Алексей Иванов - Псоглавцы
Кирилл этого не наблюдал воочию, но согласился, что так и есть. Богатство Мурыгина держалось на потомке – сыне Мишке. Наверняка в доме Мурыгина Мишка был объектом культа. Валерий сообразил это без знакомства с Мурыгиным.
Деревня Калитино, по мнению Валерия, деградировала до уровня культуры тех племён, которые изучал Леви-Стросс. Но псоглавцев на этом уровне попросту не могло быть. Они могли быть на уровне культуры тех общин, которые изучал Пропп, но деревня Калитино давно скатилась с той ступени. Псоглавцам не было места. Об этом и говорил Валерий: нет культурного героя там, где нет культуры.
Кирилл почувствовал себя римлянином. Он, Валерий, Гугер – это римляне в стране варваров. Гугер сказал, что боги варваров не могут играть в богов Олимпа, а Валерий сказал, что у варваров вообще не может быть богов, потому что все боги – на Олимпе, а Олимп не здесь. Гугер и Валерий были правы. Но кого же тогда увидел Кирилл?
А это не важно. Всё равно римляне уезжают в Рим.
Кирилл сидел в своём классе с ноутбуком на парте. В разбитом окне школы клубилась темнота и затекала в помещение. Её отгонял только синий свет экрана. В дверь постучали, и потом деликатно всунулся Валерий. Кирилл быстро переключил файлы, словно читать ЖЖ Валерия было так же неприлично, как читать его письма.
– Кирилл, – позвал Валерий. – Мы собираем вещи.
– За меня не беспокойтесь.
– Я не об этом. Надо удлинители забрать. Сходить к соседям, мы ведь к ним подключены. И расплатиться тоже надо.
28
Наматывая провод на длинную планку пилота, Кирилл шагал через огородные грядки к дому Токаревых. Окна там не светились, разве что с другой стороны. Дом стоял в сумраке будто нежилой. Кирилл неудержимо приближался к крыльцу. Провод виток за витком укладывался на пилот. Кончику всё равно быть, думал Кирилл. Всё равно придётся сказать Лизе, что он уезжает, и вряд ли он сможет уклониться от надрывных разговоров. Лиза заплачет? Заистерит?
Кирилл просто не знал, что ему делать. Он в любом случае покинет деревню, не завтра, так послезавтра. Но вопрос в другом. В том, что у его отношений с Лизой нет перспективы. Остаться насовсем – без комментариев. А приезжать сюда изредка – значит, внушать Лизе напрасную надежду. В Москве тяга к Лизе развеется, это точно.
Можно, конечно, взять Лизу к себе… Кирилл не хотел такого сравнения, но оно само напрашивалось: будто завести в Москве корову. Здесь, в деревне Калитино, Лиза нужна ему, да. А вообще?..
Кирилл подошёл к крыльцу. Провод нырял под запертую дверь веранды. Стучать бесполезно: через две двери его стук в доме не услышат. Вот откуда эта странная деревенская традиция – барабанить в окно… Кирилл положил пилот на крыльцо и обошёл дом. В окошках, за которыми вроде как была комната Лизы, сквозь занавески неярко горела настольная лампа.
Он тихонько побренчал пальцами в стекло. Через миг занавеска сдвинулась, кто-то посмотрел на Кирилла, а потом окошко открылось. Против света Кирилл узнал Лизу по ореолу растрёпанных волос.
– Лиза, выйди, – прошептал Кирилл. – Поговорить надо.
Он направился обратно к крыльцу.
Лиза стояла в проёме босая, одетая в цветастый халатик.
– Я провод хочу забрать, – пояснил Кирилл, поднимаясь по ступенькам. Он показал пилот. – Надо вилку из розетки выдернуть.
Лиза молча ушла в дом. Кирилл прислонился плечом к косяку. Лиза вернулась и протянула Кириллу вилку с хвостом провода.
– У… у… – попробовала сказать она.
Кирилл понял, что она хочет спросить: «Уезжаете?» Из темноты веранды Лиза прямо и смело смотрела в лицо Кирилла. А Кирилл не мог смотреть так же прямо, хотя почти не различал лица Лизы.
– Мы уезжаем рано утром, – сказал он, глядя в сторону, и протянул приготовленные деньги. – Это Раисе Петровне за электричество.
Лиза деньги не брала. С отказа от денег должна начаться сцена оскорблённой гордости, подумал Кирилл. Но ведь он ничего не обещал Лизе. Он и не трахался с нею, чтобы оказаться обязанным.
– С-совсем? – спросила Лиза.
– Совсем.
Лиза взяла деньги и сунула в карман халата. Она стояла и молчала. Какими были её глаза, Кирилл не знал. Он тоже стоял и молчал. А чего стоять? Лиза деньги взяла. Значит, в расчёте.
Не бери у нас ничего. Он заплатил за то, что взял.
– Я пойду, – сказал Кирилл, отлепляясь от косяка.
Ну, и всё. Нет больше в его жизни Лизы, псоглавцев, тайны торфяных карьеров. Надо было сразу признаться себе, что влюбился в Лизу, подумал Кирилл. Тогда бы сейчас Лиза простилась с ним хотя бы с грустью. Но он ничего не сделал, чтобы чего-то ожидать в ответ.
– П-погоди… – прошептала Лиза.
Она скрылась в доме. Иконой, что ли, меня благословит? – подумал Кирилл, стараясь настроиться на язвительный лад. Но Лиза вернулась на веранду без иконы и молча начала всовывать босые ноги в резиновые сапоги.
Они вышли на крыльцо. Лиза прикрыла дверь и показала Кириллу какой-то ключ, слабо блеснувший в мутной темноте.
– Там… весь дом… пустой, – тихо сказала Лиза. – П-пойдём… туда?
Кирилл не понял: что, Лиза решила переспать с ним напоследок?
Дымная тёмная улица была без людей, окна школы – без света. Лиза вела Кирилла мимо школы к соседнему дому, который был обшит сайдингом и стоял без хозяев.
– Хозяева… городские, – прошептала Лиза. – Я им… клубнику… поливаю. Они ключ… мне… оставляют.
Лиза на Кирилла не смотрела, а Кирилл то и дело оглядывался на Лизу. Она казалась обычной, спокойной, заторможенной, но Кирилл понимал, что всё не так. В душе у Лизы всё горит. Но чего Лиза хочет? Попрощаться насовсем? Или привязать его к себе? Только в деревне, наверное, ещё верят, что постелью можно привязать.
Кирилл знал, что постель стоит недорого. Он видел, как Веронике было хорошо с ним в постели. Но это не помешало ей уйти, когда всё остальное у Кирилла для неё стало второсортным. Кстати, и Вероника легла с ним сама, он не звал. Она просто забралась в его койку, когда он остался ночевать у друзей в общежитии. За ту близость Кирилл переселил Веронику к себе, в квартиру тётки. И что это ему дало?..
Если Лиза рассчитывает, что после секса Кирилл увезёт её в Москву, то она ошибается. Была у него мысль позвать Лизу с собой, да, но мысль – не твёрдое решение. Зря Лиза надеется, что сексом превратит свою надежду в его гарантию. Москву надо заслужить. Если Лиза хочет к нему, то должна дать больше, чем у него уже есть. А у него есть Москва. Что может быть больше этого?
Лиза открыла калитку, пропустила Кирилла вперёд и закрыла калитку. Потом обогнала Кирилла, поднялась на крыльцо, отперла дверь и опять пропустила Кирилла вперёд. Кирилл почувствовал себя каким-то начальником, перед которым заискивают.
Лиза не включала свет, но и так было видно всё. Кирилл стоял посреди тёмной комнаты и оглядывался, а Лиза по-хозяйски застилала широкую кровать чистым и чужим бельём, которое доставала из шкафа-стенки. Комната была обставлена по-городскому: кресла, ЖК-телевизор, уютные бра, журнальный столик на колёсиках, евроокна с врезанным кондишном. Хозяева жили со сдержанным комфортом. Наверное, приезжали на неделю в месяц, загорали в шезлонгах, ели малину с настоящими сливками, купались, катались на велосипедах. Это была достойная, добропорядочная, немножко дворянская жизнь на даче, а не купеческие загулы Шестакова, когда в бассейне плавают проститутки, а хозяин с перепоя блюёт вискарём в рокарии.
Кирилл рассматривал Лизу, точно она была его расторопной служанкой – босоногой, от усердия растрепавшейся, в лёгком халате, надетом словно бы только для приличия. И Лиза сняла халат. Загнув руки, расстегнула и сняла лифчик, наклонившись, спустила трусики. Потом откинула одеяло и застыла, ожидая Кирилла. Кирилл сел на кровать спиной к Лизе, разделся и сразу сунулся под одеяло. Лиза осторожно легла рядом.
Не надо туда. Ладно, забыли про это.
Она вся была из тугих и живых округлостей и пахла горько и тонко, словно из торфяной гари вымыло почвенную духоту чада, и остался благородный жар пламени. Кирилл не думал, что у Лизы такие мягкие губы и такие тяжёлые волосы. Оказывается, он раньше и не испытывал тёмной звериной сладости повелевать женщиной по-настоящему, но только после этого можно было говорить о женщине «моя». То, что делала Лиза, по-старинному называлось «отдаваться». Вероника же всегда только «дозволяла». Чего хотела Вероника, всегда было приятно для неё и немножко стыдно для Кирилла, а сейчас ему было приятно делать, что хотел он, и это было немножко стыдно для Лизы. Ведь Лиза, понял Кирилл, ничего не знала. Да и кто мог рассказать ей о самой себе через нежность и ласку – Год овалов, что ли, который зажимал рот и заламывал руку в болевом приёме? И Лиза впервые закричала не от боли и обиды. Закричала чисто и ясно и в то же время как-то тихо, для одного только Кирилла, чтобы из этих стен её голос не вырвался во тьму деревни Калитино.
