Филип Фармер - Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол
Что ж, она только человек и не виновата в своих недостатках. Лейф шагнул в лифт, весело помахал секретарше рукой и тут же забыл о ней. Что-то затевалось. Возможно, ставкой будет ее жизнь.
ГЛАВА 3
Войдя в энцефалографическую лабораторию, Лейф обнаружил, что Сигур уже усадил Зака Роу в кресло и надел пациенту на голову танталовый шлем.
— Возлюби вас Сигмен, доктор. — Зак обнажил в улыбке заячьи зубы.
— Вернобудущего тебе, — отозвался Лейф.
По его кивку Сигур нажал кнопку. Завертелся барабан кимографа. Его шороху аккомпанировал прерывистый писк, якобы отвлекающий испытуемого. Эксперимент должен был установить взаимосвязь между мозговыми волнами пациента и вокализацией. Лейф уже довольно давно — последние два года — тратил по часу в день на проект, призванный научить машину читать человеческие мысли.
Нижняя часть установки представляла собой самый настоящий энцефалограф, добросовестно записывающий на ленте кимографа мозговые волны испытуемого. А вот в верхней части корпуса пряталось устройство, переправленное Лейфу Корпусом Холодной Войны, — действующий образец того механизма, который доктор Баркер якобы пытался создать, машина, читающая мысли и преобразующая их в комбинации гудков. В данный момент — мысли Зака Роу.
— Я задам тебе обычные проверочные вопросы, — произнес Лейф. — Отвечай коротко. Сейчас неважно, говоришь ты правду или врешь. Потом я попрошу тебя говорить только правду. Понял?
— Ага, — проворчал Зак. — Я не такой тупой, как кажется, док. Мы же это все делали, да?
Лейф покосился на Сигура. Его помощник стоял у кимографа, наблюдая, как перо выводит альфа-, бета-, гамма-, каппа- и эта-волны. Писк продолжался. Сигур не обращал на шум внимания.
— Когда ты родился, Зак?
— Третьего дня месяца Плодородия, в сто девяностом П.О., — ответил Роу.
Лейф сделал пометку в записной книжке, подмигнул Заку.
— Теперь ответь на тот же вопрос по-английски, Зак. Мы хотим обнаружить различия в волнах, порождаемые использованием разных языков.
Зак подчинился, и в тот же момент ритм гудков изменился. Натренированное ухо Лейфа сразу уловило смысл.
Где тебя черти носили, Лейф?! Это не ждет. Тебе бегом надо было бежать. Шиб. Сообщение такое: Алла Даннто, жена архиуриэлита, в полвосьмого попала в автомобильную аварию. Ее отвезли в этот госпиталь. Срочно отправляйся к ней, срочно! Смени дежурного врача и вызови Аву.
Если Алла Даннто мертва, тут же кремируй тело. Никто, кроме Авы, не должен об этом знать. Потом сиди в ее палате и делай вид, что она жива. Не упоминай о смерти Аллы при женщине, которая вскоре придет. Когда та появится, на ней будет старомодная чадра. Вопросов не задавай. Прими ее как настоящую Аллу Даннто. Понял?
Лейф кивнул, будто в ответ на свои мысли.
— А теперь следующий вопрос, Зак, — сказал он.
В комнату влетела Рахиль.
— Доктор Баркер! — выдохнула она. — Мне только что позвонил доктор Траусти и передал для вас сообщение. Ваш куб, кажется, не работает, и я прибежала сама. Вас просят немедленно спуститься в палату 113. Только что привезли супругу архиуриэлита Даннто, она серьезно ранена. Траусти хочет передать больную вам.
Лейф поднял брови.
— А сам он не справится?
— По-моему, он думает, что для него эта пациентка — слишком важная персона. Кроме того, ее жизнь в опасности.
— И он хочет спихнуть ответственность на меня? — усмехнулся Лейф. — Передай ему, что я сейчас спущусь. И вот что, Рахиль, — позвони моей жене. Скажи ей, пусть бросает все, даже если это младенец, и мчится в 113. Шиб? — Он обернулся. — Сигур, на сегодня эксперименты закончены. Остальным можешь сказать, чтобы уходили.
Он выскочил из комнаты, столкнувшись со стоявшим за дверью мужчиной. Тот отшатнулся, и Лейфу показалось, что не от удара, что незнакомец только делает вид, будто его толкнули.
— Простите, — пробормотал Лейф и хотел было уйти, но его остановила легшая на плечо сильная рука.
— Доктор Баркер? — спросил незнакомец, прокашлявшись.
В его теноре проскальзывал странный акцент.
— Я тороплюсь, — бросил Лейф. — Подойдите ко мне попозже.
В то же время Лейф приглядывался к незнакомцу. Он старался запоминать всех, кого видит по пути: кто эти люди, что делают — потом это может пригодиться. И Лейф был поражен. Собеседник казался искусственным — настолько необычной была его внешность. Он был невысок и плотно сложен. Очень светлая кожа, почти бесцветные волосы, голубые глаза странно не соответствовали толстым губам и большим ушам без мочек, а горбинка на переносице — широким вывороченным ноздрям.
— Как вас зовут? — осведомился Лейф.
Незнакомец кашлянул.
— Мы… Я Джим Крю.
Лейф обратил внимание на это «мы». Он обернулся — в приемной сидели еще трое, мужчина и две женщины. Все — молодые и похожие на Джима Крю, как брат и сестры.
— Вы все на энцефалографию? — спросил Лейф.
— Нет, абба, — ответил Джим Крю.
Он обернулся к остальным, и двое закрыли глаза — ресницы походили на ноги паука-сенокосца. В воздухе вдруг зазвенело напряжение. Лейф физически ощутил, как вокруг него стягиваются невидимые нити.
— Что вам надо? — потребовал он.
— Абба, — произнес Джим Крю, — мы пришли к вам, потому что вы единственный человек в Париже, кто может помочь нам.
Одна из женщин поднялась на ноги. Лицо ее потрясло Лейфа жестокой, сияющей красотой, и в то же время оно оставалось до странного отрешенным… «Икона, написанная художником-кубистом», — пришло в голову Лейфу.
— Наша дочь умирает, — проговорила она дрожащими губами. Голос ее был низок и глуховат.
Она протянула руку, и Джим Крю сжал ее пальцы.
— Нашу дочь сбила та же машина, — сказали они вместе, — что и погибшую Аллу Даннто.
— Наша дочь умирает, — не открывая глаз, простонала женщина, сидящая на диване. — Ее череп пробит, и осколок кости давит на мозг.
Второй мужчина внезапно расхохотался. Контраст с очевидным горем остальных был так страшен, что Лейф вздрогнул.
— Это неважно, — произнес смеющийся. — В чем-то важно, а в чем-то — нет. Но если вы не придете скоро, наша дочь умрет.
Лейфу казалось, что он видит кошмарный сон. Он так торопился в палату Даннто — и не мог уйти.
— Что вы знаете о госпоже Даннто? — спросил он. — Откуда вы знаете, что она мертва?
— Мы знаем, — просто ответил Джим Крю. — И знаем, что она живет вновь.
— Я должен идти к госпоже Даннто, — сказал Лейф. — Мне очень жаль вашу дочь, и я сделаю для нее все, что смогу, как только освобожусь немного. В какой она палате?
— Ее нет здесь, — ответила стоящая женщина. Она открыла ярко-синие глаза, и Лейфу почудилось, что они сияют собственным, а не отраженным светом. — Наша дочь в пещерах глубоко под городом.
— Да в чем дело?! — рявкнул Лейф. — Говорите быстрее. У меня нет времени на ваш бред!
— Мы, — сидящий на диване обвел рукой своих товарищей, — видим в безумии истинный смысл.
Джим Крю печально улыбнулся.
— Нашу дочь сбила машина, врезавшаяся в автомобиль Аллы Даннто. Мы не привезли ее сюда, потому что это значило бы убить ее — и нас.
— Оч-чень интересно, — выдавил Лейф. Жилы на его шее вздулись. — Но я понятия не имею, о чем вы толкуете. По-моему, стоит вызвать уззитов. Вы как раз из их… контингента.
— Вы не сделаете этого, — ответил Джим Крю.
— Вы не сможете, — дополнила красавица. — Мы знаем. Наша дочь знает.
— Вы придете в подземелья, — сказала вторая женщина.
— Ч с два! — отрубил Лейф. — Если хотите, чтобы я оперировал вашу дочь — везите ее сюда.
Он шагнул к выходу, отстранив Джима Крю. И у порога остановился на полушаге, точно завязнув в отвердевшем воздухе, потому что до него донесся не-звук, голос, не имевший ничего общего с колебаниями воздуха, но тем не менее слышный.
— Quo uadis?
Лейф обернулся.
— Что вы делаете?
— Не надо считать это насилием, доктор Баркер, — произнес Джим Крю. — Мы сделали это только для того, чтобы вы не считали нас… безумцами.
— Или, — добавила красавица, — безответными дурачками.
Она внимательно посмотрела на Лейфа, и того внезапно переполнила скорбь настолько глубокая, что сдержать ее он сумел лишь огромным усилием воли. Должно быть, внутренняя борьба отразилась на его лице, потому что в следующую секунду скорбь прошла, не оставив и следа.
Сидящий на диване расхохотался — и Лейфу захотелось смеяться вместе с ним.
Он схватился за дверной косяк и сжал до боли в пальцах. Боль помогала удержаться, отторгнуть непрошеные чувства. Незнакомцы пристально смотрели на него, восемь глаз сияли идущим из глубины пронзительно-голубым светом: точно единый луч просачивался сквозь четыре пары замочных скважин. Но он не хотел впитывать этот свет! Он стал зеркалом, отражающим этот свет, отбрасывающим его, не поглощая. Лейф должен был подчинить себе собственный рассудок — иначе он не хотел и не мог.
![Филип Фармер - Растиньяк-Дьявол [= Дьявол Растиньяк]](/uploads/posts/books/72908/72908.jpg)
