Дорис Лессинг - Браки между Зонами Три, Четыре и Пять
Эл-Ит выбралась из кровати — накануне родов для нее специально притащили кровать, — потому что она отказалась рожать на своем брачном ложе, — и взяла на руки младенца, села с ним в кресло, с большой досадой попросив оставить ее одну. Но даже ее дурное настроение роженицы показалось им чем-то вполне уместным и заслуживающим одобрения. Они обменялись взглядами и кивками, совершенно ошарашив Эл-Ит, которая была уже готова извиниться за свое поведение. Женщины расцвели улыбками и вышли, бросая тоскующие взгляды на нее, сидевшую с младенцем на руках. Ребенок же перестал плакать, но умными глазками оглядывал комнату. Это был прекрасный крепкий мальчонка без всяких изъянов. Дабиб не ушла, но, сообразив, что королева нуждается в покое, занялась совершенно необязательными, с точки зрения Эл-Ит, делами — пеленанием и обмыванием новорожденного.
Эл-Ит нужен был, в сущности, только Бен Ата. Она изнывала от желания его увидеть. Ребенку пришло время познакомиться со своим отцом. Пора ему посидеть на руках отца. Проникнуться мыслями об отце. Поэтому, вероятно, малыш постоянно оглядывался по сторонам — искал, где же папа. Прежде Эл-Ит никогда не испытывала такого томления — отец ее ребенка всегда находился поблизости.
На Эл-Ит нахлынули самые разные эмоции, которые ей очень не понравились и которые она считала неуместными. Когда Дабиб радостно уговаривала королеву хорошенько выплакаться, чтобы снять напряжение, Эл-Ит пылала негодованием и с трудом держала себя в руках. Когда Дабиб уговаривала ее приложить бедняжку-новорожденного к груди, Эл-Ит отрицательно качала головой — потому что покормить ребенка в ее теперешнем настроении значило бы внести в его душу раздражительность и всякие негативные эмоции.
Но Эл-Ит не хотела сердить или разочаровывать Дабиб, которая проявляла доброту и терпение; конечно, ее не сравнить с родной сестрой, Мурти, но в этом отсталом месте лучшего варианта все равно не найти.
Позже Дабиб взяла на руки ребенка, пока Эл-Ит купалась и переодевалась и убирала волосы по моде этой страны, туго заплетая их в косы. Потом королева заявила, что теперь хотела бы побыть одна до утра. Дабиб вовсе не намерена была уходить и оставлять хозяйку одну, — видимо, сочтя ее желание капризом: бедняжка испытала такой стресс, — но сделала вид, что соглашается, и ушла из павильона на веранду, откуда открывался вид на лагеря, уселась там спиной к колонне. Ночь выдалась теплой, несмотря на ночную влагу. И Дабиб знала, что ей будет слышно, если Эл-Ит позовет, но вообще-то она собиралась частенько прокрадываться незаметно назад, чтобы убедиться, что все в порядке.
Так она вскоре и сделала. И обнаружила, что Эл-Ит ходит по своим комнатам, поет ребенку песни и разговаривает с ним, — да так странно, что Дабиб стало не по себе. А потом она увидела, что королева согнулась, держа ребенка на коленях, возле окна, из которого открывается вид на высокие горы. Она показывала горы новорожденному! И Дабиб, позабыв о своих обязанностях, сбежала вниз с холма и рассказала об этом другим женщинам.
Когда все необходимое было сделано, когда на снежных пиках уже заиграл золотой и розовый свет зари, Эл-Ит сняла с сына пеленки, собираясь аккуратно обтереть его начисто, как всегда делала раньше, но неожиданно для себя вдруг принялась вылизывать и обнюхивать младенца, как кобыла жеребенка или собака — новорожденных щенков. Бедняжку это сильно поразило и встревожило, но в то же время Эл-Ит почувствовала, что она как бы подпала под влияние любовных чар с этим новым ребенком, и вылизывание его начисто, как это делают животные, показалось ей самым естественным делом на свете. И малыш, похоже, казалось, тоже так считал, потому что радостно реагировал на близко придвинутое к нему материнское лицо, на прикосновение ее волос, когда она вылизывала все его тело, причем вылизывала довольно энергично, как делают животные, чтобы ускорить ток крови и жизненной силы в детеныше.
И когда все это было сделано, Эл-Ит снова укрыла ребенка пеленками и прижала к себе, и ее сотрясали бурные чувства любви и обладания, — никогда раньше ее не обуревали такие эмоции, и ей стало не по себе. Она вовсе не должна чувствовать такого. Она ослабла от любви и желания обладать этим ребенком, ну просто — как проворковала днем одна из женщин — «так бы и съела его всего».
Ну, это ведь Зона Четыре, у них так принято, и, видимо, тут уж ничего не поделаешь.
Но где же Бен Ата? Где он? Где? Как он мог оставить ее, предать в такой момент? Как он посмел оставить жену и лишить своего ребенка самого необходимого? Да что он за чудовище, — ушел в такой момент, когда она и сын больше всего в нем нуждались?
А Бен Ата в это время скакал назад через всю страну, абсолютно не довольный во всех отношениях. После ночи с той солдаткой ему еще больше захотелось понять Эл-Ит, которая, как он считал, полна тайн и намеренно утаивает их от мужа. Если бы он в этот момент сумел подыскать точное определение ощущаемой им неловкости, он бы сказал, что не может синхронизировать свои животные побуждения (хотя это слово он бы ни за что не произнес в присутствии самой Эл-Ит), очевидно, воспринимаемые им как источник силы и правоты, с ее умственными способностями, которые, как Бен Ата уже понимал, значительно превосходят его собственные. Но король Зоны Четыре не был способен к анализу, только ощущал, что его терзают противоречия. Случайная связь сегодня ночью позволила Бен Ата понять — хотя бы потому, что он впервые в такой ситуации позволил себе взаимопонимание, — что все время своего ученичества, готовясь к браку, он был, попросту говоря, скотом; а он не привык принимать такие определения на свой счет. Бен Ата осознал, что даже животные производят свое потомство не так бездумно. А ведь он гордился тем, что в армии детей, его собственные отпрыски существовали на равных с детьми офицеров. Бывало, на парадах или на подобных мероприятиях он скользнет взглядом по этим юным лицам и пытается вычленить тех, кто внешне смахивает на него. Он рассчитывал, что эти мальчики станут украшением его армий, — и некоторые из них уже стали молодыми людьми и во всех отношениях оправдывали ожидания короля. Но отцом он не был.
Он даже не предполагал, что возможна другая точка зрения.
Ему казалось, что он всю свою жизнь не понимал собственной природы.
А хуже всего — из речей и намеков той женщины, с которой он расстался на рассвете, — солдатке пора было заняться своими детьми, — Бен Ата во многом стало понятно, что его королевство во всех отношениях беднее и безжалостнее к своему народу, чем он подозревал до сих пор, а недовольство подданных все растет.
А ведь раньше Бен Ата никогда даже в голову не приходило подумать об этом.
Он вел себя так, как привык сызмальства, как вели себя его отец и отец его отца, — в тех вопросах, в которых был компетентен, но все это делалось бездумно.
В свой лагерь у подножия холма Бен Ата вернулся с наступлением сумерек и увидел, что солдаты, их жены и дети смотрят на него, улыбаются и по всем приметам готовы ликовать. Поскольку у короля было плохое настроение — Бен Ата был сильно недоволен собой, то эти улыбки он воспринял как лицемерие и даже предательство. Никак на них не прореагировав, с сумрачным выражением лица поднялся на холм, думал он только об Эл-Ит и своих намерениях разобраться с женой, подразумевая под этим не давать ей в будущем возможности его надувать. И все же его тянуло к ней — тянуло получить что-то большее, чем то, что он получил вчера от случайной ночной партнерши. О ребенке он вообще не думал.
На веранде, обрамлявшей павильон, Бен Ата увидел женщину с младенцем на руках и устало подумал, что, если хочет остаться наедине с женой, ему сперва придется избавиться от всех этих многочисленных теток. Потом решил, что эта конкретная женщина похожа на Дабиб, и раздражение улеглось: он всерьез был готов провести с ней ночь при первой представившейся возможности, потому что хотел понять и ее тоже. Дабиб почти всегда была с ребенком — или держала младенца на руках, или рядом был другой, постарше; он привык видеть ее в таком сопровождении. Но, подойдя ближе, Бен Ата на миг остолбенел: ему показалось, что это не Дабиб, а Эл-Ит.
На самом же деле это была именно Дабиб. За последние несколько недель постоянных хлопот вокруг хозяйки она похудела и обрела утонченность. Радость, вызванная рождением младенца, вдохновила ее, она, как и все женщины Зоны Четыре, была убеждена, что этому ребенку суждено каким-то образом спасти их всех, всю страну. И, близко общаясь с Эл-Ит, она восприняла от королевы некоторые благородные побуждения Зоны Три, которая во многих отношениях превосходила ее собственную родину.
Женщина вся светилась. Но когда Бен Ата наклонился, чтобы обнять ее, заглянуть ей в лицо и потребовать — за один сокрушающий момент истины, — чтобы Эл-Ит раскрыла перед ним все, что до сих пор утаивала, он увидел, что ошибся: перед ним была Дабиб. Смутившись еще больше, он обошел ее, не взглянув на ребенка, которого она ему протягивала.
