными речами, мне и так ясно почему. Вы мыслите себя свободным человеком, который сам распоряжается не только своими средствами, но и своей судьбой. Вы ведь предложили брак мне, невесте ни в коем разе не выгодной. Значит, вы полагаете, будто вы сам себе хозяин. — Она встала с кушетки, подошла к окну и добавила совсем другим, тихим и задумчивым, голосом: — Мне тоже это нужно. Быть себе хозяином, распоряжаться судьбой.
Метелину вновь достался лишь её коротко стриженый затылок — ершистый, совсем мальчишеский. Наверняка срезала шикарную косу, на которую что только не молилась её мать. Метелин сам в угоду аристократической моде носил длинные волосы и помнил, как — ещё до завода — умудрился спьяну их подпалить. Вроде и глупость, а обидно было думать, что придётся лишиться изысканного хвоста. Для женщины, должно быть, это совсем уж решительный шаг.
— Александр, я сбежала из дома, из своей страны. Я нашла того, кто помог мне с деньгами и фальшивыми документами. Я начинаю утро с наложения бинта на грудь, чтобы посещать Академию, эту вашу элитную школу для мальчиков, — Брада фыркнула. — И вы смеете предлагать мне стать вашей женой? Вы сдурели, Александр?
Метелин тоже поднялся на ноги, чтобы сделать уже глоток заказанного в комнату твирова бальзама. Кабатчик клялся, что бальзам у него дважды очищенный, так называемый золотой, но на поверку он оказался в лучшем случае ржавым.
— Мне не пришло в голову, что вы столь серьёзно настроены.
— Конечно не пришло. Вас тоже связывает по рукам и ногам уклад вашей среды, но вы можете заявить свои права на отцовский завод, вы можете продавать по заоблачным ценам авто, отделанные бриллиантами, вы можете уехать в Столицу, в Старожлебинск, в Куй, вы можете податься в ту же Охрану Петерберга, вы можете учиться тому, что вам интересно, а не тому, чему вам снисходительно позволят. Вы можете напиться до беспамятства и, не задумываясь о последствиях, овладеть кем вам только заблагорассудится! В худшем случае — подхватите дурную болезнь, а о ненужном вам ребёнке вы, скорее всего, даже не услышите.
Без пощёчины обойтись не удалось.
Брада вытаращилась на Метелина и недоверчивыми пальцами провела по заалевшей скуле.
— Я говорил вам тогда, повторял сегодня и, видимо, вынужден повторить снова, — Метелин ощутил, как на виске гневно и требовательно затрепыхалась жилка, — я слежу за тем, чтобы ненужных детей у меня не было. Слежу. То, что единожды я допустил оплошность, для меня буквально… буквально катастрофа, — выпалил он и отвернулся.
Ответом ему был не то смешок, не то досадливый вздох.
Глава 18. Игрушки
— Это катастрофа, — горячечно выплюнул Метелин, налетевший на Гныщевича у самого выхода из Людского, возле Большого Скопнического. Схватил его за плечи, что только с ног не сбил. Quelle hâte inhabituelle!
— Ат-та-та, прибери руки, — огрызнулся Гныщевич. Выглядел граф отвратительно: платок и шляпу где-то потерял, плащ висел кое-как, но трясло его сиятельство, конечно, не из зябкости. И неслабо трясло — это графа-то, Метелина-то, который от всех ударов, судьбы или шпоры, непременно сжимался и становился как каменный!
— Она ждёт от меня ребёнка.
— У тебя вроде дела были, mon cher comte, нет? Ты ведь к генералу Стошеву направляешься, верно? Очень хорошо, что мы встретились, давно не получалось, а мне в одном деле нужна твоя протекция. — Гныщевич вырвал плечи, быстрым шагом пересёк Большой Скопнический и ступил прямиком на Становую, жестом приглашая Метелина следовать за ним. — Какого ребёнка, зачем ребёнка? Откуда у тебя ребёнок?
— Ты не понимаешь! — взревел Метелин, но под шаг подстроился. — Она беременна!
— Кто «она»?
— Она, Брада. Брэд Джексон. Мистер Брэд Джексон оказался девушкой, и не из Британии, а из Польши-Италии, и он — она беременна. От меня.
Привычные уже к графу Метелину брови Гныщевича покорно ретировались под шляпу. Привычная же его âme отчётливо заныла: это не очередной припадок графской истеричности. В состоянии обычной истеричности графьё так не трясёт. Нет, происходит нечто посерьёзнее.
— Мы только что поговорили, она мне сказала. Мы ведь едва знакомы… Я ему один раз помог — добраться спьяну до комнат. Мелочь, ерунда. Но он мне сразу понравился, и когда разделся, не скрывая… чем-то напомнил тебя. Прямотой. — Увидев ироническую ухмылку Гныщевича, Метелин, как обычно, вызверился на собственный чересчур длинный язык: — Это совершенно неважно! Я думал, ничего не было, но, выходит, было. Выходит. Чтоб меня шельмы разодрали! Она же страсть как хороша, до головокружения хороша, у неё такие… Я ни лешего не помню, но ничуть не удивляюсь — только идиот откажется от такого тела. Но я-то отказывался, объяснял даже… Дёрнуло же меня выпить ещё! А теперь Брэд Джексон поймал меня за ручку и требует участия в жизни ребёнка. И это катастрофа.
— Графьё, ты не обижайся, — сдерживая смешок, выдавил из себя Гныщевич, — но кто такой Брэд Джексон?
