И. Хо - 666. Рождение зверя
– Да, точно, не пили, – растерянно согласился он. – Но ты ведь знаешь, что я вообще не пью. Вредно это. Можем нюхнуть на брудершафт.
Олигарх достал из кармана халата инкрустированный бриллиантами золотой портсигар. Раскрыв его, Порохов продемонстрировал Кириллу содержимое, которое напоминало женский набор для макияжа. Только вместо разноцветных теней для век в ячейках лежал белый порошок, а вместо кисточек – несколько нефритовых трубочек разного калибра.
– Подарок команданте Чавеса нашему ВПК, – подмигнул Порохов. – Мы им автоматы, они нам – небольшой гешефт с собственных плантаций. Зря, что ли, наши стратегические бомбардировщики к ним летают?
– Автомат Шмайссера, конечно, того стоит, – поддержал веселую тональность хозяина замка Кирилл. – Лицензия на производство этой штуки – дело полезное.
– Шмайссера? Который фашист? Я думал, что его наш Калашников изобрел.
– Негры тоже так думали, поэтому на флаги себе этот автомат повесили, – вздохнул Потемкин. – Трижды герой Калашников – продукт советского пиара. Им же нужен был полуграмотный левша, который создал уникальное стрелковое оружие. А тот факт, что после войны старый немецкий оружейник Хуго Шмайссер несколько лет оттрубил в КБ завода «Ижмаж», где как раз начинал свой трудовой путь молодой паренек Калашников, как-то подзабылся. Если взять некоторые кадры начала сорок пятого года, то там бойцы дивизии «Ваффен-СС» бегают вроде как с «автоматом Калашникова». Только у них это называлось «SturmGewehr-44 – штурмовая винтовка 44-го года».
– Нехуйственно ты наблатыкался, – уважительно отметил Порохов и затянулся из пудреницы. – Так что, будешь на брудершафт или побрезгуешь?
Кирилл приставил к ноздре ту же трубочку, прицелился куда-то в центр портсигара и втянул. В носу тут же засвербило, и он громко чихнул, рассыпав кокаин по столу.
– С Новым годом! – рассмеялся Порохов.
– Спасибо, и вам не хворать, – шмыгнул Потемкин.
Он сидел, осматриваясь. Интерьер внезапно поплыл, и вся его скованность улетучилась. Ее сдуло, как тот порошок из пудреницы. Но это была не та отрешенность, которую он испытал в вертолете. Напротив, Кирилл чувствовал ко всему происходящему живейший интерес. Он уже был уверен, что пришел сюда сам. Потемкин с любопытством крутил головой, всматриваясь в происходящее на экранах.
– Забавно, да? – понимающе спросил олигарх.
– Ага.
– Это у меня такое реалити-шоу. – В голосе Порохова послышались нотки бахвальства. – Точнее, у нас.
– У кого это «у нас»? – поинтересовался Кирилл.
– У братства розенкрейцеров.
– А-а-а! – Лицо Потемкина растянулось в довольной ухмылке.
– Чего «А-а-а!»?
– «Древний мистический Орден Розы и Креста». Офис на улице Бахрушина. Вход со двора, стучать три раза. Пятнадцать долларов в месяц с носа в рублевом эквиваленте!
Порохов почесал нос, взял пальцем со стола рассыпанный кокаин и положил себе на язык.
– Якобы эзотерических обществ существует огромное множество, – невозмутимо ответил он. – Но большинство из них – ряженые, вроде «возрожденного» казачества. Вообще, в прошлом столетии само движение сильно деградировало, а терминология была девальвирована. Особенно с тех пор, как во франк-масоны стали предлагать записаться по Интернету. Однако, по сути, за шесть тысяч лет, со времен Изумрудной скрижали, мало что изменилось. Организация, сдерживающая силы небытия, существует.
– Ясно, – вздохнул Кирилл. – Еще одному плутократу ударила в голову мессианская моча. Один уже, кажется, давно в Краснокаменске варежки шьет.
Порохов не растерялся:
– С чего это ты взял, что Ходор варежки шьет?
– А что же он там шьет? Тюбетейки, что ли?
– Это мы сейчас легко выясним.
Олигарх взял со стола пульт и что-то нажал. Одно из окон на панели увеличилось, и на нем появилось улыбающееся лицо Ходорковского. Картинка дергалась – Михаил Борисович сидел в салоне лимузина, который, видимо, ехал по дороге. Рядом с ним сидела длинноногая полуголая девица, которая смеялась и постоянно поправляла волосы. Видеокамеру, судя по всему, держала другая барышня, сидевшая напротив, – объектив периодически опускался вниз, захватывая ее вытянутые вперед изящные ноги. Ходорковский что-то рассказывал своим спутницам, увлеченно размахивая руками. Порохов нажал какую-то кнопку, и на экране появилась карта мира. Крупная белая точка мигала у восточной оконечности Кубы.
– А! Понятно. Значит, он у Фиделя отдыхает. Хочешь послушать? – спросил Порохов.
– Давай.
Олигарх опять что-то нажал.
– А вот еще анекдот, – гундосил Ходорковский. – «Абрам, ты знаешь, а Сема таки педераст!» – «Шо, денег занял и не отдает?!» – «Та не, в хорошем смысле…»
Сидящие в машине дамы, по возрасту явно не знакомые с одесским юмором, покатились со смеху. Порохов выключил звук.
– На мессию этот приколист никак не тянет, поверь мне.
– Я чего-то пропустил? – дошло наконец до Кирилла. – А когда это наш Мандела несчастный с зоны откинулся? Почему не было затмения от подброшенных в воздух чепчиков?
– Никто его оттуда не выпускал.
– Что, побег?!
– Да нет, по всем бумагам так и сидит, – доверительно сообщил Порохов. – Работа у него такая. Манделой человек работает, как ты правильно заметил. Либеральные волхвы слагают саги, западная общественность пускает слезу. Ну как же, «символ борьбы с режимом»! А Миша знай себе развлекается с блядями.
– Путину-то это зачем? – Кирилл смотрел на экран с недоверием.
– Как зачем? Элементарно, Ватсон. Ходор же для всех наших диссидентов – как икона. Пока он там якобы сидит, они молятся на него и ждут, когда их мессия выйдет из застенков. А он оттуда никогда не выйдет. Путин ведь четко сказал: это наш Аль Капоне. То есть вы не смотрите, что его за неуплату налогов посадили или за то, что он нефть у самого себя украл. Это так, для соблюдения норм приличия. Потому что на самом деле он настоящий мафиози, сидит за убийства, и по-хорошему ему надо было бы сразу дать пожизненное, просто доказать невозможно. Ты можешь себе представить, чтобы когда-то Аль Капоне выпустили из американской тюрьмы?
Потемкин отрицательно помотал головой.
– Я тоже не могу. Поэтому, как сказал Глеб Жеглов, будет сидеть. Миша вообще для нашей вертикали – отличная находка. Не удивлюсь, если они втихаря ему уже орден за заслуги перед Отечеством первой степени повесили. Ведь это благодаря Мише операция по разгрому всяческой фронды и равноудалению нашего брата как по маслу прошла. После того как его закрыли, все сразу выстроились. Просто «шок и трепет».
Кирилл вдруг вспомнил свой разговор с Ходорковским в ночь на 24 октября 2003 года. Предвыборная гонка в Госдуму выходила на финишную прямую, а над одним из ее основных спонсоров и субъектов тучи уже не просто сгустились – они били градом всю его империю. Платон Лебедев, серый кардинал и казначей ЮКОСа, а также заплечных дел мастер, старший офицер службы безопасности компании Алексей Пичугин к тому времени уже почти четыре месяца сидели в СИЗО. Прокуратура шмонала все, что было так или иначе связано с Ходорковским. В тот день как раз прошел обыск в офисе его главного пиар-подрядчика по избирательной кампании «Яблока» – Агентстве стратегических коммуникаций, с которым Кирилл тесно сотрудничал. Поздно вечером с какой-то своей очередной пассией Потемкин заехал в клуб Up & Down, где уже за полночь появился Ходорковский. Олигарх сел за столик и с кем-то разговаривал, рядом рассредоточились его гвардейцы. Потемкинские друзья из администрации посоветовали Кириллу держаться подальше от человека № 1 из российского списка «Форбс», так как решение об аресте хозяина «самой прозрачной компании в мире» уже было принято. Но Потемкин был слегка навеселе. К тому же он относился к взлетевшему на недосягаемую высоту комсомольскому жучку с определенной долей симпатии, хотя шапка Мономаха была этому Сеньке явно не по размеру. Поэтому, когда Ходорковский остался один, Кирилл подошел к его столику. Охранники попытались было остановить его, но патрон узнал одного из своих контрагентов и разрешил подпустить. Собственно, Потемкин хотел сказать буквально несколько слов – о том, что, по его мнению, «Яблоко» на выборах пролетит, как фанера над Парижем, и что самому Ходорковскому пора тоже сматывать удочки в направлении французской столицы, ибо в противном случае ему светит тюрьма. Реакция олигарха на этот добрый совет Кирилла очень удивила. Ходорковский сказал что-то вроде «чему быть – тому не миновать… от сумы да от тюрьмы, знаете ли…». Но это была совсем не ирония человека, оторвавшегося от реальности, нет. Скорее обреченность. Потом, уже после громкого ареста, анализируя этот короткий разговор, Потемкин пришел к выводу: Ходорковский лучше него знал, что его ждет через сутки в новосибирском аэропорту «Толмачево». Но вопрос о том, почему, имея полную информацию, Ходорковский просто не слинял, как тот же Березовский, оставался для Кирилла все эти годы открытым. Теперь все становилось на свои места, и в голове у Потемкина просветлело от того, что одной загадкой стало меньше.
