Евгений Лукин - Раздолбаи. (Работа по специальности)
Одной из жизненных трагедий Никиты Кляпова был сладкий утренний сон. Дома он из-за этого вечно опаздывал на работу, а здесь упускал самые выгодные камушки, поскольку хозяева отгружали их перед самым рассветом. И, если верить тому же дедку, момент появления новых камушков подстеречь никому ещё не удавалось.
Короче, разбудило его тревожное чириканье побирушек. Никита поднял голову и несколько оторопел. Утро было – как утро. Но в десятке метров он увидел пару совершенно прелестных глыбок с выпяченными чуть ли не наружу напряжёнками. А день, между прочим, давно уже занялся. Как это они убереглись, такие простенькие, от хищного взора той же Клавки?.. К счастью, Никита за последнее время довольно крепко усвоил первый принцип бытия: не зевать! Поэтому он не стал задаваться пустыми вопросами и, нашарив ломик, соскользнул со своей глыбы.
Оба камушка Кляпов буквально расплескал, потратив на каждый ударов десять, не больше.
«Почин есть», – мысленно отметил он, собирая в прикреплённую к поясу сетку сначала два, а потом ещё три тюбика.
Впрочем, пока обогнул опору, сетка, можно сказать, опустела. Никита отбросил оболочку предпоследней капсулы – и замер вновь. Открывшийся перед ним проулок нежно сиял россыпью некрупных белых глыб. Пиршество для ломика – да и только!
И лишь когда набитая капсулами сетка огрузла, растянулась и стала поскрипывать на ходу узелками, Никиту наконец посетила мысль: а что это ему до сих пор никто не попался навстречу?
Откуда-то набежала стайка взъерошенных и непривычно притихших побирушек. Отяжелевший, благодушный от сытости Никита хотел даже бросить им пару тюбиков, но понял вдруг, что зверьки окружили его полукольцом вовсе не ради подачки.
– Де? – взволнованно чирикнул один из них (Не Телескоп. Телескоп – крупнее). – Ок!
– Что где? – не понял Кляпов.
– Ок! – Лупоглазый взволнованно тыкал розовым пальчиком в покрытие.
Никита огляделся. Овалов неизвестно откуда падающей тени на мерцающем стеклистом покрытии нигде не наблюдалось.
– Н-не знаю… – проговорил Никита, ощутив внезапный озноб.
Стало быть, никто не вышел поутру разбивать глыбы, потому что… Потому что не смог. Потому что исчезли скоки… Никита в ужасе обвёл взглядом бледно-золотистые громады опор, ставшие вдруг в его понимании склепами. Ромка, Василий, Крест, Пузырёк, Лика… все они были заперты там, внутри… Может быть, сейчас они колотятся о стены, пытаясь…
«Да ладно тебе чушь молоть! – мысленно прикрикнул на себя Никита Кляпов. – Колотятся! Да эти стенки пинками прошибить можно…»
Однако же не прошиб до сих пор никто…
«Это Ромка! – осенило Никиту. – Опять что-нибудь натворил с кабелями…»
Ну, если так, то ничего страшного. Исправят, что он там разворотил, – и опять всё придёт в порядок…
А вдруг – не Ромка? Вдруг – сами хозяева? Этакий вариант Ноева ковчега, а? Грешников – к ногтю, а праведника…
Никиту вновь обдало ознобом.
С обществом у него были давние счёты, но жить одному? Здесь?
Не зная, на что решиться, он двинулся к ближайшей опоре и, возможно, минут через пять, взвинтив себя окончательно, принялся бы крушить стену, пытаясь проломиться к кому-нибудь из узников.
Но тут он увидел скок. Теневое пятно лежало аккуратным овалом у самой стены, словно никуда и не исчезало. А секунду спустя из проулка неподалёку прянул и заметался по пятачку истошный нечленораздельный вопль. Как выяснилось впоследствии, это вопила от радости вырвавшаяся наружу Клавка.
***Прав, трижды прав был мудрый Пузырёк: без Клавкиного броневичка жизнь теперь стала просто немыслима. Вот уже второй раз кипели страсти вокруг глыбы, слегка похожей на постамент Медного Всадника. Кто первым произнёс имя Ромки – неизвестно. Такое впечатление, что все заподозрили его одновременно. Хотя, если вдуматься: Лика с Василием о его проказах уже знали, знал и Никита, но они вроде никому Ромку не продавали… Разве что обмолвились невзначай…
– Что? Неправда? – надрывалась Клавка. – Я вас когда ещё предупреждала – кто-нибудь меня послушал? Ну, правильно, не вашу ведь стенку развалили – Клавкину!.. А я уже тогда видела, что это за чудо к нам пожаловало!.. И все молчали! Слова никто не сказал! Маше от него – навар, Пузырьку – навар! Лёше колпачок нальёшь – он тебе лезгинку станцует!.. А эта бесстыжая! У всех на глазах к себе его уволокла! Что? Не так?..
– Закрой пасть! – гаркнул Василий. – Чего ты тут без разбора поливаешь-то?
– А ты вообще прижухни! – вскинулась Клавка. – Кто его в тарелку загнал? Я, что ли?
– Во! – молвил Пузырёк с видом тонкого ценителя. – Заплющила языком. Лоском всех кладёт…
– Дозвольте слово молвить… – давно уже блеял и дребезжал дедок Сократыч.
– Нет, пусть она выйдет! – не унималась Клавка. – Пусть она скажет!..
Бледная Лика раздвинула стоящих и стремительно шагнула к броневичку. Обернулась. Все примолкли.
– Я сама обо всём узнала позавчера, – несколько надтреснутым, и всё же твёрдым голосом начала она. – И сказала. Или – или. Или я, или продолжай в том же духе. Ночью он отключил скоки. Сегодня утром я его встретила. И сказала. Что больше его знать не желаю. – Лика с вызовом оглядела собравшихся. – Ещё вопросы будут?
Толпа ошарашенно молчала. Лика прошла на место и присела на камушек рядом с Василием. Тот ободряюще пожал ей руку.
– Дозвольте слово молвить…
– Тихо! – рявкнул Лёша Баптист. – Дайте сказать! Тут вон дедок рвётся!..
Седенький румяный Сократыч тоже на броневичок не полез – стал у подножия и с ласковым любопытством оглядел собравшихся.
– А какие вы, собственно, собираетесь принять меры к нашему… м-м… нарушителю спокойствия?
– Да бойкот объявить – и все дела! – напрямик брякнул кто-то.
– Очень мило… – Сократыч благосклонно покивал. – И как, по-вашему, он на это отреагирует?
– Да пусть как хочет, так и реагирует!
– Например, отключит скоки на несколько дней кряду?.. – предположил Сократыч.
Собрание так и оцепенело.
– Спасибо, у меня всё, – кротко молвил дедок, отходя в сторонку.
– Да что ж это такое? – страдальчески взвыла с вершины броневичка опомнившаяся первой Клавка. – Из-за одного поганца…
Все разом загомонили. Потом рядом с Клавкой на выдающемся вперёд уступе глыбы появилась кольчужно мерцающая спецовка Пузырька. С извечной своей мудрой улыбочкой морщинистый умелец простёр руки, словно нашаривая дорогу в темноте, и вскоре добился относительной тишины. Уж больно странно было видеть аполитичного Пузырька, собравшегося толкать речь.
– Значит, чего?.. – сказал он. – Мне ж ведь тоже работать надо. Сами же скулить начнёте, если гнать перестану… Меры, да?.. А какие тут меры? Дедок-то прав: обидится – хуже будет… Значит, что я предлагаю… А перетерпеть недельку!..
Толпа помедлила мгновение, а затем взорвалась, как глыба, если тюкнуть её в самую что ни на есть напряжёнку. Мудрый Пузырёк подождал, пока вопли спадут, и снова принял позу слепца, наслушивающего руками дорогу.
– Причём – как?.. – невозмутимо продолжал он. – А как обычно. «Здравствуй, Рома… Как дела?..» Будто ничего и не было… Вы мне поверьте! Я в людях не ошибаюсь. И в Ромке тоже… Вот Вася не даст соврать… А? Вась? Что я тебе тогда говорил?..
– Идёт! – приглушённо и отрывисто предупредил безымянный мужичок, выглянувший на всякий случай за ребро опоры и тут же отшатнувшийся назад.
Толпа с голодным урчанием повернулась к выступу, из-за которого вот-вот должен был показаться виновник смуты.
– Цыть! – страшным шёпотом одёрнул всех Пузырёк. – Кто на него разок покосится – ни колпачка потом не налью! Клавка, закрой рот!.. Чтобы слова от тебя никто не слышал!..
Из-за угла ленивой расслабленной походкой выволокся Ромка. Остановился. Чуть выдвинул вперёд голенастую ногу, сложил руки на груди и с откровенным ехидством оглядел собравшихся. На устах его играла демонская улыбка. Что Василий и Лика сидят рядышком на одной глыбе, он как бы и не заметил.
– А-а, Рома?.. – умильно сощурился Пузырёк. – Ну хоть ты им скажи… Ну куда это годится, что все стены матом исписаны? У Клавки вон кто-то словечко вырубил, а вчера вот у Лёши над самой завалинкой…
– Главное, у кого! У слабой, беззащитной женщины!.. – весьма натурально заголосила Клавка. Дура-дура, а подыграла – в самую точку.
Лёша сообразил огрызнуться – и пошло-поехало. Скандал заваривался – пальчики оближешь! Слишком уж свежи были раны, связанные с наскальными надписями.
На веснушчатой физиономии Ромки проступило смятение. Он даже вроде обмяк малость: выдвинутую вперёд ногу подобрал и руки расплёл. Нет, не такой он ждал встречи…
– А у меня! У меня! – визжала вскочившая Люська. – Всё равно ведь узнаю, кто этим занимается!..
Ромка попятился. Демонская улыбка – сгинула. В отверстых глазах хулигана стыли теперь обида и растерянность.
